Семитские племена, населявшие Сирию и Месопотамию, до VI в. до н. э. отнюдь не составляли единого этноса, несмотря на то, что процесс культурной нивелляции проходил на Ближнем Востоке довольно интенсивно. Но под властью Ахеменидов и Селевкидов произошла этническая интеграция, подобная той, которая имела место в Элладе. Хананеи, идумеи, моавитяне, халдеи и другие племена слились в новый этнос, противопоставивший себя грекам, иранцам и иудеям. Этот этнос получил название «сирийцы», столь же условное, как и «византийцы». II тогда же вошла в употребление так называемая «Селевкидская эра», причем исходной точкой отсчета был признан 312 г. до н. э. Эта дата была связана с успехом Селевка Никатора и его водворением в Вавилоне. Было бы естественно, если бы она сменилась при последующих царях, но для новых условий полиэтнического государства и этнической интеграции единая точка отсчета оказалась столь удачной, что ее приняли на территории Сирии [149, стр. 209 — 211], а затем сирийцы и центральноазиатские несториане пронесли ее вплоть до конца XIV в. Здесь ревностных христиан не смутило языческое происхождение начальной точки отсчета, потому что в общем-то все равно откуда вести счет годам. Но линейный счет времени преследует цели не только исторической науки, а деловой жизни и политики. Поэтому арабы ввели свою эру от хиджры (бегство Мухаммеда из Мекки в Медину в 622 г.), персы — Яздигердову эру, имевшую целью начать новый счет после арабского разгрома [149, стр. 216 — 218), а итальянский монах Дионисий Малый, работавший над исчислением пасхалий, в 532 г. н. э. предложил принять за нулевую точку отсчета дату рождества Христова, высчитав, что оно имело место в 754 г. после основания Рима. Принятие этой точки за исходную вытекало из философии Косьмы Индикоплавта, согласно которому Вселенная разделяется на два мира — земной и небесный, а история человечества на два периода: один, начинающийся с Адама, другой — с Христа. Эта концепция была направлена против древнеримской, языческой, и, отчасти, иудейской традиций, согласно которым в момент рождения Христа не произошло ничего особенного. Постепенно новая эра возобладала во всей католической Европе, хотя и встречала сопротивление всюду, даже в Кастилии. Некоторая самостоятельность испанской церкви сохранялась до XII в., и, несмотря на религиозный подъем и разгар реконкисты, Испания имела свою эру: 38 г. до н. э. — установление римской провинциальной системы среди покоренных иберийских и лузитанских племен Октавианом Августом. Испанские каноники, разумеется, не знали происхождения этой традиции, но отстаивали ее, т. к. привыкли к ней. Только с 1431 г. все акты, рассылаемые папой, стали датироваться по современной христианской эре, но еще долго к официальной дате приписывалась привычная византийская дата от «сотворения мира». Причин, объясняющих задержку новой хронологии, можно найти много, и все они будут в какой-то мере основательны, но одна из них, интересующая нас, связана с этнической историей Европы.

В 284 г. н. э. начальник римской дворцовой стражи Диоклетиан захватил престол и закончил превращение былого римского полиса в деспотию восточного типа. Тогда же закончился процесс этнической интеграции некогда разноэтничного населения Италии и провинций Римского мира (Pax Romana). Согласно приведенным выше наблюдениям (Эллада, Сирия), должна была возникнуть потребность в линейной системе отсчета, и она возникла — была установлена «эра Диоклетиана», замененная Дионисием Малым на христианскую эру. Но Великое переселение народов смешало всю этническую карту Европы. Сначала образовалось несколько варварских королевств, потом, после кратковременного объединения их при Каролингах, создалось свыше десятка новых этносов, как, например, только в современной Франции: французы, бургундцы, бретонцы, провансальцы, аквитаны, гасконцы. Феодальная революция X в. закрепила этническую раздробленность Западной Европы, и этническая интеграция сделалась ощутимой лишь в конце XIV в., а с XV в. единая линейная хронология стала общепризнанной для всех стран, входивших в европейскую супер-этническую общность. С 1 января 1700 г. она была введена в России указом Петра I, а ныне распространилась на всю ойкумену. Напрашивается вывод, что восприятие времени связано с этнической историей не случайно, а функционально.

7. Наш обзор был бы неполон, если бы мы опустили две оригинальные системы отсчета, нашедшие себе применение в сфере науки, Ведь ученые тоже являются членами этносов, и исключать их из рассмотрения несправедливо.

