Вскоре вдали мелькнул её силуэт. «Сейчас догоню и спрошу: „Отчего это вы, юфрау, так боитесь собак и как вам удалось так ловко забраться на дерево?“» — думал он.

Но дама вдруг исчезла.

Может, она зашла в какой-нибудь дом? По этой стороне улицы не было домов — лишь длинная изгородь, за которой раскинулся большой сад. В изгороди не было калитки: не могла же уважающая себя дама просто так взять и перемахнуть через забор? И всё же сквозь прутья Тиббе заглянул в сад. Газон и кустарник. И никакой тебе дамы. «Наверняка она куда-нибудь свернула, — сказал себе Тиббе, — а я и не заметил. Да и дождь вон какой припустил. Пойду-ка я домой».

По дороге он купил на ужин две жареные рыбки и пакет груш. Тиббе жил на чердаке. Это был очень симпатичный чердак. Большая комната, где он работал и спал. А рядом примостились крошечная кухонька, душевая и заваленная всяческим хламом кладовка. Добираться до чердака нужно было по крутой лестнице с множеством ступенек; зато отсюда открывался чудесный вид на крыши, утыканные печными трубами. Большой дымчатый кот Флюф уже поджидал его.

— Рыбу чуешь, — сказал Тиббе. — Идем на кухню, сейчас мы её съедим. Получишь целую рыбку, Флюф. Но знай, скорее всего, в последний раз я смог купить что-нибудь на ужин. Завтра меня наверняка уволят. Вышвырнут на улицу, Флюф. Я больше не заработаю ни сента, мы вместе пойдем просить милостыню.

— Мр-мяу, — сказал Флюф.

— Если только я не напишу сегодня заметку с какой-нибудь новостью, — вздохнул Тиббе. — Но уже слишком поздно.

Он нарезал хлеб и поставил на огонь чайник. Ужин получился грустный. Затем он пошёл в комнату и уселся за пишущую машинку.

«Может, всё-таки попробовать написать про эту странную даму», — подумал он. И написал:

«Сегодня, около пяти часов пополудни, на Грунмаркт некая дама спасалась бегством от преследовавшей её собаки. В панике дама взобралась на вяз. Потом она боялась спуститься вниз, и я протянул ей руку помощи. После чего дама исчезла: вероятно, перелезла через изгородь и скрылась в чьем-то саду».

Тиббе перечитал написанное. Получилась совсем короткая заметка. И у него возникло предчувствие, что главный редактор скажет: «Опять ты написал про кошек».

Нужна совсем другая новость. Съедим-ка сперва карамельку. Может, тогда работа сдвинется.

Он поискал карамельку на письменном столе. Вроде бы оставалась ещё одна.

— Флюф, ты не знаешь, куда я дел карамельку?

— Мр-р, — ответил Флюф.

— Тоже не знаешь. Выбросил я её, что ли? А ты, никак, собрался пошляться по крышам?

Тиббе открыл окошко на кухне, и Флюф растворился в темноте.

По-прежнему моросил мелкий дождь, в лицо ему дохнул холодный ветер.

Тиббе вернулся к пишущей машинке. Он вставил новый лист бумаги и забарабанил по клавишам.

Пока Тиббе маялся над машинкой, странная дама ушла не очень далеко.

На расстоянии двух улиц от его дома она сидела на своем чемоданчике под кустом в незнакомом саду. Сгустились сумерки, город накрыла темнота. Подвывал ветер, в саду было сыро.

Дама издала странный, похожий на мяуканье звук. Подождала, потом мяукнула ещё раз. Со стороны дома в глубине сада послышалось ответное мяуканье.

Вскоре из темноты выступила почти слившаяся с ней черная кошка. Подозрительно принюхиваясь, она остановилась неподалеку от кустов.

— Тётушка Мортье, — прошептала дама. Старая кошка выгнула спину и попятилась.

— Ах, вот оно что! — зашипела она. — Ты!

— Вы узнаете меня, тётушка Мортье?

— Ты — Мурли! Моя племянница с аллеи Эммалаан!

— Да, тётушка. Я знала, что вы здесь живёте, и пришла к вам.

— Я слышала, что с тобой случилось, но думала, это слухи, — нервно сказала старая кошка. — Все кошки только об этом и говорят. Как же ты докатилась до такого, Мурли? Ты, происходящая из лучшей семьи Киллендорна? Что говорят твои ближайшие родственники?

