Зал аплодировал горячо и продолжительно.

...Идти в театр, смотреть московский «Пролеткульт» у Корнилова не было настроения.

Завтра Ременных спросит: «Вы что же это, Петр Николаевич, не поддерживаете наши культурные начинания? Откалываетесь от коллектива? Надо было пойти, показать пример товарищам с мест, из округов, пример организованности краевого планового аппарата!» Но бог с ним, с Ременных, Корнилов пошел не в театр, а в Крайплан, в свой кабинетик, к своим бумагам с цифрами и планами, с перепиской, с данными о природных ресурсах Сибири. Он ведь к этим бумагам привязался, чувствовал себя своим среди них.

КНЯЗЬ УХТОМСКИЙ

В Крайплане было пусто. Корнилов заглянул к секретарше Прохина, может, Прохин еще раз звонил, просил подготовить ему какие-то цифры на завтра!

Нет, Прохин не звонил, а секретарша, совсем недавно принятая на работу дама в годах, в комплекции, но, как и положено быть, подпудренная и подкрашенная, беседовала с каким-то посетителем по-французски.

— Неужели там было интересно? — спрашивала секретарша.

— Если бы через два дня на третий там подавали бифштекс, я бы не ушел оттуда — изысканное общество!

Приблизительно так понял этот разговор Корнилов, приблизительно — во французском он был не силен, забыл со времен самарского реального училища.

Он внимательно посмотрел на посетителя. Что за фрукт? Фрукт был молод, лет двадцати пяти, и порядочно помят: бледный, со впалыми щеками, с морщинистым лбом, глаза только слегка прикрыты, одежда серая, поношенная, помятая. Сапоги, правда, были шевровые, блестящие, попахивали ваксой.

Что это «бывший», хотя и молод, но все равно он, сомнений нет, хотя бы потому, что французский язык. Корнилов с любопытством посматривал на посетителя. Секретарша и еще сказала:

— Может быть, вам обратиться вот к этому? Он ведь здесь тоже некоторый начальник. Обратитесь, пожалуй...

Молодой человек встал, прищелкнул сапогами, поздоровался и, протягивая серенький неопрятный клочок бумаги, все еще сохраняя в речи что-то от французского, сказал:

— Здесь все написано. Здесь все написано гораздо лучше, чем я могу объяснить. Но нет товарища Прохина и меня некому принять. Может быть, вы примете? Поможете! Мне нужна помощь. Мне, честное слово, сию же минуту нужна помощь!

На клочке бумаги с неровными краями было отпечатано типографски и вписано от руки следующее:

Форма «В»

Бюро распределения рабочей силы

Адрес: Крайплан

Корешок исполнения № 79

Вследствие в/требования от...

Направляется гр-н Ухтомский Юрий Юрьевич на должность младшего библиотекаря

Зав. секцией (подпись неразборчива)

Такого вида бумажки Корнилов знал, не один раз в КИС направляли таким же способом работников — счетовод по такому квитку был принят и делопроизводитель, и на этот раз он тоже ничуть не удивился бы, если бы не одно обстоятельство: строка «Вследствие в/требования» была зачеркнута, от руки же вписано: «По направлению ОГПУ».

— Давно ли вы оттуда, Юрий Юрьевич? — спросил Корнилов.

Молодой человек ответил четко:

— Вот уже два с половиной часа.

— Не так много,— заметил Корнилов.

— И не так мало!

— Куда же вы торопитесь?

— На работу. Я должен устроиться на работу немедленно!

Корнилов посмотрел на Ухтомского в ожидании пояснений, тог пояснил:

— Во-первых, я должен получить денежный аванс. Ну, хотя бы рубль. Ну, хотя бы пятьдесят копеек. Во-вторых, я должен получить справку, что я состою на работе. Обязательно справку — у меня нет никакого вида на жительство, а без справки меня в дом крестьянина не пустят переночевать. В ночлежку не пустят!

— Рубль я вам одолжу.

