— Боярин. Разведали всё. Там хорошее место для лучников.

— Хорошо, сядь. — Я продолжил. — Повторюсь — нельзя пропустить поганых через овраг. Там их уже не остановить.

Седой ратник нахмурился:

— Ништо мы не понимаем, боярин? Понимаем. Там наши дети и жены. Не сумневайся, побьём поганых.

Про себя улыбнувшись оканью этого ратника, я сказал Кубину:

— Давай, Матвей Власович, сюда котёл-то. Сейчас я вас, бояре, заморским напитком угощу.

Прикинув размер котла, решил достать весь пакет с кофе. Что его беречь? И сахар тоже засыпал весь. Ратники с интересом смотрели за мной.

— Готово. Черпайте.

Котла хватило на всех, и теперь ратники осторожно отхлебывали новый для них напиток.

— А ничего, вкусно сие питие. Изрядное. На сбитень похоже.

— Или на вино, иш как бодрит.

— Горячее.

Я пил кофе и улыбался про себя. Нескоро ещё тут попробуют сей напиток.

На ветку берёзы с шумом уселся ворон.

— Кгарррг!

Вестник прилетел. Значит, начинается.

Горин выругался:

— Тьфу, погань окаянная. Прости Господи!

Ворон взлетел и скрылся за лесом. Ратники, крестясь и бормоча молитву, проводили его глазами.

Я поднялся:

— Всё, бояре. Поганые рядом.

Все вскочили. Дед Матвей наклонился и прошептал:

— Как будто предупредил.

Я кивнул. Горин, поднявшись, вбежал на холм и посмотрел в сторону поля. Одновременно с ним подбежал наблюдатель, сидевший у кустов на холме. И оба одновременно крикнули:

— Скачет кто-то.

Горин присмотрелся:

— Это Треш. Один скачет. А Ульяна нет.

Это был один из дозорных, посланных вперёд, чтоб предупредить появление монгольского отряда. Но возвращался только один. Хотя мы обговаривали разные ситуации, но волнение всё-таки закралось в душу. Вдруг что-то не так? Второй, должен был остаться, только в крайнем случае. Это если монголы шли общим табором. Тогда второй, кто остался, должен был пропустить монгольский отряд и скакать навстречу нашему основному полку.

Взмыленный от быстрой скачки Треш соскочил с коня и, тяжело дыша, сообщил:

— Тьма идёт. Впереди сотня дозором в полверсты впереди. Почти все бездоспешные. Ульян остался там, он не успел проскочить. Увидели бы. Я и то больше по кустам скакал.

Незаметно вздохнул. Слава Богу. Всё идёт по плану. Но беспокойство почему-то осталось.

Горин кивнул:

— Хорошо, Треша. С заводными останься. Отдохни.

Я посмотрел на Кубина:

— Матвей Власович, ты знаешь, что надо делать.

Он кивнул и, вскочив на коня, ускакал к правой стороне леса.

— Все по местам.

Поначалу мне в этой толчее показалось, что всех взяла нездоровая суета. Но потом я убедился, что просто стояли все неудобно, и, потолкавшись конями, ратники встали в четыре ряда. Пять десятков безбронных почти бесшумно ушли по сухой старице. Мы с Гориным чуть поднялись, чтоб видеть поле.

Всё. Фигуры расставили.

Главное — успеть монгольской дозор уничтожить, а там…

А там будем стоять насмерть, пока в тыл поганым не ударит основной полк.

Ратники выстроились и стали негромко звякать железом. Кто проверял, как выходят из ножен сабли и мечи. Кто поправлял поддоспешники. Некоторые, вынув лук, оттягивали тетиву.

Лица их спокойны. Поганые? Ха! Побьём и поганых. Как били остальных врагов. М-да.

Я тоже проверил саблю, натяжение тетивы на луке. Поправил сетку бармицы. Провёл рукой по грудным пластинам. Хорошая получилась защита. Теперь меня просто не взять. Нет у монгол кумулятивных стрел, только бронебойные. И то пробьют мою бронь разве что в упор.

— Идут.

Из-за дальнего поворота вылезла сине-серая лента. Монгольский дозор шел рысью. Донёсся еле слышный топот множества копыт. Странно, мне казалось, что гул от конницы должен быть громче. Или монгольские кони не так шумят?

Горин поднял руку.

Поганые сбавили скорость и, развернувшись дугой, стали приближаться.

Взмах.

Ряды вылетают на вершину холма.