— Они не хотят со мной знаться, — вздохнула дама. — Они говорят, что я сама во всём виновата. Моя сестра воротит от меня хвост…

— Так-так, — покачала головой тётушка Мортье. — Это вполне понятно. Ты должна была совершить нечто ужасное, чтобы заслужить такое наказание. Подумать только — превратиться в человека! Стыд и срам! Даже за тысячу канареек я не согласилась бы стать человеком. Может, тебя заколдовали?

— Не знаю, — пожала плечами Мурли.

— Ты же должна хотя бы знать, как это произошло?

— Я помню только, что вышла из дому кошкой, а вернулась человеком.

— Уму непостижимо! — фыркнула тётушка Мортье. — Видимо, ты сама что-то натворила. Совершила какой-нибудь абсолютно некошачий поступок. Признайся!

— Ничего особенного.

— И одежда у тебя вон какая! — Тётушка обошла вокруг неё. — А она на тебе сразу появилась?

— Ах, эта… нет, я её одолжила, — потупилась Мурли. — Не могу же я ходить нагишом.

— Ишь ты, костюмчик! И чемоданчик! — бурчала тётушка Мортье. — А чемоданчик откуда?

— Тоже одолжила…

— И что же в нем такое?

— Пижама. Зубная щетка. Полотенце и мыло.

— Значит, теперь ты не умываешься язычком?

— Нет.

— Тогда всё пропало, — заключила тётушка Мортье. — А я-то думала, что всё ещё обойдется. Теперь я понимаю: надеяться не на что.

— Тётушка Мортье, я ужасно голодна. У вас случайно не найдется чего-нибудь поесть?

— Случайно не найдется. Свой ужин я уже съела. А хозяйка у меня ужасно аккуратная. Крошки не оставит. Всё прячет в холодильник.

— А она добрая?

— У меня к ней нет претензий. А что?

— Может, она возьмет и меня к себе?

— Ишь чего надумала! — возмутилась тётушка Мортье. — Да как тебе это только в голову пришло? В твоем-то нынешнем виде?

— Я ищу жилье, тётушка. Мне же нужно иметь крышу над головой. Вы ничего не могли бы мне присоветовать? Где-нибудь поблизости?

— В мои годы, — сказала тётушка Мортье, — уже не полазаешь по крышам, да и по чужим садам я уже почти не гуляю. У меня, правда, сохранились кое-какие старые связи. Через сад живёт кот учителя, господина Смита. Его зовут Симон. Косой Симон. Он из сиамских, но, несмотря на это, весьма любезен…

— И может быть, у учителя мне удастся…

— Да нет же, — досадливо поморщилась старая кошка. — Там ты тоже никому не нужна. Но Симон знает всех окрестных кошек. И их хозяев. Весьма вероятно, он даст тебе дельный совет.

— Премного благодарна, тётушка. До свидания. Я ещё загляну к вам.

— Если ничего не получится, — подумав, сказала старая кошка, — обратись к Помоечнице. Она бездомная. Чаще всего её можно застать на крыше Страхового банка. Она, конечно, не из благородных, неряха и грязнуля, но зато в курсе всех сплетен, потому что болтается по всему городу.

— Большое спасибо.

— А я пошла домой, — вздохнула тётушка. — Мне очень жаль тебя, детка, но я по-прежнему уверена в том, что ты сама во всём виновата. И напоследок мой тебе совет: умывайся язычком. Вылизывай себя. Это начало и конец всей премудрости.

С гордо поднятым хвостом тётушка Мортье прошествовала в глубь сада к дому, а её незадачливая племянница, подобрав чём оданчик, протиснулась сквозь дыру в изгороди и побрела к соседскому коту Симону.

Тем временем дела у Тиббе шли из рук вон плохо. Он бегал взад-вперед по комнате, то бросался к пишущей машинке, то в ярости рвал написанное и просто перевернул всё вверх дном в поисках карамельки. Ведь именно из-за этой несчастной карамельки ему не думалось и не писалось. А в окна к нему уже заглядывала ночь.

— А почему бы мне не прогуляться? — в конце концов спросил себя Тиббе. — Пойду погляжу — не случилось ли где чего. Чтобы мне написать об этом. Впрочем, в этакую погоду никто собаку на улицу не выгонит. Странно, что Флюф так долго шляется по крышам. Обычно он раньше возвращается… И вообще, лягу-ка я спать. Завтра меня вызовет главный редактор, и я ему скажу: «К сожалению, вы оказались совершенно правы, я не гожусь для газеты». А он мне ответит: «Да, дорогой Тиббе, поищи-ка себе другую работу». Чему быть — того не миновать. И пойду я искать другую работу.