— Большое спасибо! Я вам признаюсь, я имел какие-то копейки, но знаете, сколько на воле соблазнов? Ну вот, я и выпил лимонада, а потом еще почистил вот это.— Он показал на сапоги.— Когда неожиданно выходишь на волю да еще с направлением на работу, становишься совсем взбалмошным, как ребенок! Так как же справка?

— Справку мы напишем.

— С печатью?

— С печатью КИС. Комиссия по изучению производительных сил Сибири,— зачем-то прояснил Корнилов, хотя молодому человеку, судя по всему, это было совершенно безразлично, что за комиссия, что за печать, лишь бы печать.

— Круглую? — спросил он уже радостно.

— Круглую! — подтвердил Корнилов.

— Не знаю, как вас и благодарить,— вздохнул молодой человек.— Право, не знаю. Такое положение, такое, знаете ли, положение! Я их там очень просил, чтобы они выпустили меня завтра после завтрака, а не сегодня перед самым обедом, я предчувствовал, что со мной получится неприятность. Конечно, не послушали... Да и мои... мои коллеги советовали не задерживаться до завтра. Простите, как вас зовут?

— Петр Николаевич!

— А меня можете называть Юрой!

— А по фамилии?

— Можете и по фамилии. Отчего же? Я к этому тоже привык.— Теперь молодой человек стоял свободно, опираясь одной рукой на стол секретарши, напряженность в его фигуре не то чтобы исчезла совсем, но уже не бросалась в глаза, морщины на лбу расправились, в общем, он стал похожим... ну, конечно, на самого себя, еще молодого, воспитанного и много пережившего человека.

— А вот скажите, фамилия Ухтомский — это что же? Та самая?

— Та самая...

— Княжеская?

— Князь был моим дядей.— И потом уж совсем весело он заметил: — А я был его племянником! И наследником! Разумеется, что все это было так давно, что кажется, не было никогда.

— Ах, вот как,— усмехнулся Корнилов.

— Именно так, именно так,— подтвердил Ухтомский.

Когда уже готова была справка о том, что «Предъявитель сего гр-н Ухтомский Юрий Юрьевич состоит на службе в Краевой плановой комиссии в должности мл. библиотекаря», когда справка была заверена круглой печатью КИС, а счастливый Ухтомский направился к выходу, чтобы где-нибудь пообедать и подыскать ночлег, Корнилов и еще спросил его доверительно:

— Сидели-то вы, Юрий Юрьевич, по делу? Или просто так?

Ухтомский остановился, удивленно посмотрел на Корнилова.

— Вот и видно, что вы не в курсе дела, видно, что не знаете порядка! Да разве я могу сказать! По делу? Без дела? Для этого что нужно знать, для того, чтобы ответить на ваш странный вопрос? Для этого нужно совершенно точно знать, что такое дело. И что такое не дело. А кто же это знает? Никто не знает, как есть никто на свете! Так я вас еще очень благодарю, Петр Николаевич! Вы представить себе не можете, как я...

И он пошел к дверям, молодой и счастливый князь Юрий Юрьевич Ухтомский.

А Корнилов позавидовал князю — тот был счастлив!

И сказал ему вслед:

— Ну, не хотите рассказать, что, как и за что, и не надо! И не рассказывайте, разве я настаиваю. Да ничуть!

И если бы встреча с князем была последней, последним впечатлением дня. Не тут-то было...

Корнилов, предчувствуя, что не тут-то было, провел время до позднего часа в своем кабинетике, так было спокойнее, среди своих бумаг и цифр. Кроме того, не исключено, что завтра Прохин вытащит на трибуну и самого Корнилова, могло случиться. В то же время и непохоже было на это после того, как Прохиным было сделано внеочередное сообщение о вредительстве в Донбассе.

Вот Корнилов и гонял разные цифры по разным отчетам, по разным справкам, по разным графам, по докладным и объяснительным запискам. Цифры были послушны, куда пошлешь, туда они без всякого недовольства идут, но в то же время они были себе на уме, будто у них есть собственная, тайная жизнь, и все это потому, что они были коварно приблизительны, за их точность, достоверность и правду нельзя было ручаться, то ли цифра больше самой себя, то ли значительно меньше — угадай?