Мария — 16 лет.

Меня тошнило до звездочек в глазах, выворачивало так, аж живот скручивало в узел, страшно болела голова, и жгло в горле. Очередной приступ и в голове щелкнуло, на секунду потемнело в глазах, меня качнуло, но я успела схватиться за бочок унитаза. Начинаю глубоко и часто дышать, в животе все ещё крутит, но желудок уже давно пустой, может, отпустит, хотя бы до дома добегу.

— Только не говори, что ты беременная, — раздается голос Влада за спиной, — я предохранялся, так что претензии не ко мне.

Осторожно отхожу от унитаза, ноги ватные, дрожат, хватаюсь руками за раковину, нужно сполоснуть рот и идти домой.

— Ты говорить можешь? — Спрашивает он, — или завтра поговорим?

— Завтра не будет, — тихо говорю я, — ничего не будет, я ненавижу тебя и очень надеюсь, что не беременна, не знаю, смогла бы я любить этого ребенка.

— А что так? — Ухмыляется он, — так плохо имел тебя? — Мне даже не нужно смотреть на него, я прекрасно знаю, как кривятся в усмешке его губы.

— Ты правильно выбрал слово, действительно имел, вот только меня не спросил, хочу ли я, чтобы меня имели?

— Не хочешь? Какая жалость, а вот я хочу, хотя ты лежишь как бревно, но это ничего втянешься.

— Нет! Можешь показывать запись хоть всему городу, я больше к тебе не приду, дура! Нужно было сразу тебя послать.

— Да, что не так-то? Или ты другого приметила?

— Пошел ты… — держась за стену, я начинаю двигаться к выходу.

— Без сапог и куртки пойдешь?

— Да хоть голая, лишь бы подальше отсюда, — как же болит горло, ноги еле двигаются, но отсюда нужно уходить.

Дверь поддается быстро, выхожу на площадку и поворачиваю к лестнице, этот предусмотрительно спрятал мою куртку и сапоги, боялся, что сбегу, наплевать, два дома пройти, я и в носках добегу, на улице уже стемнело, зима, да и мороз не сильный добреду, а если заболею так мне и нужно.

— Мне чужие обноски не нужны! — И в меня летит куртка и сапоги.

Собираю вещи, меня качает в стороны, оденусь на нижнем этаже. Голова болит так, что в глазах темнеет, осторожно спускаюсь на нижний этаж, сажусь на последнюю ступеньку и пытаюсь надеть сапог, ничего не получается, ногу всунула, а вот застегнуть молнию не могу.

— Машка, ты чего пьяная? — Голос знакомый, но от головной боли не могу сосредоточиться и вспомнить, откуда знаю его обладателя.

Меня хватают за подбородок и поднимают лицо перед глазами туман, но я узнаю друга Влада Валерия.

— Пусти, — пытаюсь дернуть головой, щелчок и страшная боль, разве может быть ещё больнее.

— Ты не пьяная, — внимательно разглядывая меня, говорит он, — чего так рано или Владу надоело?

— Пошел ты…! Такая же тварь, как и он, вместе камеру устанавливали, прикалывались наверное, нужный ракурс искали, плевать на вас, тошнит, ненавижу…

Голова дергается от удара снова щелчок в голове, больно, но не от удара, внутри болит.

— Тебя никто не заставлял встречаться с Владом, — шипит он.

— Кто же знал, что он насильник и шантажист, дура, знаю, только вы хуже…

— Насильник?

— Уйди, дай одеться, — шепчу я и пытаюсь натянуть второй сапог, застегнуть их все равно не получится, так пойду, ещё бы куртку надеть, можно и на плечи накинуть, лишь бы быстрей отсюда.

— Да что с тобой, ты же не пьяная? — Восклицает он, — ты больная, Валерий наклоняет голову, я даже сквозь туман вижу его ухмылку и откуда у меня силы взялись, поднимаю руки и вцепляюсь ему в лицо.

— Сучка! — Кричит он, отдирая мои руки и опять удар, мне совсем не больно, я вижу, как царапины на его роже наливаются кровью, — мало с тобой Влад поработал, лучше нужно было воспитывать свою подстилку.

