Эх, как вскипел тут Бош Бермак, как схватил свой ножище, и как бросился к тётушке Корове. А тётушка Корова ещё спала и во сне видела зелёный луг, солнышко и себя маленьким телёнком, который бегает вокруг мамы-коровы.

— Убью! Зарежу! — заревел Бош Бермак и уже взмахнул ножом, но тут тётушка Корова открыла один глаз и спокойно сказала:

— Убивай… если ты сам сможешь давать молоко для королевы.

И Бош Бермак осознал, что он никак не может убить тётушку Корову, ведь на самом деле в Пуршамии только она даёт молоко, которое каждый вечер с таким удовольствием пьёт королева Пуршама. И если бы он убил тётушку Корову, королева съела б его живьём. Бош Бермак в сердцах тольки плюнул, спрятал ножище и вышел.

Он запряг дядюшку Коня и тётушку Кобылу в свою тележку, схватил в руки здоровенную жердь (когда он очень спешил, то подгонял коней не кнутом, а этой жердью) и помчался на поиски беглецов.

Когда он проезжал мимо дворца королевы, оттуда неожиданно как ошпаренный выскочил какой-то человек и с криком: «Стой! Стой!» — бросился к нему. Человек был такой всклокоченный и так быстро выскочил, что Бош Бермак не сразу узнал в нём придворного повара Бом Штекса, даже не успел остановить коней. Бом Штекс на ходу вскочил в тележку, больно пихнув при этом Бош Бермака коленом в бок, и закричал:

— К пекарне! Гони к пекарне! Быстрее!

— Что значит «к пекарне»? И что значит «гони»? Ты кто такой? Ну-ка, кыш отсюда! А то как дам! — и Бош Бермак больно пихнув Бом Штекса локтём. Бош Бермак не любил, чтоб на него кричал кто-либо, кто не был его начальником.

— Бошик, милый, не будем ссориться, — умоляюще сказал Бом Штекс. — Гони, дорогой, к пекарне быстрее! Вот так надо! — он провёл себе ладонью по шее. — Я ж едва-едва уговорил только что королеву переменить сегодняшнее меню, не делать сегодня жаркого из козлят. Ведь я же его никогда не делал, боюсь испортить и не угодить королеве. А кабанище-стражник сжёг, свинья, все мои поваренные книжки. Негде даже рецепт прочитать. Так я вот уговорил королеву, что вместо козьего жаркого приготовлю ей лучше медовый торт. Гони, Бошик, дорогой! Гони, а то не успею. Надо же хорошо вымесить. Да чтобы поднялось. Гони!

— Но-о! — не своим голосом закричал Бош Бермак и так стегнул жердью дядюшку Коня, что тот даже подпрыгнул на бегу.

Эх, и обрадовался же Бош Бермак!

— Да ты знаешь, Бом дорогой, как ты меня выручил! — радостно завопил он. — Эти чёртовы козлята, из которых ты должен был делать жаркое, как раз убежали сегодня ночью из хлева. И я вот мчался их искать. Поскольку боялся, что королева изобьёт меня до полусмерти, как узнает, что не из чего делать это жаркое. А Видивас-Пампас грозился превратить меня в горстку пепла. Но раз сегодня жаркого не будет, то у меня есть время, и я этих козлят преспокойно изловлю. Никуда ж они из Пуршамии не убегут.

— Да, да, конечно! — успокоил его Бом Штекс. — У тебя есть много времени. Я уговорил королеву сделать себе «разгрузочный» день, а то и два. Тогда, говорю, Ваше Высочество, вы с ещё большим вкусом и наслаждением съедите, говорю, жаркое из козлят. А сам, думаю, подъеду как-нибудь сегодня к Видивис-Пампасу. Он колдун, может, куда-нибудь махнёт и достанет рецепт, как готовить это жаркое. Ну, вот мы и приехали. Спасибо тебе, Бош.

— Ну, раз так, — сказал Бош Бермак, останавливая коней возле пекарни. — Я тебе помогу. Тесто замесить, печь растопить или ещё что. А ты мне потом этих козлят поможешь найти.

— Давай, — согласился Бом Штекс. — Всё равно же придётся из них жаркое делать. Следовательно, это наше общее дело.

