— Играете?

Скридон застегнул одну пуговицу на пиджаке, посмотрел, идет ли ему, и снова расстегнул.

— А в это играют вдвоем?

— Вдвоем.

Помогая ей расставлять шашки, Скридон спрятал две в карман, потом они вместе стали искать их по всему клубу. Искали долго, и только когда инструкторша улыбнулась ему раза два да еще оперлась на его плечо, чтобы влезть на стул, только тогда Скридон нашел пропавшие шашки, которые лежали, конечно, между стульями.

Потом парень внимательно выслушал объяснение игры, но, как только Николаева двинула первой шашкой, засунул руки в карманы.

— Это напрасно… У меня только четыре класса.

— Ничего, научишься.

Увидев, что у него осталось мало шашек, Скридон показал ей воробьиное гнездо под стрехой, и, пока она его разглядывала, украл у нее несколько шашек, оставив приблизительно столько же, сколько было у него.

Николаева, казалось, ничего не заметила, но через три минуты у Скридона уже не было ни одной.

— М-да… Плохо дело.

И еще дважды говорил он «плохо дело», но четвертую партию Николаева позволила ему выиграть. Едва он забрал у нее последнюю шашку, как тотчас же подозвал пришедших в клуб ребят.

— Смотрите, ребята! Я только что научился играть и уже победил.

— Врешь.

— Вру? Я вру? Товарищ Николаева, скажите…

И когда Николаева подтвердила перед всеми, что проиграла партию, Скридон прищурил один глаз и щелкнул языком: дескать, мы тоже не лыком шиты.

Потом он отозвал в сторону ребят, каждого поодиночке, и сказал им, что танцевать с инструкторшей они могут, но чтобы никто и не подумал провожать ее домой — он уже договорился с ней.

Проводил он ее или нет — разве можно узнать у Скридона? Только вернувшись домой около полуночи, он, недолго раздумывая, из своей палочки нарезал шашек, а доску соорудил из переплета старой книги «Житие святого Фомы». Встал до света и, пока его мать засыпала муку для мамалыги, расставил их на столе.

— Мама, идите-ка сюда.

— Чего тебе?

— Так не могу сказать, подойдите поближе.

Мать подошла, вытирая руки.

— Ну?

— Значит, эти красные — ваши. Белыми играю я.

— Ну-ну.

— Вы можете двигать одной шашкой. Только помните, что я ее у вас заберу.

— Господи, Скридон, у тебя только глупости в голове! Лучше бы вышел и накормил уток, а то они ходят голодные вокруг хаты.

— Пусть себе пасутся. Птица зелень любит.

Но уже всходило солнце, и надо было ехать пахать. Скридон сунул шашки в котомку — найдет он в поле какого-нибудь игрока.

Время пахоты уже прошло, для прополки рано, и в поле было пусто — лишь кое-где на склоне холма одинокий пахарь чертил борозду за бороздой. Скридон сдвинул шляпу на затылок, держал плуг одной рукой и смотрел во все стороны даром, что ли, он взял с собой эти шашки? Поодаль увидел девушку, узнал ее, протяжно и красиво свистнул, как делал всегда, когда мать его сомневалась, выйдет ли из него толк.

— С ней-то я поиграю!

Но в этот день солнце словно напилось пьяным — вот уже подошло к зениту, а потом остановилось на месте, будто собиралось вернуться назад. В конце концов Скридон предоставил его самому себе. Задал корм лошадям, взвалил котомку на плечо и направился к девушке.

— Эге-ге, Домника! Положи-ка сапу, пусть она отдохнет, а то потом будешь просить, чтоб я отвез ее домой на подводе.

— А если моя сапа не устает?

— Это ты мне говоришь?

И, чтобы не осталось никаких сомнений, Скридон уселся на землю как раз там, где остановилась девушка, опорожнил котомку.

— А что это такое, Скридон?

— Турецкие бобы. А ну, подойди, я тебе погадаю, когда выйдешь замуж. Смотри, эти, белые, — мои. Красными будешь играть ты.

Домника заколебалась.

— Да мне еще много сеять, Скридон.

— Брось, я сам посею. Сколько у тебя здесь? Полгектара? Вечерком заскочу и сделаю все.

Домника проиграла первую партию, но, увидев, что проигрывает и вторую, лукаво посмотрела на него.

