Лорда Сен-Винсена послание немало смутило, как и сообщения из других источников. В письме к леди Гамильтон, выражая признательность за заботу о здоровье «нашего бесценного друга», он замечает: «Умоляю, не позволяйте Вашим ослепительным неаполитанским дамам слишком приближаться к нему, ведь он сделан из крови и плоти, а противостоять соблазнам трудно».

Примерно тогда же, когда лорд Сен-Винсен писал леди Гамильтон, капитан Кейпл добрался до Лондона с вестью о замечательной победе, одержанной два месяца назад в Египте.

Граф Спенсер получил радостное сообщение, выходя из кабинета в адмиралтействе. Выслушав краткий отчет и не сказав в ответ ни слова, он, по свидетельству военно-морского историка Оливера Уорнера, автора «Портрета леди Гамильтон» и других книг, «без чувств свалился на пол».

«В Лондон прибыл Кейпл! Слава, слава, слава тебе, храбрый, отважный, обессмертивший свое имя Нельсон! — писала герою леди Спенсер, когда, в свою очередь, новость достигла ее ушей. — Да благословит Вас и сохранит до самого конца Вашей славной службы Бог всемогущий, чье дело Вы так храбро отстаивали и отстояли… При мысли о славе страны сердце мое разрывается разом от радости, признательности, гордости — чувств, согревающих грудь любой англичанки. — И все благодаря Вам, дорогой мой добрый друг… Сейчас, в этот самый миг, в Лондоне палят пушки, готовится иллюминация, Ваше славное имя звучит на каждом углу города… Лондон обезумел, совершенно обезумел — за Кейплом от самого адмиралтейства с криками «ура» следует многотысячная толпа… Я и сама чуть не помешалась от радости и, наверное, странное письмо Вам написала, но Вы меня поймете и простите».

Король явно воспринял новость спокойнее. По слухам, он на несколько минут погрузился в молчание, а это, пишет Оливер Уорнер, «одно из наиболее удивительных последствий сражения».

Вся страна, по мере того как новость о победе достигала все новых уголков, пребывала примерно в таком же состоянии, какое описывает леди Спенсер. Повсюду в честь великого события устраивались пышные празднества. Бонапарта, этого ужасного «Бони», которым, добиваясь послушания, няньки пугали маленьких подопечных, наконец основательно побили и унизили. Англия, где минувшим летом масштабы недовольства, казалось, вот-вот вызовут революцию, объединилась в патриотическом порыве. Рассказывают такую историю. Посыльного, направляющегося в Веймут с сообщением для короля, перехватил какой-то разбойник с большой дороги, но, узнав о содержании депеши, отпустил несостоявшуюся жертву с миром. Король, к которому в Веймуте вернулась обычная любовь поговорить, «прочитал, — по утверждению автора ряда книг о жизни Нельсона Тома Покока, — письмо адмирала четыре раза вслух многочисленным придворным, оказавшимся в это время на эспланаде».

Газеты, столь скептически высказывавшиеся о безуспешных попытках Нельсона обнаружить французский флот, теперь всячески превозносили его ум и отвагу. Всего месяц назад печатались карикатуры, изображающие беспорядочные метания англичан по Средиземному морю. Теперь на тех же полосах появлялись портреты героя, «храброго Нельсона», побивающего «гидру египетскую» палкой из британского дуба, «уничтожающего крокодилов-революционеров» и «злых духов», «очищая тем самым воды Нила».

