Джеймс Сваллоу

Искупивший

Красный, словно ржавчина и кровь, закат следовал за транспортником.

Он располагался высоко над истертой до блеска, зеркально отполированной линией главного рельса, отбрасывая тени из-под носа поезда, пока состав из пяти выгонов петлял по пустыне. Токамак-реактор, сердце двигателя, стоящий позади крытых вагонов, перемещал их с умопомрачительной скоростью.

Выходя на прямую, колеса пронзительно визжали и выдавали фонтаны искр, покуда состав пытался

обогнать грозовой фронт.

Сначала быстро пришел бритвенный ветер, колючая пыль и камни, величиной с кулак человека,

поднялись с равнин Пустыни Оксид. Вихри и смертельный песчаный шторм мог вмиг содрать кожу и

плоть с незащищенного тела, превратив пыль в клинки и осколки гравия в пули. Такова была жизнь на

планете Ваал, существующая согласно сложным приливам и отливам от притяжения двух огромных лун

и их переплетенной орбите. Даже сейчас, Ваал Секундус низко крался в вечерних небесах, отражая

румяный свет далекого солнца, наблюдая за бегом поезда подобно глазу терпеливого охотника.

Словно паутина, рельсы покрывали всю поверхность Ваала, лучами расходясь от космопорта в Дуговой

Скале, соединяя великую Крепость-Монастырь Кровавых Ангелов на горе Серафима, реликтовые

донжоны на Сангре и все остальные спутниковые резервации, производственные мощности ордена, сооруженные на их родном мире. Эта система была построена по необходимости; жестокие погодные

условия пустынной планеты часто заставляли приземляться воздушные суда и пески замедляли

продвижение наземных машин, в то время как поезда могли пробивать свой путь даже в самые

суровые ураганы. И все же они не стали испытывать судьбу и сервы ордена чуть сильнее прижали

акселератор двигателя, когда бегущие впереди бури ветра ударили в след составу.

За обнаженным, опаленным солнцем металлом вагона, почти все пространство было заставлено

грузами, рядами контейнеров и модулей снабжения, предназначенных для терминала на другом

конце линии. В этом составе было всего три пассажира, и они заняли для себя целый вагон. Для себя и

своего исключительного груза.

Все трое были Адептус Астартес, братьями из ордена Кровавых Ангелов.

Двое старших были ветеранами арьергарда, молчаливыми, серьезно относились к своим

обязанностям. Ни один из них не открыл лица с тех пор как они взошли на поезд в Крепости, их

командирские оскаленные шлемы постоянно осматривали интерьер вагона и наблюдали за грузом.

Третий пассажир задумывался, общались ли они меж собой по закрытому вокс-каналу, присоединиться

к которому его не пригласили. Он вошел с непокрытой головой, его шлем магнитным зажимом был

прикреплен к бедру, как раз чуть ниже изношенной кобуры болт-пистолета на поясе. Его попытки

вовлечь их в беседу встречали короткие, в одно слово ответы и он, в конце концов, сдался. Он

продолжали часами ехать под аккомпанемент из скрежета и грохота колес под ними.

Брат Рафен позволил своему взгляду дрейфовать по пейзажу глубокой пустыни, мелькающей за

исцарапанным стеклом окна и задумался: что они думают о нем? Тяжелая и проклятая правда, которая

открылась на планете Сабиен, конфронтация, которая почти привела к гражданской войне среди

Кровавых Ангелов, погибшие космодесатники, сражающиеся с космодесантниками: все это было еще

столь призрачным и в полной мере не раскрыто перед обычными воинами ордена. И все же,

некоторые частицы правды проявились в казарменных разговорах и подозрениях. Многие видели

возвращение израненной от столкновения с предателями Несущими Слово “Европы” и боевых братьев

в таком же состоянии. Воины заговорили - это было неизбежным. Рафену сказали, что Магистр ордена

Данте издаст официальное уведомление через несколько дней, но тем временем воины спрашивали и

интересовались.

