У Ника был недовольный вид.

— Это получилось внезапно. Я не планировал ничего заранее. Мы с Джульет тогда полетели в Лас-Вегас по делам. Мы с ней сидели в тот вечер в баре, что-то пили, и вдруг она заговорила о браке. Ни с того ни с сего она сказала, что хочет, чтобы мы поженились. Я привел ей множество доводов, чтобы доказать, что ничего хорошего из не получится. А потом подумал, а почему бы и нет? Мы работали вместе шесть или семь лет. Почему бы не попробовать перейти к более близким отношениям? Может быть, это было под влиянием выпитого в тот вечер?

Ник снял шлем и вытер лоб, как бы еще раз подивившись тому, что он едва избежал такой страшной участи. Но Линди хотелось знать все подробности.

— А что потом? — напомнила она.

— Черт подери, какая тебе разница, что было потом?

Линди ждала. Поморщившись, Ник все же продолжал:

— Хорошо. Ну вот, мы с ней шли по улице к тому месту под названием Церковь Счастливых Свадеб, и там уже был какой-то парень, одетый наподобие тореадора, который собирался обвенчать нас. Мы уже дошли до того места, где я должен был ответить: «Да, я согласен». И тут я вместо этого выпалил: «Нет, черт подери». И вылетел оттуда пулей, оставив Джульет наедине с этим тореадором. Ну, вот и все. Я тебе все рассказал.

Линди глубоко и с облегчением вздохнула.

— Слава богу. Никто бы не смог обвинить тебя в том, что ты сделал. Это было единственно верное решение.

Ник запустил пальцы в свои волосы, и они после этого встали дыбом.

— Да, понимаешь, я действительно пустил все на самотек — мне ни за что не следовало идти с ней под венец.

Линди посмотрела на то, что она нарисовала прутиком на земле. Такой она представляла себе Джульет Олдридж: овал лица в форме сердечка, большие глаза, развевающиеся кудри. Линди, разумеется, не претендовала на славу лучшего в мире художника, да и пыль нельзя было назвать ее любимым материалом для работы. Со стороны любому показалось бы, что она нарисовала картофелину с выпученными глазами и кудрявыми отростками сверху. Но глядя вниз на свой рисунок, Линди умудрялась совершенно ясно представить себе красавицу Джульет.

Хлопнув рукой по земле, Линди поспешно стерла портрет.

— Ник, вот теперь мне все стало ясно. Вам с Джульет нельзя оставаться партнерами, да и сам ты подумывал о том, чтобы работать самостоятельно. Так почему бы не осуществить это?

Он подозрительно взглянул на нее.

— Никак не пойму, каким образом это может облегчить участь твоих сов. Ведь у тебя на уме только они, эти проклятые совы. Ты же рассуждаешь о моей карьере не из-за праздного интереса к моему благополучию.

Она склонилась к нему.

— Я предлагаю тебе то, что подходит и тебе, и моим совам. Это же отлично! Сегодня ты сам убедился, какие они чудесные, как они нуждаются в защите. Насколько я понимаю, ничто не мешает тебе перейти на мою сторону. Для начала ты бы мог перенести место строительства завода. А затем, когда совы будут в безопасности, ты бы мог продать свою долю в «Олдридж Авиейшн», начать свое собственное дело и наслаждаться жизнью.

Ник встал и принялся ходить по окопу. Как узник, пытающийся размяться в тюремной камере. Сова-часовой бесстрастно наблюдала за ним, она стояла, не шелохнувшись, ни одно перышко на ней не дрогнуло.

— Значит, ты все продумала, да? Привезти меня сюда, хорошенько обработать... Ты надеялась одним ударом убить двух зайцев — решить мои проблемы с работой и спасти своих сов. Да, логика достойная восхищения, надо отдать должное.

Линди вскочила на ноги и преградила ему дорогу.

— Да, у меня своя логика. Я чувствую, что ты хочешь уйти из «Олдридж». Ты и сам сказал.

— Вначале я должен закончить работу. Джульет хочет, чтобы завод был построен. В конце концов, я могу это сделать для нее и собираюсь сделать это как можно лучше.

— Оглянись вокруг, — вдруг сказала Линди. — Хоть разок оглянись! Неужели ты позволишь разрушить все это? Ах, если бы ты мог посмотреть на все это моими глазами. Ник, мы здесь только гости, не больше. Эта земля принадлежит совам. А также ящерицам, змеям и паукам. Не нам!