Хватаюсь за поручни и начинаю подниматься, получается, хотя и качает в стороны, хватаю куртку и прижимаясь к поручням начинаю спускаться, на этого не смотрю, а он стоит в двух шагах от меня слышу, как зло дышит и молчит.

Мороз обжигает, идти в незастёгнутых сапогах неудобно, но если сейчас наклонюсь, то упаду и не встану. Куртку волочу за собой, холодно, но голова немного прояснилась и я вижу дома, ещё чуточку и я дома, хотя не уверена, что мне туда нужно, мама узнает о моем позоре и, если не откажется от меня, то взаимопонимания не будет. Ну откуда я могла знать, что Влад способен на такую подлость, он готовился к ней, ну добился своего, я стала его подстилкой на два месяца, видимо, доволен собой.

Подхожу к подъезду, нужно ключи найти, но сил уже нет совсем. Может, сесть на лавочку, замерзну, говорят, что это не такая уж и плохая смерть…. Развить мысль не дала резко открывшаяся дверь, соседка с первого этажа, жуткая сплетница, увидев меня в таком виде, застыла в проеме, держась за ручку двери, как бы пройти мимо её.

— Маша, ты пьяная?

— Принюхайтесь, что спрашивать, — соседка наклоняется ближе, как собака ведет носом, отстраняется и опять наклоняется ко мне.

— Тебе плохо?

— Очень.

— Ой! — Восклицает она, делает шаг на встречу и обхватывая меня одной рукой за талию тащит в подъезд. — Что у тебя болит?

— Голова, тошнит, ноги не двигаются, руки, все тело неустойчивое, — шепчу я.

Меня подталкивают к открытым дверям лифта:

— Похоже, что у тебя высокой давление. Скорую нужно вызвать, — говорит соседка, — ты же подросток. Гормонально неустойчивый организм, не только давление может случиться.

Не заметила, как лифт приехал на мой этаж, меня осторожно выталкивают из лифта, дохожу до двери своей квартиры, упираюсь в неё лбом, все это мой предел, сейчас сяду на пол и буду ждать маму.

— Сил нет? — Спрашивает соседка, — держись, я сейчас спущусь к себе и позвоню твоей маме.

Она уходит, а я бросив куртку на пол упираюсь руками в дверь, может, удастся немного постоять на ногах, хотя сил нет и опять тошнит, только не это.

— Маша, — тихий голос мамы за спиной, меня обхватывают со спины за плечи и отодвигают от двери, — потерпи немного, сейчас войдем, скорую помощь я уже вызвала, спасибо соседке, она согласилась встретить её и привести в квартире.

В квартире тепло и темно, меня сажают на пуфик, откидываюсь спиной на стену и закрываю глаза.

— Маша, сейчас пойдем в кровать, не отключайся, — шепчет мама.

Меня ведут в комнату, ещё немного и вожделенная кровать, как же болит голова, пить хочется, но боюсь, вдруг опять затошнит, до ванной точно не добегу, не смогу, ноги совсем не держат, мама тащит меня на себе.

Кровать, вожделенная подушка, я ложусь очень осторожно и закрываю глаза, может сейчас пройдет головная боль? Надежда — хорошее чувство, только в данный момент оно неуместно.

Выныриваю из болезненного дурмана, надо мной склоняется мужчина в халате, руки у него холодные, а ещё он пытается ровно уложить мою правую руку.

— Ну же девочка, помоги мне, нужно давление измерить, — говорит он, я пытаюсь выпрямить руку, мама стоит рядом и внимательно наблюдает за манипуляциями доктора, бледная и напряженная. А что будет, когда узнает, почему я заболела? Боюсь представить её разочарование: единственная дочь и так подвела, она на меня большие надежды возлагала.

Руку сдавило, больно, быстрей бы доктор укол сделал и ушел, хочется снять с себя вещи и накрыться пушистым пледом, помыться бы, смыть с себя все запахи, жаль, что воспоминания и стыд водой не смоешь.

— Будем делать укол, — громко говорит доктор, а я морщусь от громкого звука, — у неё очень высокой давление, либо это возрастное, в её возрасте такое бывает, давление может скакать как угодно, либо это стресс, я склоняюсь ко второму варианту, уж поверьте моему опыту.

Пока я обдумываю его слова, меня переворачивают на бок, приспускают штаны, укол, совсем не больно, видимо вся боль организма ушла в голову.