А в это время близнецы-козлята, и не думая вовсе об опасности, спали в печи сладким сном. И снились им именины у тёти Нади. И пирог с яблоками. И пончики. И коржи с маком. И мороженое с вареньем… И они сладко причмокивали во сне губами. Хоть именины у тёти Нади были «взрослые», детей там не было, и папа с мамой брали Витю и Вову лишь потому, что не с кем их было оставить дома, близнецы очень любили эти именины. Во-первых, потому, что тётя Надя очень вкусно готовила, всё у неё было аппетитное, начиная от салата оливье, от холодца, от заливной рыбы и заканчивая вышеупомянутыми пончиками и собственноручно закрученным в электромороженице «Киевлянка» мороженым. А во-вторых, не знаю, как вы, а Витя и Вова ужасно любили сидеть и слушать, как беседуют, шутят и хохочут взрослые. И хоть они много чего не понимали, но даже рты разевали, слушая. Им это было ужасно интересно.

Нет, что ни говори, а именины у тёти Нади — это самый-пресамый настоящий праздник, преисполненный радости, счастья и аппетита. И пусть бы вся эта история произошла уже после именин тёти Нади, не так было бы досадно и больно. Но что поделаешь. Не всегда в жизни всё происходит так, как хочется. И вот Витя и Вова спят и видят во сне именины, и сидят во сне за прекрасным праздничным столом, и уплетают очень вкусные пончики и коржи с маком, и слушают безумно интересные беседы и шутки взрослых… А в это время в пекарню уже зашли Бош Бермак и Бом Штекс и так хлопнули дверями, что даже оконные стёкла зазвенели.

Ой, как это страшно после такого прекрасного радостного сна проснуться вдруг в тёмной грязной печи и ощутить, что вы не мальчики, а козлята, и что над вами нависла опасность быть зажаренными на обед какой-то жестокой глупой королеве.

Ой-ёй-ёй, как это неприятно!

Витя и Вова проснулись и заморгали глазами, ещё не соображая, где они и что с ними, ещё чувствуя на губах вкус пончиков, которые им только что снились.

Но внезапно они услышали:

— Ну, так я прежде всего затоплю печь!

Близнецы-козлята узнали голос Бош Бермака и вмиг всё вспомнили и вмиг поняли, какая опасность нависла над ними. Они прижались друг к другу и замерли.

Бош Бермак подошёл к печи и перед тем, как положить дрова, сунул в её тёмное чрево руку, проверяя, не стоит ли там какой-нибудь котёл или кастрюля.

Близнецы-козлята закрыли глаза. Вот сейчас…

Рука Бош Бермака дотронулась сперва к Вовиной голове, потом — Витиной. И сразу отдёрнулась.

— Вва-ай! — заверещал с перепугу Бош Бермак, ведь ему было не видно в тёмной печи, кто там и что. Да как бросится от печи, да как зацепится за кадку, да как опрокинется вверх тормашками, да как заедет Бом Штексу ногой прямо в носище. А Бом Штекс — шмыг! — в окно, да кувырком наружу, да сверху прямёхонько на спину тётушке Кобыле. А тётушка Кобыла ка-ак лягнёт — Бом Штекс чуть ли не до облаков и — ляп! — на землю. А Бош Бермак и сам кубарем через окно наружу, — чтоб одному не оставаться в пекарне. Жестокие всегда трусы.

Опомнились на дворе Бом Штекс и Бош Бермак, стали на карачках друг против друга, смотрят, как бараны.

— Бо… Бо… Бо… Бо… Бо-ш! — проблеял Бом Штекс. — Что… что такое?

— Да… Да… да… — залепетал Бош Бермак. — Да… там… в печи… что-то здоровенное и рогатое. Каких-то два бешеных быка, что ли! Чуть руку мне не съели.

— Тьфу! Да ты что! А даже если и быки. Ты же мясник. Что тебе быки! Ты же всякий скот режешь.

— Ага! Ведь там темно…

— Да ну тебя! Ох-х! Чуть шею не сломал из-за тебя! Ох-х! Всё болит! Ох-х! — простонал Бом Штекс. — Идём посмотрим, что там такое, и выгоним их из печи. Некогда мне. Не успею испечь торт — королева меня съест. Идём.

— Только ты первый, — быстро произнёс Бош Бермак. — Ведь… ведь у меня… нога болит.

Бом Штекс и Бош Бермак поднялись и, кряхтя, заковыляли в пекарню.

А в это время в печи близнецы-козлята лихорадочно думали, как им найти выход из, казалось, безвыходного положения.

— Витька, — прошептал Вова, — а ты помнишь то заклинания, с помощью которого колдун сделал из нас козлят?

— Помню, — прошептал Витя.

— Так, может, с его помощью можно превратиться обратно в мальчиков?.. Всё-таки из мальчиков, может, жаркого не будут делать.