Ник молчал, и ей показалось, что он даже не слышал ее. Он задумчиво смотрел куда-то вдаль, чуть нахмурившись, сдвинув шлем «сафари» на затылок. Линди обернулась и посмотрела на раздолье Столовой горы. Здесь была нетронутая природа. Она легко представила себе, как выглядело это место четыре века назад, когда его впервые открыли испанцы. Здесь почти ничего не изменилось. В течение веков эта земля и все ее обитатели сумели избежать вторжения человека. Им везло до сих пор. Пока не появилась «Олдридж Авиейшн».

Наконец Ник заговорил, голос его резко зазвучал в раскаленном разреженном воздухе.

— Ты можешь не верить мне, но я понимаю, о чем ты говоришь, Линди. Я вижу это так же, как и ты.

— Ты хочешь сказать, что понимаешь, как я отношусь к этим совам?

— Да, черт подери, понимаю. Однако это ничего не меняет. Но после того, как я побыл здесь с тобой... Я рад, что хоть кто-то бросается на защиту этих сов. Кто-то вроде тебя. — Он обнял ее за талию и притянул к себе. — Я понимаю, что это глупо, — повторил он, глядя на нее сердито, — но когда я смотрю на тебя, прикасаюсь к тебе, я забываю обо всем на свете. Это просто невозможно.

Она ощущала тепло его рук, и от этого у нее как-то странно кружилась голова. И ей было так радостно и легко! Ник уже начал меняться. Он еще не сдался, он все еще был таким же упрямым, как всегда. Но что-то в нем уже изменилось, и на данный момент это было все, что ей нужно.

Она смотрела ему в глаза. Он злился и на себя, и на Линди. Его действительно это мучило. Линди не могла больше устоять. Она бросила на землю свою кепку, тряхнула головой, и волосы свободно упали на плечи. Теперь надо было снять с него шлем. Одним движением руки она послала шлем туда же, в пыль, где он приземлился рядом с ее бейсбольной кепкой. Затем она взяла в ладони его лицо, ощутив изумительную колкость его бородки, притянула его к себе и поцеловала.

Она была полна желания и нетерпения, несколько раз они столкнулись носами, прежде чем она поняла, как это следует делать. Но он ей помог. Помогли его пальцы, перебиравшие ее волосы, его ладони, поддерживающие ее голову и притягивающие ее все ближе. Она вздохнула, его губы были радом, она не собиралась отпускать его никогда. Она всегда будет целовать его здесь, в своем окопчике, и ей все равно, одобрительно или нет отнесется к этому сова-часовой. В мире не существовало ничего, кроме Ника.

Линди думала, что знает, что такое — радоваться жизни. Но настоящую радость давала ей страсть Ника, то, как напрягалось его тело рядом с ней. Радостью было сознавать, что он ощутил волшебство природы здесь, на Столовой горе, что они могут разделить это чувство. Ее руки скользнули по его плечам и нырнули в его шелковистые волосы. Правда, волосы были настолько короткими, что нырнуть в них было довольно трудно. Но ей это удалось.

В небе послышался ровный низкий гул, он доносился издалека, но не прекращался, постепенно становясь все громче. Линди неохотно пошевелилась в его объятиях.

— Что это такое? — прошептала она.

— Какая разница? Скоро перестанет.

Его губы вновь завладели ее губами, она с радостью подчинилась, хотя и знала, что тоже обладает властью над Ником. Она чувствовала, как каждое ее прикосновение вызывает у него трепет.

— Линди! — его голос охрип от волнения. — Линди, иди ко мне. Еще ближе...

Она не знала, как можно быть еще ближе к нему Он прижимал ее к себе так крепко, что она еле дышала. Но она не отставала от него, изо всей силы обнимая его за шею и целуя его снова и снова.

Гул в небе усиливался, будто горячее биение ее пульса возрастало в тысячу раз. Теперь уже невозможно было не обращать внимания на эти звуки. Линди оторвалась от Ника и, прикрыв ладошкой глаза, посмотрела в небо. К ним опускался вертолет, как зловещий ястреб, устремившийся вниз за своей добычей. Все совы мгновенно попрятались в свои норки, даже сова-часовой нашла укрытие. Вертолет принес с собой целую бурю, его пропеллер устроил небольшой смерч. Линди бросилась спасать свою бейсбольную кепку и шлем «сафари», пока они не улетели, как два кустика перекати-поля.