Я улыбнулся, увидев реакцию степняков. Они как бы споткнулись. Захотелось крикнуть: «Сюрприз», но я удержался, понимая, что сюрприз действительно будет. Для остальных поганых. А эти обречены. Мы просто должны никого не упустить.

Монголы быстро оправились, и в воздухе запели стрелы. Ратники подняли щиты. Жалобно заржали кони. Беднягам досталось, но серьёзных ранений никто не получил. Я, не опасаясь, щит не поднял, и получил стрелу, которая отскочила от нагрудника. Спасибо тебе, Тютя.

Мы разгонялись для удара, сбиваясь плотнее, постепенно превращаясь в железный кулак. Я заметил, что от степняков отделился десяток и, затормозив, стал разворачиваться. Но это забота засадного отряда.

Всё. Осталось немного. Сближались без клича.

Рогатины опустились, нацеливая во врага. Я отвёл свою рогатину чуть назад, выравнивая. Длинное ратовище — сюрприз для врага.

Поймал злобный взгляд монгола в кольчуге. Вот кого я насажу на остриё.

Удар!

Гул от нескольких сотен скачущих лошадей взорвался металлическим лязгом и яростными криками.

Остриё направляю вниз щита, что прикрывает грудь.

На!

На рогатину насадился степняк, и ратовище из руки вырвало. Но монгол, такая сволочь, умудрился перед смертью удачно поставить свой удар. Прямо в живот. Облом, ускоглазый. Вражеское остриё ушло вбок, скользнув по пластине. Щит вправо, и мелькнувшее монгольское копьё ушло выше. Выдернул саблю, но пришлось резко остановиться. Передо мной осаживали коней ратники из засадного отряда. Они атаковали одновременно, зайдя поганым сзади. По довольным лицам было видно, что удачно.

Оглянулся. Там добивали последних степняков. Что-то не верится, что всё так хорошо.

Тут кто-то закричал:

— Уходит! Поганый уходит!

Один из степняков, что были сбиты ратниками из засады, вскочил на ближнего коня и теперь удирал. Защёлкали луки. Но степняк умудрялся уворачиваться. Да ещё прикрыл спину щитом.

Горин закричал:

— Стреляй, боярин! Скорей! Уйдёт ведь!

Мог бы не кричать. Как только я увидел беглеца, руки сами сделали нужное. Прищурился, смотря в удаляющуюся фигурку. На пути монгола вырастали рощи стрел, но степняк как заговоренный продолжал удаляться.

Вот вблизи увидел затылок, прикрытый меховой шапкой.

Есть прицел. Щёлк! Тетива лука загудела и степняк покатился вместе с конём. А бедняге — животному прилетело одновременно с десяток заноз с железом на конце. К беглецу уже скакали. От леса, где расположилось наше прикрытие, мчались двое. Один ко мне, один к беглецу.

Ну, конечно, сюда Кубин, а туда Демьян. Похоже, он тоже стрелял.

Кубин подъехал. Огляделся и хмыкнул:

— Всех положили. Даже не верится.

Я поднялся на стременах, высматривая раненых или убитых. Не видать.

— Раненые или убитые есть?

Подъехал один из десятников:

— Степана Лихого убили. Язвлёных сильно нет. Сражаться могут.

— Хорошо. Тела в кусты, лошадей согнать к нашим заводным. И коней сменить на свежих.

Ратник кинул. А стоявший рядом Кубин сказал:

— Всё не скрыть, следы боя останутся.

— Зато сразу не заметят. Пойдём, Матвей Власович, коней сменим.

Рыжая Дуся хоть и выглядела свежо, но впереди долгий бой, и стоит сменить лошадей. Пусть теперь послужит вороная.

Трупы быстро растащили, и ратники собрались в лощине. Меняли лошадей. С холма съехали Демьян и два ратника.

— Боярин! Мы оба попали.

Он протянул мне мою стрелу. А один из ратников, что вернулся с Демьяном, усмехнулся и сказал Демьяну:

— Боярин стрелял со ста сажен, а ты с тридцати. И тянул с выстрелом долго.

Потом повернулся ко мне:

— Твоя стрела, боярин, в темя поганого поцеловала, а его стрела в шею.

— Ладно, бояре. Сейчас подойдут остальные степняки. Там на всех с лихвой хватит.

Стоявший на склоне холма ратник крикнул:

— Всадник. Один.

Демьян резво забрался и глянул на поле:

— Это Ульян.

— Стало быть, все сюда идут.