В кабинете Юра опять нашел дядю Яшу. Он снова писал за столом и, увидев Юру, смешно наморщил нос. Это у него всегда бывало, когда он начинал шутить. А Юре было совсем не до шуток.

Все же Юра решился поделиться с дядей Яшей своими сомнениями. Но тот вдруг так заразительно засмеялся неизвестно почему, что Юра, вконец обиженный, выскочил из папиного кабинета.

— Кутузову третье письмо пишу! Не мешай! — услышал он вдогонку.

Разве спросить закадычного друга — Алешу? Но тот, наверное, тоже не знает. Да и свой секрет выдавать неохота — пусть потом охает и завидует. Семинариста Сашку Евтюхова, который сейчас приехал домой? Он-то, может быть, и знает, но сейчас же наябедничает и, конечно, постарается раньше него удрать на войну, чтобы потом задаваться перед Ирой.

Юра презирал девчонок, слабосильных плакс и трусих, но Ира была не похожа на других девчонок — она была отчаянно смелая и озорная, не боялась влезать с ним и Алешей на водосточные трубы и на высоченные тополя и не задавалась, хотя и была на целых три года старше. А теперь она воображает: каждый день меняет ленты в косах и гуляет с Сашкой только что не под ручку. Изменница! Юра подговорил Борю, брата Иры, проучить Сашку. И они уже три раза бомбардировали его снежками.

Самое лучшее спросить о Наполеоне у незнакомых на вокзале перед отъездом.

Утром Юра так волновался, что ему в горло ничего не лезло. Тут еще мама стала уговаривать выпить касторки. Еле Юра отпросился «сделать моцион», чтобы захотелось есть. А если не захочется, то выпьет даже касторку. Мать посоветовала хорошенько побегать.

Кроме обычного ватного пальто и барашковой шапки, Юра решил взять рыжий башлык из верблюжьей шерсти. Раньше он не терпел башлыка: наденешь его на голову — ничего не видно. А сейчас опустил в капюшон башлыка, как в мешок, хлеб, спички, соль, забросил его через плечи на спину, а длинные концы протянул крест-накрест через грудь и завязал за спиной. Это было самое трудное — руки не доставали.

Из дома до выхода за ограду, окружавшую всю территорию училища, он шел как бы гуляя, а когда очутился на заснеженной, мощенной булыжником дороге, побежал.

Справа от дороги, в овраге, по льду речки Саксаганки катались на коньках сельские мальчишки. Заметив Юру, они призывно замахали руками, закричали. На противоположном склоне тянулось длинное-предлинное село Комиссаровка. Казалось, что оно состоит из одних сугробов и будто прямо из снега вставал и курчавился дым. По заснеженному полю со злобным шуршанием проносились мимо него клубки перекати-поля.

Но Юрино воображение было занято другой картиной. Он ясно видел огромную восторженную толпу, встречающую его на станции после возвращения с войны, даже слышал радостные клики, пальбу. Сам он сидел верхом на Орлике, лучшем племенном жеребце из училищной конюшни. Вороной жеребец гарцует под ним. Ира в белоснежном платье подносит герою букет красных роз. Посрамленный Сашка прячется в толпе…

Юра бежал. Резкий морозный ветер затруднял дыхание, толкал в грудь. По безлюдной заснеженной дороге крутилась поземка.

Юра часто оглядывался. Нет, он не вернется домой до победы! И он был даже рад, когда усилившаяся вьюга скрыла в белом мареве и кирпичные дома, и бескрайную ковыльную степь за ними. Теперь он мог не бояться, что его увидят. Сейчас, в метель, не различить было даже телеграфных столбов. Снег бил в лицо, слепил. Хорошо! Юре даже нравился этот сильный степной ветер, лихо свистевший в невидимых проводах. Каково французишкам! Пусть кутаются. Конечно, против ветра трудно идти. Но он все равно победит. Теперь только бы не заблудиться. Надо идти от одного столба к другому.

На перроне, за одноэтажным зданием станции из красного кирпича, в затишке, стояли трое крестьян в серых свитках и серых барашковых шапках. Юра подошел к ним, поздоровался и спросил, до какой станции надо купить билет, чтобы проехать на войну. Все они оказались удивительно бестолковыми — ни один из них не мог объяснить, а самый старый дед спросил:

— Чи паныч не бреше?

Ну что с такими разговаривать!

