— Ну, зачем же быть такой грубой, милая? Я вроде вежливо спросил, — отвечает гибрид, не повышая тона.

Он двигается за мной, запахивая ворот пальто.

— С ней все нормально, — резко откликаюсь я, раздраженно поведя бровью.

Зачем он спрашивает меня, когда может сделать это сам? Ах, да. Кэролайн ведь запретила Клаусу приближаться к ней ближе, чем на десять километров. Тогда все ясно. Однако, гибрид держит свое слово. Я вроде не видела его рядом с ней.

— А как твое состояние?

— К чему эти вопросы, Клаус? Если пришел побесить меня, то можешь сваливать, я и так вся на нервах! — вспыхиваю, словно спичка, не заботясь о повышении голоса.

Плевать, если я охрипну. Мне просто нужно отцепить от себя этого кровавого сердцееда. Гибрид усмехается, прищуривая глаза. В уголках появляются морщинки, но это нисколько не портит лицо Первородного.

— Что же так тебя взбесило? — интересуется он, не скрывая иронии.

— Ты, — выпаливаю я и закатываю глаза, будто сказала что-то до одури очевидное. — Что ты ко мне прицепился? Тебя что-то интересует во мне? Нет? Проваливай, Никлаус, прошу. У меня трещит голова и, мне кажется, что я сейчас упаду в обморок.

Мой голос стихает, и я пальцами сжимаю виски, чувствуя, как ритм сердца ускоряется. Рука Первородного ложится мне на плечо. Я удивленно смотрю на нее, а потом стряхиваю, хмурясь.

— Избавь меня от своего общества. Пожалуйста, Никлаус.

И он уходит. Просто исчезает, поджав губы.

Как и отец. Из моей жизни.

Выкидываю дурные мысли из головы и вижу вдалеке свой дом. Решительно направляюсь туда, зная, что Кэролайн устроит мне знатную взбучку.

***

В комнате тепло. Кружка горячего чая с имбирем и тихая музыка на фоне. Уроки в школе отменили из-за погодных условий. И до сих пор никто не знает, что происходит. Бонни куда-то пропала, на звонки не отвечает, а Елена целыми днями проводит беседы с братьями Сальваторе. Точно не знаю какие, но из дома они выходят помятыми. Кэролайн недавно ушла к матери на работу, чтобы помочь с бумагами, а меня, как «старшую», оставили дома, предварительно отключив интернет. Интересное начало дня. И веселое.

И вот теперь, я сижу совершенно одна, не думая ни о чем. Просто сижу на кровати, бездумно уставившись в стенку. Классно было бы, если бы у меня появилась собака. С детства хотела завести ее, однако у мамы аллергия на «адских гончих». Так она называет обычных маленьких песиков, которые по ее словам, отравляют жизнь больше, чем попугаи.

Хмыкаю и, допив кружку чая, встаю с кровати, подходя к навесному шкафчику. Там лежат мои детские рисунки, которые я не могу выкинуть уже третий год. Они состоят из частиц воспоминаний, что так быстро забываются. На одном из них изображен Орф*. Огромный двуглавый пес, нарисованный черным карандашом и красными красками. В детстве Кэролайн пугала меня, говоря, что он придет за мной и съест кишки, если я не буду правильно питаться. А я верила. Ела картофельное пюре, которое просто ненавижу и пила клюквенный сок, который ассоциируется с кровью. Было забавно, когда я нечаянно пролила его на себя, а потом с жуткими воплями прибежала к матери, вопя как жертва из фильма про графа Дракулу. Она отшлепала меня. Так сильно отшлепала, что три дня я сидела в комнате, поедая грифель карандашей из пенала сестры. А затем у меня была высокая температура, но кто же знал, что нельзя есть грифель? Вот именно. В семь лет я до этого не додумалась.

Сейчас, вспоминая эти моменты, мое сердце сжимается от понимания, что детство прошло и наступила реальность. Чарующая и, в тоже время, уносящая с собой счастье. Детское, независимое и легкое счастье.

Дергаюсь, когда слышу стук в дверь. Смотрю на время и возмущенно приоткрываю рот. Они так рано вернулись? Спускаюсь вниз по лестнице, поправляя все время спадающую лямку майки. Не заглядываю в глазок, а сразу открываю и тут же хочу захлопнуть обратно, однако нога Первородного вампира мешает.

— Лидия, привет! Вот погостить пришел. Впустишь? — младший Майклсон задорно поднимает бровь, облокачиваясь об косяк.