— А где твои лошади, Скридон?

Скридон быстро поднялся, посмотрел на телегу, которая одиноко стояла, вонзив дышло в небо.

— Вот черти! Пошли на водопой. Ничего, я их найду.

Все же вынужден был собрать свои шашки.

— А ты чертовски хорошо играешь, Домника. Голова закружится, пока заберешь у тебя шашку.

Домника ответила горделиво:

— А ты что хотел? Чтобы я отдала их даром?

Скридон постоял в раздумье.

— Знаешь что? Прихода вечерком в клуб. Посмотрю, как ты будешь играть костяными.

— Да разве тебя найдешь в клубе!..

Скридон почесал затылок.

— Тогда я зайду за тобой. Приду в воскресенье. После обеда.

— Приходи.

Парень, взвалив котомку на спину, сделал несколько шагов и остановился.

— Только слушай, Домника. Чтобы ты мне была дома, а то я рассержусь. А если я рассержусь — баста. Ни за что не помирюсь.

— Такой ты злопамятный?

— Что поделаешь? Характер… — И пошел к своей подводе, тяжело ступая под бременем несокрушимого характера, которым его наделила судьба.

— Ты еще не готова, Русанда?

Девушка гладит кофточку. Вся раскраснелась, губы крепко сжаты.

— Нет еще. А почему вы спрашиваете?

— Как бы не опоздать на базар. Люди уже с каких пор идут. Вот и парень тетушки Фрэсыны…

Девушка привстала на цыпочки, глядит в окно поверх занавесок. А горячий утюг стоит на кофточке — хорошо еще, что Георге не задержался возле их дома, а то осталась бы девушка без кофточки. Быстро отвернулась, равнодушно спросила:

— Кто? Георге?

— Конечно, Георге. Сколько сыновей у тетушки Фрэсыны?

Через несколько секунд кофточка была выглажена, Русанда надела ее, оглядела себя с одной стороны, с другой.

— Мама, как сидит?

— Хорошо сидит.

Одевшись, зашла в каса маре, порылась в своем приданом, разложенном на софе, и достала из-под коврика десять рублевых бумажек — весь свой капитал, который она собирала около года. Завернула деньги в платочек, засунула его в карман.

Ну и шагают эти парни! Что ни шаг, то сажень — попробуй-ка догони их! Скажем, иногда и правда нужно спешить, во какая может быть спешка, если идешь на базар? И не оглядываются — она уже это заметила, — парни никогда не оглядываются. Ну а если едет подвода или машина — она не понимает, как это можно идти не оглядываясь?!

Георге шел своим обычным, спокойным шагом. Заметит кого-нибудь во дворе — поздоровается и снова идет, выбирая хорошую дорогу, чтобы не портить обувь. Он уже спускался к мосту, а впереди него… Впереди него шел Харитон, с которым Георге учился в школе. Остановятся они или нет? Русанда готова поспорить, что остановятся!

Она опустила голову, сделала десяток шагов, и, когда подняла глаза, парни были уже рядом. Тревожно забилось сердце, а тут ветер взял да и вырвал из-под косынки прядку волос и стал трепать ее по щеке.

Господи, да вырастут когда-нибудь эти косички или уж лучше отрезать их? Мама говорит, что вырастут — есть еще время. Так пусть вырастут сейчас, потом ей уже будет все равно. Что из того, что у ее матери сейчас длинные косы, — разве приходит кто-нибудь посмотреть, какие косы у тетушки Катинки?

Русанда поздоровалась с парнями и поднялась на мост.

— Ты куда, Русанда?

При постороннем девушка не решилась взглянуть на Георге. Привстав на цыпочки и пробуя, крепко ли держат доски моста, ответила:

— Иду на базар.

— Подожди, пойдем вместе.

— Идемте.

Выйдя из села, Георге спросил:

— Пойдем по тропинке, напрямик?

«По тропинке пойдет все село, — подумала Русанда, — каждый будет нас останавливать, рассказывать всякую чепуху».

— Пойдем лучше по дороге.

А была эта дорога широка и красива, окаймленная подорожником, и долго еще идти им рядом, — правда, дорога исчезает за поворотом, но это ничего не значит, потом она идет долиной до самой станции, а до станции еще далеко, только еле виднеются два серых тополя, и рядом с ними висит тонкая струйка дыма, — видно, на станции стоит поезд.