Зато кассир пусть не сразу, но все понял и обещал «приложить все силы, чтобы оказать посильное содействие храброму молодому человеку». Он сейчас же вышел из своей комнатки, где продавал билеты, запер дверь и дружески похлопал Юру по плечу.

— Какой изумительный кинжал! — воскликнул он и подкрутил кончики усов.

Кассир заговорщически подмигнул Юре, подвел его к скамейке (мог бы так не подталкивать) и попросил юного героя минутку обождать, пока он сбегает за офицером, который совершенно точно знает адрес Наполеона…

Пока Юра сидел на скамейке и обдумывал хитроумный план пленения Наполеона, к нему подошли те самые крестьяне.

— Чи то правда, панычу, що вы гуторили? — негромко спросил самый старый дед с белой бородой.

— Про войну?

— Та про войну. Мы люди неграмотни и ничого не чулы. Може, то секрет?

— Так вы ничего не знаете про войну? — обрадовался Юра и принялся рассказывать.

Даже бабы в углу, сыпавшие словами, как семечками, замолчали и подошли.

— Масса убитых и раненых, французские фуражиры нападают на беззащитные деревни. Грабят все: скот, птицу, фураж, тулупы, даже солому берут.

— Солому?..

— Убивают… стар и млад. А вы? Надо поскорее прятать добро в ямы на огородах. Надо сейчас же уезжать, угонять скот. А всем тем, у кого руки способны держать оружие, идти в ополчение и, не щадя живота своя, защищать отчизну своя. Даже малолеткам. Воевать храбро, как Коля Берсенев. Наполеон — супостат и антихрист!

— Антихрист! — с ужасом выкрикнула баба и добавила: — Бабоньки, так то же конец света!

— Боже ж мой! — завопила другая.

— Цыц! А далеко те французы? — испуганно спросил дед.

Юра не успел ответить. Подошел кассир, а с ним важный усатый военный в мундире с шашкой на левом боку и огромным револьвером на правом. Красный шнур от рукоятки револьвера обвивал шею. Юра тотчас же решил обзавестись на войне таким же револьвером и таким же шнуром.

Ах, как хотелось Юре, чтобы это был генерал! Но эполет и ленты через плечо со звездами на нем не было. «Ну что ж, — подумал Юра, — все-таки он должен знать».

Крестьян как ветром сдуло. Они-то сразу узнали жандарма. Юра поспешно вскочил, шаркнул ножкой, поклонился и с достоинством опустил правую руку на кинжал.

Жандарм покосился на кинжал, нахмурился, пошевелил огромными пушистыми усами и спросил (голос у него был хриплый, ведь когда командуешь, приходится кричать):

— Чего изволите?

Юра не без волнения объявил, что он едет помочь Коле Берсеневу и Фигнеру захватить Наполеона и ему нужен билет на войну, туда, где Наполеон, где-то за Москвой.

— Это конечно! — одобрил жандарм и спросил: — Чьи будете?

Ах, как не хотелось Юре отвечать! Какое кому дело, кто он такой? Вот когда он прославится, тогда себя и назовет.

Жандарм ждал.

— Я — патриот! — с готовностью отвечал Юра и выставил вперед левую ногу.

— А кто ваш папенька?

Юра бурно вздохнул, но, приученный к вежливости, ответил.

— Тэк-с!.. Значит, директора училища Петра Зиновьевича Сагайдака сынок-с? — переспросил жандарм.

Юра молча кивнул головой и посмотрел на кассира. Тот подмигивал и улыбался.

Жандарм крепко взял Юру за руку и приказал кассиру «в момент привести со двора любого мужика, который там с подводой».

Кассир вернулся с тем самым белобородым стариком.

— Пожалуйте-с, молодой человек! — С этими словами жандарм грубо потащил Юру к выходу.

— Куда? — ужаснулся Юра.

— Так что к папеньке-с!..

Вот когда Юре припомнилось предостережение дяди Яши о тайных агентах Наполеона. Юра уперся, рванулся, но жандарм еще больнее сжал его левую руку. Сдаться? Никогда! Юра выхватил кинжал и ткнул предателя повыше пальцев. Тот вскрикнул и отдернул руку. Юра метнулся к двери, но кассир, этот предатель с торчащими усиками, подставил ногу, и он грохнулся на пол. Кинжал отлетел к двери. Вскочив, Юра успел было снова схватить кинжал, но проклятые агенты Наполеона быстро его обезоружили… как Колю Берсенева…