Восприятие времени как прерывистой (дискретной) субстанции возможно при условии, что внимание будет сосредоточено не на самом времени, а на его наполнении. Примитивным примером будет жизнь человека от рождения до смерти. При субъективном подходе, т. е. когда воспринимающий имеет в виду себя, это очень распространенное явление; но и тогда, когда наблюдается окружающий мир, констатация законченных процессов дает очень много для понимания явлений. При этом в поле зрения воспринимающего будет мозаика процессов протяженных, часто синхронных, но всегда имеющих начало и конец. Переводя наше обобщение на привычный язык естествознания, мы можем назвать такой неделимый отрезок квантом времени, подобно тому как приняты в физике кванты энергии и пространства, под которыми понимаются единицы дискретного процесса. Эта система восприятия времени стихийно применялась в исторической науке с того момента, как на месте хроник, с их линейным ощущением времени, возникли исторические исследования. Квантом восприятия истории является так называемая «эпоха», под которой понимается не произвольно взятый отрезок времени, а некая целостность исторического бытия, воспринимаемая исследователем как объективная реальность. Эпоха начинается каким-то событием, резко отграничивающим ее от предыдущей эпохи, и таким же образом кончается, несмотря на то, что сами начальные и конечные события имеют иногда значительную протяженность во времени. При этой цене деления объектом изучения становится не безличное время, а индивидуальный облик того или иного явления. Например, все научились употреблять термины «Ренессанс», «Реформация», «эпоха крестовых походов» и т. п. в определенном значении, хотя возрождение античного искусства достигло апогея после раскопок в Помпеях, протестантские секты возникают даже в XX в. и крестовыми походами были войны Владислава Ягеллона и Яна Собесского против турок. Несмотря на все это, терминологической путаницы не возникает, ибо историческое время отличается от астрономического. Принцип квантования истории впервые сформулировал китайский историк I в. до н. э. Сыма Цянь, писавший: «Путь правления трех царей древности подобен движению по кругу: конец и вновь — начало» [226, стр. 28]. На этом принципе средневековые китайские историки создали построение истории Срединного государства, где долгие династии, например Хань, разделены на две эпохи, а эфемерные — объединены в группы, например «Три царства» или «Пять варварских государств». Построение весьма удачное [62]. На крайнем западе к аналогичному восприятию исторического времени пришел в XIV в. Ибн Халдун, а вслед за ним Джанбатисто Вико, К.Н. Леонтьев, О. Шпенглер и многие другие. Особенного внимания заслуживает «двадцать одна цивилизация» А. Тойнби — попытка классификации исторических явлений. Но эта проблема столь существенна, что ей следует посвятить специальный разбор, а пока не стоит отвлекаться от анализа.

Наконец, эйнштейновская трактовка времени как явления относительного к скорости света, хотя и не употребляется широко, но тоже имеет свою аналогию в этнографическом материале. Фольклор сохранил для нас осколки некогда разработанных и последовательных идеологических систем. Но как по черепку археолог восстанавливает форму сосуда, как Кювье по одному зубу мог нарисовать скелет ископаемого животного, так по редким, отрывочным элементам современных сказок можно усмотреть, что время и в древности рассматривалось как величина относительная.

вернуться

62

Если говорить о религиозной доктрине павликиан, то бросается в глаза их различие с манихеями, сходство с древними гностиками и крайне отрицательное отношение к маздакизму и иудаизму. Но теологические тонкости, которые волновали умы богословов, были чужды и непонятны массам, задачей которых была война против Византии. Для противопоставления себя православию было достаточно общепонятного признания материи не творением Божьим, а извечным злым началом. Этот тезис роднит павликиан с манихеями и катарами, однако происхождение доктрины от утраченного трактата Маркиона наложило на их идеологию неизгладимый отпечаток. Павликиан, как и манихеев, нельзя считать христианами, несмотря на то что они не отвергали Евангелия. Павликиане называли крест символом проклятия, ибо на нем распят Христос, не принимали икон и обрядов, не признавали таинства крещения и причащения и все материальное почитали злом. Будучи последовательными, павликиане активно боролись против церкви и власти, прихожан и подданных, сделав промыслом продажу плененных юношей и девушек арабам. Вместе с тем в числе павликиан встречалось множество попов и монахов-расстриг, а также профессиональных военных, руководивших их сплоченными, дисциплинированными отрядами. Удержать этих сектантов от зверств не могли даже духовные руководители. Жизнь брала свое в том случае, если лозунгом борьбы было отрицание жизни. И не стоит в этих убийствах винить Маркиона, который в богословии был филологом, показавшим принципиальное различие между Ветхим и Новым заветом. В идеологическую основу антисистем могла быть положена и другая концепция.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: