На этом мы расстались. Не сказав ни да, ни нет на предложение майора, я все-таки проникся к нему уважением. Со мной практически за последние месяцы вообще на эту тему никто толком не хотел говорить. Капитан, который вручил мне предписание, провел меня в штаб полка и, попрощавшись, передал другому капитану. Последний уже менее любезно прочитал предписание, сделал запись в какие-то свои книги, затем, ни разу не взглянув на меня, позвонил по телефону и доложил подполковнику, что в полк прибыл капитан на должность командира батареи. Тот что-то ему ответил, и мы вместе отправились к этому подполковнику. Это был начальник штаба полка, который оказался несколько любезнее сопровождающего меня капитана.

— Мне звонил начальник отделения кадров дивизии в отношении вас, — сказал он, — дал характеристику и прочее, пообещал сегодня прислать личное дело. Но лучше, если вы сами расскажете о своей службе и вообще биографию.

Не желая отнимать много времени у начальника штаба, я в двух словах представил биографию, несколько шире — боевой путь и послевоенную службу. Подполковник вначале посмотрел на меня вопросительно, очевидно, ожидая развития той темы, которая была поднята мною у начальника отделения кадров дивизии, о чем, конечно, его известили. Но я не намерен был об этом говорить, тем более что мне было дано время подумать. Тогда подполковник завершил разговор на весьма мажорной ноте:

— Ну, вот и прекрасно! Будем служить. Дивизия и полки у нас гвардейские, заслуженные. Командир полка — боевой, полковник Репин. Дивизион, где вы будете командовать батареей, на хорошем счету. Желаю вам хорошей службы! Будут вопросы — приходите. Капитан сейчас проводит вас в дивизион.

У меня настроение стало меняться к лучшему. Подполковник, как и майор в дивизии, тоже подкупал меня, в хорошем смысле слова, своей человечностью. И я уже причислил его к своим близким уже по новому списку — списку, который только начинался. Капитан привел меня к командиру дивизиона, передал и ушел. Я уже оказался как бы дома и при деле.

Командир дивизиона — майор Зиновьев, по возрасту далеко перешагнувший за средний, но орденских планок у него было не густо. Но сам он был очень корректный, внимательный. Не знал я точно, но догадывался, что командир дивизиона был офицером в училище и лишь в конце войны попал на фронт. У каждого своя боевая служба, и все зависит в основном от случая или старшего начальника.

Беседа у нас была долгой, деловой и доброжелательной. К нам подключились, но сидели вначале молча — начальник штаба дивизии майор Васильев, а затем и заместитель командира дивизиона капитан Валиков. Последний меня «прощупывал» капитально. Но я был доволен этим. Мне рассказали, чем занимается наш дивизион, где учетные поля, как строится учебный день и учебная неделя, общий порядок, принятый в полку, и т. д. Были вызваны командиры взводов, и я познакомился с ними в присутствии руководства дивизиона. Затем старший офицер на батарее — командир первого взвода — собрал батарею в Ленинской комнате, и командир дивизиона представил меня личному составу.

Все шло нормально. Время приближалось к обеду. Командир дивизиона приказал построить весь личный состав перед казармой. Я встал в общий строй как командир первой батареи. Командир дивизиона вызвал меня из строя и представил всему дивизиону, кратко сообщив мой послужной список. Затем дал команду старшинам вести батареи в столовую, а офицеров подозвал к себе. Мы перезнакомились.

Это был хороший шаг. Я уже почувствовал, что принят, и новая офицерская семья тоже станет мне родным домом. Все вместе пошли на обед в офицерскую столовую, а затем я устроился с жильем. Одна из казарм была отведена под офицерское общежитие. Минимальный уют и необходимые бытовые условия там имелись. На первом этаже располагался комбинат бытового обслуживания, в том числе парикмахерская, небольшой военторговский магазинчик и библиотека. В этом общежитии жили все взводные, ротные (батарейные) командиры и им равные. Здесь же было и несколько комнат для приезжих. А все остальные вышестоящие начальники снимали квартиры у немцев, тем более что большинство имели семьи.