Если они узнают правду, заговорят ли они со мной? Спрашивал он сам себя. Или еще сильнее

дистанцируются, чем сейчас? Рафен отбросил сомнения в сторону. Он ничем не заслужил жить с

такими мыслями. Он находился здесь, потому что должен был исполнить один последний,

окончательный долг. Своего рода ритуал, хотя его не найти ни в одной из книг катехизисов или боевых

обрядов.

Его взгляд вернулся обратно, и неотвратимо упал на груз. Стального, серого цвета титановый цилиндр, длинной около трех метров, с петлями и охранными рунами вдоль оси. Контейнер был подвешен в

воздухе на гибких кабелях, натянутых меж стен, потолка и пола вагона. Вместе с поездом он мягко

покачивался, поочередно натягиваться и расслабляясь звенели кабеля. Рядом со сканером крови, который закрывал контейнер, стояли три личных печати, с которых свисали пергаментные ленты.

Он видел золотую отметку печати Данте рядом с отметками старшего библиария Мефистона и брата

Корбуло от духовенства. Там должна была быть четвертая, от Сефарана из Сангвинарной Стражи, но

преторианца не было на Ваале, когда Рафен прилетел обратно со своим трофеем. Он слышал что

говорили, будто Сефаран и его воины развернулись в Глазе Ужаса с важной и секретной миссией, но

это были только слухи.

Большинство слухов, размышлял он, были врагами истины. Рафен внезапно почувствовал желание кое

в чем убедиться и быстро вскочил на ноги, притянув к себе пристальное внимание ветеранов. Не

останавливаясь, он подошел к контейнеру.

Воины обменялись молчаливыми взглядами и опустили руки на болтеры. Они не подняли их, это еще

не стало проблемой. Но когда он потянулся к отполированной стальной поверхности, то уголком глаза

уловил, что дула медленно сдвинулись.

- Отойди, брат, - сказал мрачный голос.

- Вы не вправе отдавать мне приказы, - не глядя, ответил Рафен. На предплечье силовой брони он

носил недавно присвоенный желтый шеврон, обозначающий звание брата-сержанта, присвоенное ему

по пути с Сабиена. Несмотря на возраст ветеранов-арьергарда и их почести, технически его звание

было выше. Он стащил латную рукавицу и положил голую руку на контейнер.

Ничего. Он не был уверен насчет того, что он ожидал почувствовать - какую-то ответную теплую

пульсацию, наверное? Какое-то эхо непревзойденной мощи, которую он кратко ощутил на поле боя?

Рафен хотел открыть контейнер; но ветераны никогда бы не позволили этого сделать, даже если бы он

справился со сканером крови.

Рафен ощутил возникшее противоречие. Он находился здесь по молчаливому согласию магистра Данте

и скорее всего только потому, что лорд Мефистон высказался в поддержку его просьбы. Последний

факт угнетал его так сильно, что он не мог отчетливо это сформулировать. Повелитель Смерти своим

колдовским взором видел вещи, которые ни одному человеку или трансчеловеку не были известны и

Рафен чувствовал неловкость от мысли, что библиарий мог увидеть что-то в нем.

Но это… это странное, почти траурное обязательство, которое Рафен взвалил на себя, было последним

связующим звеном между ним и его родным братом Аркио.

Бедный Аркио, умерший на ступенях разрушенного кафедрального собора мира-святыни. Бедный

Аркио, невольно совращенный силами хаоса. Брат Рафена по крови, не только по сражениям, умер от

его руки, принесенный в жертву во имя избавление ордена.

Обещание - защищать брата, данное их давно умершему отцу, не было исполнено, в тоже время его

клятва Императору человечества осталась нерушимой.

Рафен убрал руку и взглянул на покрытые шрамами, мозолистые пальцы. На мгновение, красный

солнечный свет, отраженный от пустыни, через окно окрасил руку, как будто она была испачкана

кровью. Затем наваждение спало, и он почувствовал как поезд, замедляясь, резко поворачивает.