Кристофер Хибберт

ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ АДМИРАЛА НЕЛЬСОНА

Вскоре после смерти жены священника, державшего приход в Бёрнем-Торпе, там появился ее брат, капитан Морис Саклинг, — надо было решать, как поступить с детьми. Их осталось восемь, младшему — всего десять месяцев от роду, и отец их, преподобный Эдмунд Нельсон, страшившийся самой мысли быть отныне за мать и отца, явно нуждался в совете и поддержке. Любящий, хотя и строгий родитель, он ревниво следил за подобающим поведением в доме, особенно за трапезами — детям, достаточно взрослым для того, чтобы сидеть за столом со всеми, запрещалось откидываться на спинку стула и даже носить очки: преподобный следовал примеру королевы Шарлотты, установившей такой порядок при дворе. Однако пастве своей Эдмунд Нельсон отнюдь не казался волевым человеком, да и сам прекрасно осознавал: ему не хватает характера и уверенности в себе, чтобы сделаться подлинным столпом церкви. Слишком уж он, по свидетельству биографа, чувствителен к пустякам и неуравновешен. Высокий, изрядно поседевший к сорока шести годам, он никогда не отличался физической крепостью. От суровых испытаний, выпадающих на долю учеников частной школы, его избавил отец, некогда выпускник Итона, тоже приходский священник, как, впрочем, и тесть, доктор Саклинг, пребендарий Вестминстера.

В Норфолке жило уже несколько поколений Нельсонов. Однако же, обладая хорошей родословной, они, как с грустью признавал Эдмунд Нельсон, чей дед по материнской линии являлся пекарем в Кембридже, не могли похвастать, в отличие от его покойной жены, высокими связями в обществе. Она, женщина твердая и прямодушная, запомнившаяся равно своим преклонением перед королевским флотом и ненавистью ко всему французскому, не упускала случая лишний раз отметить, что ее бабушка приходилась сестрой первому министру короля Георга II сэру Роберту Уолполу, получившему от него титул графа Оксфорда и жившему в роскошном замке Хутон-Холл милях в двадцати от Бёрнем-Торпа. Напоминания эти не пропали втуне — когда в 1791 году третий граф Оксфорд скончался, Эдмунд Нельсон объявил в доме траур, а одной из дочерей, к тому времени уже оставившей родительский кров, написал крупным, детским почерком: «У тебя есть все основания последовать моему примеру, а если кто-нибудь полюбопытствует, в чем дело, скажешь, что дед покойного графа, сэр Роберт Уолпол, приходился братом твоей прабабушке. Так что мы в родстве».

Тем не менее в Хутон-Холле Нельсонов никогда не принимали, а нечастые приглашения кузенам и кузинам Уолполам, обитавшим в Вултертон-Холле, выглядели как покровительственный жест богатых родичей по отношению к бедным.

Первый из лордов Уолполов, младший брат первого графа Оксфорда — мужчина с твердым характером и грубоватой наружностью, — говорил с выраженным норфолкским акцентом и благодаря связям брата сделался успешным дипломатом. Сын его, баронет, женатый на дочери герцога Девонширского, такими достижениями похвастать не мог, зато отличался более утонченными вкусами. Но в практическом отношении ни отец, ни сын какой-либо существенной поддержки Нельсонам не оказывали.

Ее скорее следовало ожидать от братьев матери — дядюшек Уильяма и Мориса Саклингов. Уильям, занимавший весьма прибыльную и необременительную должность уполномоченного Управления по акцизам, обитал в Кентиштауне, «весьма симпатичном, — как свидетельствует Лондонская энциклопедия, — месте, совершенно не отравленном лондонским смогом и располагающим дюжиной отличных таверн; сюда охотно отправлялись на отдых, особенно в летнее время, множество жителей столицы». Здесь он располагал уютным домом, с садом площадью в пять акров и чернокожим дворецким, откликавшимся на имя Прайс. На стенах висели портреты крупных вельмож, состоявших с хозяином в более или менее отдаленном родстве.