Жизнь в полку проходила размеренно. Утром, после физической зарядки, на которую бегали все офицеры, жившие в общежитии, и после завтрака ежедневно, кроме выходного, проводился на занятиях полковой развод. До общего развода все проверялось в подразделениях (руководители занятий, конспекты, материальная база), а на разводе заместителей командир или начальник штаба полка командовал: «Полк, смирно, равнение на середину!» — и шел с рапортом к командиру полка: все подразделения к занятиям готовы. Командир полка командовал: «Вольно!», после чего отдавал распоряжение развести подразделения на занятия. Мы проходили поротно (батарейно) торжественным маршем мимо командира полка, рядом с которым всегда, как тень, стоял его заместитель по политической части майор И. Падерин.

Находясь от отца-командира и замполита на приличном расстоянии, с любопытством рассматривали их. Видно только было, что командир по габаритам был здоровенный, с выпирающим животом-грудью и фиолетовым, заплывшим лицом. Замполит — небольшого росточка и бледный. Мы всегда думали, что он бледный от переживаний: выстоит командир полка до конца прохождения всех подразделений или его придется поддерживать? Командир всегда выстаивал свои 20–30 минут. Но зато мы, проходя со своим подразделением рядом с ними, могли рассмотреть еще и детали у своего единоначальника. У него были пунцово-бурячного цвета не только нос, щеки, шея и отвисший подбородок, но и белки глаз.

Сейчас, вспоминая эту личность и ознакомившись с книгой А. Коржакова «Б. Н. Ельцин от рассвета до заката», особенно с теми фотографиями, которые там помещены, просто не нахожу слов, чтобы выразить свое удивление поразительным сходством во внешнем виде того командира полка и президента, которого, если говорить объективно, конечно, нельзя назвать не только президентом, но и нормальным гражданином.

Вот и Репин. За три года службы в этом полку он провел несколько считанных совещаний офицеров, на которых давал слово для указаний начальнику штаба и замполиту полка. Всё делали командиры батальонов и дивизиона. Лично он ни одного занятия (известного мне), а тем более учения не провел. Иногда присутствовал в тире при стрельбе офицеров из пистолета.

Зная характер В. И. Чуйкова и тем более Г. К. Жукова, которые терпеть не могли забулдыг и бездельников, я и все офицеры удивлялись, как этот «фараон» мог удержаться на своем посту и продолжать, так сказать, командовать? Хотя многие прекрасные командиры полков были уволены. И вообще, мы поражались в прошлом и сейчас — как земля терпит такое… страшилище, аномалию человеческую?

Уместно отметить, что за все годы службы я этого горе-единоначальника ни разу не видел в нашем офицерском общежитии или в офицерской столовой. Ему, наверное, и в голову не приходило, что надо периодически, хотя бы по разу зимой и летом собирать командиров рот и беседовать с ними, выясняя, какие существуют проблемы, оперативно реагировать и решать их. Все это делал начальник штаба полка. Фактически он спасал своего командира. А ведь если говорить о боевой выучке солдат и о воинской дисциплине, сплоченности подразделений, как боевых единиц, то ротный командир, командир батареи — это всё!

Через три месяца вверенная мне батарея по итогам проверки командира дивизиона заняла первое место в дивизионе, а при подведении итогов учебы за зимний период в приказе по полку она стояла уже в ряду пяти лучших подразделений полка. Это, конечно, подняло дух нашего личного состава. Мне лично импонировало и отношение ко мне командира дивизиона, который многократно бывал на занятиях, которые я проводил, в том числе с офицерами по артиллерийско-стрелковой подготовке, и всегда их оценивал высоко.

Вскоре этот командир дивизиона ушел, а на его место был назначен майор Володин. Не знаю, где и кем он был раньше, но в целом это был положительный командир. Нам, офицерам дивизиона, нравилось то, что он никому ни в чем не мешал. Но если у кого-то случался провал, то на совещании он делал замечание: «Что же ты нас подводишь?» Но как поправить дело, не говорил. В то же время, если одно из подразделений чем-то отличалось, он тут же собирал совещание офицеров и предлагал соответствующему командиру батареи поделиться опытом — как он добился столь высоких результатов. Затем соответствующим офицерам объявлял благодарность, а на построении дивизиона — всему личному составу отличившейся батареи (или взвода). Это, конечно, оказывало большое воспитательное значение.