Поднимается с пола:

– Ежи, говорят‚ склонны к самоубийству. Ежи – они подвержены.

Берет Шпильмана за руку‚ разглядывает ладонь:

– Бугорок власти неприметен. Бугорок печали завышен. Линия ума проглядывает. Линия любви впечатляет. – Хмурится: – Линия жизни очень уж коротка...

– Линия жизни давно закончилась‚ – поправляет Шпильман. – В моем доме живет прорицатель‚ к которому съезжаются отовсюду‚ – каждому хочется заглянуть в послезавтра. Как увидит меня‚ так удивляется: "Ты еще жив? Отчего бы это?" – "Некогда‚ – говорю. – Мне некогда".

Идут ужинать.

Наполнены едой прилавки‚ кастрюли‚ блюда с подносами‚ – когда только успели наготовить‚ когда сумели разложить? По соседству с сослуживцами разместился Шпильман‚ ждет продолжения разговора. Поели‚ выпили кофе‚ беседуют на заданную тему. "Кто сказал‚ что жить надо экономно? Не уменьшают там‚ где можно увеличить..." – "Живу – значит желаю. Взамен потраченного появится иное‚ не хуже прежнего..." – "Бывает ли человек‚ обделенный желаниями?.."

Голос с трещинкой‚ который не спутаешь с другими:

– Это я. Тот человек.

Шпильман поворачивается к ним:

– Извините‚ но я опять подслушал разговор. И у меня есть добавление.

Смотрят на него с интересом – четверо мужчин‚ женщина.

– К старости‚ – начинает Шпильман‚ – к подступлению граничной отметки желания меняют свои направления. Повышается интерес к самому себе‚ к телу своему‚ к ощущениям. Восстанавливается способность удивляться.

Женщина глядит неотрывно‚ прикусив губу. "Отведи глаза от меня‚ ибо они волнуют меня..." Говорит‚ как требует:

– Поясните.

– Жизнь обрывается в незавершенности желаний‚ – не спросится ли с нас за это?

Мужчина в кипе возражает‚ как отталкивает:

– Смотря какие желания...

Она встает из-за стола‚ идет к выходу. Шпильман шагает рядом:

– Оставьте за мной привилегию – распахнуть дверь перед дамой. Тогда и я феминист. И я.

Спрашивает его неожиданно и врасплох:

– У тебя есть подруга?

Шпильман молчит.

– Вопрос снимается.

Шпильман отвечает с заминкой:

– Встречаюсь порой с милой женщиной. Может, старый стал и потому цепляюсь за нее‚ а может, это любовь...

9

…закрывая дверцу машины‚ замешкавшись‚ он повредил себе нос – в том краю‚ откуда приехал. "Конечно‚ – сказали в больнице. – Еврейский нос. Курносый – не повредил бы". Обыграл с удовольствием занятное происшествие: "Был он не замешкавшись. Был он задумкавшись". И порадовался на невозможное слово‚ несмотря на жгучую боль…

Живущий поодаль устраивается на скамейке у воды. Лицом к неблизкой звезде – колкой соринкой в глазу, утягивающей и усыпляющей, словно на сеансе гипнотизера.

Опускается туман на горькие воды. Белизной укутывает пространства. Заката нет‚ рассвета не будет‚ не предвидится‚ возможно‚ ничего‚ поражающего воображение. В воздухе порхают слова‚ которые незнакомы. Никто не бегает за ними с сачком‚ и они легонько опускаются на берег‚ ветром сдуваются в воду и уходят на дно‚ обрастая крупицами соли. В отдалении звонит телефон из одинокой будки. Долго звонит‚ настойчиво‚ затем умолкает.

– Арафель… – говорит, вслушиваясь, чтобы порадоваться без спешки на обретенное слово, без спешки погрустить об иных, ему недоступных. – Димдумим… Хошех-афела…

Возможно, он уже дремлет, и проявляется Аш-два-о в смытых очертаниях, старый учитель химии. Зачитывает из пухлой тетради, колыхаясь на воздушных потоках:

– "Есть разница между свободным человеком, попавшим в рабство, и рабом от рождения, который пытается стать свободным. Первому не опуститься до второго. Второму не подняться до первого…"

Допрашивает с пристрастием:

– Кто ты таков, друг мой? Во что обратился с годами? До кого поднялся и куда опустился?

Живущий поодаль отвечает, как на уроке:

– Предпочитатель бесполезного – вот кто. Который отбирает слова без порока‚ выжившие и убереженные, как отбирают камни для украшений. Заключает в приличествующие им оправы, подвешивает на цепочках предложений – восторгом и томлением для ценителя…

…способного отличить подделку от редкостного кристалла отменной чистоты. "Поелику" – словно горный хрусталь‚ ясный на просвет‚ в серебряной витой оправе. "Фиал" – в чеканном узоре‚ тлеющим изнутри угольком рубина‚ врачующего сердца и мысли. "Сонмы", "бармы"‚ "кинвалы" – резной камеей на агате‚ завитком пряди‚ всплеском горной струи‚ строгой чистотой линий. Среди ревностных его клиентов и незрячие собиратели звуков: слово для них путеводной нитью‚ амулетом и талисманом‚ беспокойством и опасением‚ ибо‚ наподобие самоцвета‚ оно болеет и выцветает‚ стареет и умирает...

– Ты – Ювелир‚ который поодаль‚ – уточняет Аш-два-о, утекая в туман. – Вот ты кто...

– Можно назвать и так. Слово – опалом‚ изумрудом‚ сине-алым аметистом‚ яшмой в переливчатой тайне к просвещению ума и добавлению понимания…

Добрая фея пообещала:

– Дарю на радость этот язык – звукосогласием слова и слога.

Злая фея добавила свое:

– Дарю его на мучения – к розне‚ обиде‚ нищете и болезни...

...слово – бирюзой‚ тускнеющей на руке смертельно больного. Янтарем – горючей слезой по павшим. Сапфиром, полевым васильком – раскрывать измены и отгонять страхи. Адамантом из арапской земли, ангельской слезой в чистоте и светлости – ярость укрощать и сластолюбие. Гиацинтом – увеселять сердца и отдалять кручину. Сердоликом – к заживлению обид. Смарагдом в изумрудной зелени‚ пробным камнем для души‚ мутнеющим при дурной мысли‚ – слово мутнеет тоже. Бериллом‚ хрусолифом‚ лучистым ониксом, турмалином и альмандином‚ лалом и нефритом‚ александритом‚ хризопразом‚ винисой-камнем, – всякому слову свой минерал‚ всякой строке свое эхо, всякому веку свой слог и своя радость...

Спросят на пороге вечности:

– Что за язык у тебя‚ пониманию затрудненный?

Ответит:

– Язык той земли‚ откуда прибыл. Заучил сотню слов, в разговоре подставляю одно из них, как одноногий подставляет костыль, чтоб не упасть.

Возмутятся. Нимбами закачают:

– Жил на Святой земле и не выучился?! Как же с тобой здесь разговаривать? Кого ты поймешь‚ кто поймет тебя?

Ответит:

– Обещаю. Постараюсь. Сделаю всё от меня зависящее – заново родиться на той земле. Первое молвить слово на том языке. Чтобы и он стал томлением и восторгом.

Смилуются светлые ангелы:

– Ладно уж. Пойдешь прежде на курсы‚ заучишь согласные‚ гласные сами прибьются‚ а там видно будет...

...слово – скатной жемчужинкой‚ затаившейся в глубинах перламутра. Камнем-достоканом с золоченым пояском в венце строки. Стебельком с трилистником. Кружевным травным узором. Росной капелью на странице, перегородчатой поливной эмалью в искорках винисовых. Слово‚ оправленное в ажур. Чернением по золоту. Тиснением по серебру. В росписи разнотравья с пупышами по контуру. Золототканое – из канительной крученой нити. На бархате‚ тафте‚ на узорчатой камчатной ткани‚ пропитанной розовым маслом. Слово – подарочным набором, в окладе резном‚ чеканном‚ с единорогами и грифонами...

– Он больной‚ – хищно порадуются доброжелатели. – Его надо лечить!

– Не надо.

К ночи вернется в номер‚ разложит на столе бумагу с карандашами‚ скажет коту:

– Здесь. На Соленом море. За тысячи верст от тех земель. Отделенных веками, кордонами, часовыми поясами. Не смешно ли это?

Корифей ответит прищуром зеленоватого ока: "Мне не смешно".

– Тогда так. Сидеть смирно. Не мяукать! Старик Бывалыч будет в размышлении.

Исчерканные к утру листы. Иступленные карандаши. Восторг от проклюнувшегося слова‚ восторг и потрясение‚ как у девочки‚ когда набухают припухлости на груди – Птицей райских садов.

А слово порадует тихо...

10

"…многолюдству было объявлено, что сын с матерью со страха отравились‚ а многолюдство на радостях перепилось до бесчувствия и потери жизни‚ обратившись тем самым в малолюдство.