Хотя дяде Уильяму Саклингу удалось пристроить старшего из нельсоновских мальчиков клерком к себе в управление, главные надежды вывести детей в люди отец связывал не с ним, а с его братом Морисом — великодушным, щедрым человеком, капитаном королевского флота, отличившимся в недавней войне с французами на Карибском море и потому ставшим героем в глазах всей семьи. Состояние он унаследовал от преуспевающего отца — пребендария Вестминстерского аббатства и умножил его за счет премий, полагавшихся-морякам, захватившим вражеские суда; помимо того, после женитьбы на собственной кузине Мэри, дочери лорда Уолпола из Вултертона, ему досталось немалое приданое. Жили они в Вудтон-Холле и поддерживали дружеские отношения с целым рядом норфолкских семейств, находясь с кем в отдаленном, а с кем и в близком родстве, — Вудхаузами из Кимберли, Дюрантами из Скоттоу-Холла, Тауншендами из Рэйнема, Булленами из Бликлинга (в одну из дам этого семейства в свое время был безумно влюблен король Генрих VIII), наконец, с Джерминами из Дипдена, семейством, из которого в XVII веке вышел тот самый придворный вертопрах Генри Джермин, граф Сент-Олбани, сумевший благодаря щедрости короля Карла II заполучить и с толком использовать земли между Сент-Джеймской площадью и Пэлл-Мэлл, где и поныне многие улицы сохранили названия, полученные в честь членов его семьи или друзей.

Когда капитан Саклинг приехал к шурину после смерти сестры, в доме жили пятеро его племянников и три племянницы, чьей судьбою следовало озаботиться. С первого взгляда становилось ясно — достаток у семьи довольно скромный. Поначалу дом приходского священника представлял собой просто коттедж, размерами, правда, побольше обычного. Позже по обе стороны появились пристройки, крытые, как и весь дом, черепицей[1]. Славное, в общем, местечко с хорошо ухоженным садом, особенно красивым, когда цвели розы. Сад окружали тридцать акров пахотной земли, дававшие священнику неплохой урожай пшеницы и турнепса, гороха и фасоли. Но зимой, когда начинал дуть пронизывающий ветер, небо внезапно темнело, а с морского побережья, находящегося невдалеке от Бёрнем-Торпа, прилетали и тяжело опускались на промерзшую землю чайки, в незащищенном от ветра доме становилось нестерпимо холодно. Церковь Всех святых находилась от него примерно в полумиле: по тем временам — совсем не короткий путь. А до двух других церквей, в Бёрнем-Ульфе и Бёрнемг-Саттоне, также находившихся в ведении приходского священника, — еще дальше. Правда, они пребывали в таком разоре, что службы здесь почти не проводились.

Подавленный смертью жены, утративший, по собственным словам, «интерес к жизни, легко приходящий в раздражение и мало приятный в общении», священник, однако, не позволил дому прийти в упадок. Дисциплина здесь поддерживалась с прежней строгостью: вставала семья рано, за обед садилась ровно в четыре, а в девять отправлялась спать. Еды, пусть и не особенно вкусной, хватало, и дети не жаловались.

Довольны, по собственным их позднейшим признаниям, оставались и слуги — деревенские девушки; Уилл, на котором лежал уход по дому, «огородник Питер», Том Стокинг, нянюшка Блэкетт, будущая миссис Хай, жена владельца поместья Олд-Шип.

Капитан Саклинг, не имевший собственных детей, активно занялся устройством племянников и племянниц. Для начала следовало подумать о судьбе девочек. Старшей, Сюзанне, предстояло сделаться сначала ученицей некой шляпницы из Бата, а затем вступить в права довольно значительного наследства, завещанного ей дядей, и выйти замуж за купца, не только успешно торговавшего пшеницей, солодом, углем и другими продуктами и товарами, как удовлетворенно отмечал ее отец, но и происходившего из почтенной семьи (его дед служил приходским священником в Холлесли). Сделавшись миссис Томас Болтон, проживающей в городке Уэллс Приморский, Сюзанна стала веселой, добросердечной и вполне преуспевающей дамой. Среднюю сестру, Анну, тоже отправят на обучение в крупный лондонский магазин, где она будет получать сто фунтов и где ее соблазнит, а потом бросит одну с ребенком какой-то хлыщ; двадцати лет от роду, в позоре и бесчестье, она вернется домой и вскоре умрет в Бате, простудившись на улице после бала. Младшая из сестер, Кэтрин — Кейт, Кэтти, Китти, как звали ее близкие и друзья, — в ту пору еще совсем младенец, вырастет в привлекательную, живую девушку. Братья всегда будут испытывать к ней самые теплые чувства.