— Что-то ты слишком много всего произнес. Не повторишь? — я упрямо складываю руки на груди, загораживая проход.

Кол ухмыляется.

— Ты язвишь? Интересно. Мое природное обаяние должно было охватить тебя сразу. Ты не поддаешься чарам? — он придвигает свое лицо к моему, однако невидимый барьер заставляет его остановиться.

— Я не поддаюсь, потому что упряма. Ты должен был это уже запомнить, Кол. Я не раз повторяла.

Вампир задумчиво прикусывает губу, оттягивая, а потом на его устах расплывается ехидная ухмылка.

— Твой колкий язычок поражает меня своей мудростью и бесстрашием. Не боишься, что я сломаю тебе шею? — шепот разрезает тишину и я слышу, как с соседней крыши падает комок снега.

Пожимаю плечами.

— Пока я в безопасности, а там… Посмотрим.

Он смеется, убирая челку с глаз.

— Так ты не пригласишь меня?

— Зачем? — спрашиваю я, отлипая от прохода, и делаю шаг назад. — Я не настолько безрассудна, ведь ты мне только что буквально угрожал.

Он притворно поражается, кладя руку на сердце.

— Я? Угрожал? Милая, я не умею угрожать. Я могу убивать и делаю это с особым удовольствием. Хочешь? Могу продемонстрировать, — Майклсон приподнимает уголки губ, оглядываясь.

Я смотрю за его спину, замечая соседку. Она учится в колледже.

— Не смей, монстр! — вскрикиваю я и уже хочу сделать шаг вперед, однако что-то не дает мне.

Нет, Лидия, не будь глупой. Кол оборачивается с невинной ухмылкой.

— Но она ведь такая… Вкусная, — выдыхает он и его лицо в мгновение преображается.

Черная сеточка вен появляется под глазами, а острые клыки прорезаются сквозь десна. Глаза Кола наливаются жаждой крови и я инстинктивно отхожу назад, обхватывая плечи руками.

— Не трогай ее, — Майклсон фыркает и перемещается, появляясь за спиной соседки.

Я вскрикиваю, зажимая рот руками и заглушая последующий крик. Девушка дергается в руках вампира и ее глаза закатываются, а вмиг побледневшие руки, безвольно опускаются по швам. Древний до сих пор вгрызается в шею бедной студентки, разрывая ткани и перекусывая сонную артерию. Он небрежно откидывает труп, вновь появляясь передо мной. Я до сих пор прижимаю руки ко рту, ошарашенно смотря на парня.

— Как тебе? Она была довольно вкусной, — он вытирает рот тыльной стороной ладони и невинно улыбается.

Я тычу в него пальцем, поджимая губы. Господи, он только что убил человека. При мне. Нет, конечно, я видела чужие смерти, но что бы так… Боже.

— Уходи, — тихо всхлипываю, дергая дверь за ручку.

Она поддается, но продолжает скрипеть. Кол закатывает глаза, презрительно скривившись.

— Почему вы, люди, такие чувствительные? Это ведь просто смерть. Почему вы так реагируете на убийство, хотя где-то там люди умирают от какой-нибудь болезни? Что с вами не так?

Его вопрос привел меня в бешенство.

— Просто смерть? Ты не понимаешь! От болезни умирают сами… Это естественно. А убийство — это неестественно. Убийство — это грех. Хотя, вы, Майклсоны, уже погрязли в грехах, — дополняю я, уже почти захлопнув дверь.

Кол возмущенно приподнимает брови.

— Нет, с тем, что погрязли в грехах я полностью согласен. Мы кровожадные вампиры, терзающие души на дороге жизни. Но убийство это естественно! Ты освобождаешь мир от мусора, что заполнил его. Убирать мусор — естественно.

Я резко качаю головой.

— Ты не понимаешь. До тебя не доходит. Уходи, — я захлопываю дверь и тут же закрываю ее на замок, затылком соприкасаясь с деревом.

Слышу дыхание вампира и его горький смешок.

— Все вы одинаковые. Считаете нас монстрами, а сами…

Порыв ветра и он уходит, оставляя после себя шлейф запаха. Обхватываю голову руками, корчась от боли. Медленным шагом иду на кухню, доставая из аптечки таблетку. Запиваю ее прохладной водой, садясь на стул. Похоже, я простудилась. Слышу стук в дверь. Мученически прикрываю глаза, однако на этот раз смотрю в глазок. Кэр и мама. Открываю дверь и они входят. Довольные и усталые. Смотрю на дорогу, но тела соседки не нахожу. Кол забрал его.