В воздух взлетали фейерверки, звучали пушечные салюты, звонили церковные колокола Устраивались балы в залах благородных собраний. В моду вошли два новых танца — «Передовой» и «Прорыв вражеского строя». В тавернах выпивка лилась рекой. Школьников распустили на каникулы. На дорожных экипажах развевались флаги, а форейторы криком сообщали добрые вести сборщикам пошлин на дорожных заставах. Деревенский люд шагал из церкви в пивную, высоко подняв над головами листы бумаги с изображением «нашего однорукого победителя». В церквах и часовнях читались специальные молитвы; сочинялись песни и куплеты. Изготовили гигантское количество всяческих сувениров — рисунков, кружек и стаканов с надписями на стекле, механических игрушек, детских морских костюмчиков, иллюстрированных книг, моделей британских кораблей. В Норфолке торжества в честь «самого отважного сына» графства отличались особым размахом. «Большие празднества в Норвиче в честь великой и славной победы лорда Нельсона над французами, — отмечает в дневнике настоятель прихода в Уэстон-Лонгвилле. — На рыночной площади целиком зажарили быка. В этот день общей радости мистер Готман прочел в Уэстон-Черч утреннюю молитву, приличную случаю. На обед подали баранью ногу. А вечером, после ужина, я выставил слугам крепкого пива и немного пунша в честь великой победы, за здоровье лорда Нельсона, всех его офицеров и храбрых матросов».

В Свофэме устроили большой бал. Вот как описывает его в письме тетке дочь Уильяма Нельсона Шарлотта: «Ничего подобного видеть мне не приходилось… Первые два танца молодая миссис Хост танцевала со мной… Из Лондона привезли все опубликованные в последнее время песни. Мы пели, а теперь я учусь их играть сама… Ленты миссис Хост выписала из Лондона. Они наполовину цвета морской волны — в честь флота, наполовину красные — в честь батских рыцарей. Она подарила мне медальон с изображением дяди, я повесила его на шею… Миссис Микельтуэйт заказала в Лондоне очень красивую шляпку с надписью золотыми блестками «Герой Нила»».

В Бёрнем-Торпе сосед Эдмунда Нельсона сэр Мордаунт Мартин велел зарезать овцу и устроил застолье с исполнением, как пишет историк М. Эйр Мэчем, «отличной песни, переделанной из старого гимна «Правь, Британия»; солировал мистер Картер в сопровождении местного оркестра».

У себя в Раундвуде леди Нельсон оказалась в центре всеобщего внимания. От видных горожан, раньше ее просто не замечавших, она теперь не знала отбоя. Но радости ей это не приносило. «По правде говоря, благодарить их не хочется», — писала она. Иное дело — ее деверь Морис. Он был польщен и счастлив, получив приглашение быть почетным гостем на шикарном обеде в Лондоне, данном премьер-министром, назвавшим, обращаясь к членам палаты общин, Нельсона «великим военачальником, чьи заслуги переполняют наши сердца восторгом и чьи подвиги никогда не перестанут вызывать у его соотечественников чувства глубокой признательности».

Город Лондон, лорд-мэру которого Нельсон в свое время вручил шпагу командующего французским флотом, наградил Нельсона и его капитанов почетными шпагами, а король — медалями. Вручил им медали, стоимостью более 2 тысяч фунтов, и Александр Дэвисон, не обошедший также своим вниманием лейтенантов и, далее, мичманов и боцманов — им достались медали из позолоченной бронзы, и, наконец, матросов — тем вручили бронзу[22]. Ленточки к медалям были длиной в ярд. Многочисленные дары, в том числе две тысячи цехинов от турецкого султана, вручили герою, его офицерам и матросам для передачи раненым. Лично Нельсону султан послал парадный ятаган, ментик из лучших сортов алой ткани, отороченный прекрасным собольим мехом, флягу, кривую турецкую саблю с золотой рукояткой, мушкет с прикладом из серебра и слоновой кости, а также бриллиант, известный под именем «Челенк», извлеченный из тюрбана одного из Великих Сеньоров, — его Нельсон, которому посланец султана в самых возвышенных выражениях расписал, насколько уникален этот дар («ослепительный камень, увенчанный трепетным оперением и украшенный сияющей звездой посредине, с часовым механизмом, вделанным сзади»), должен был прикрепить к собственной шляпе. Из России доставили медальон с изображением царя и золотую табакерку, украшенную бриллиантами. От Ост-Индской компании — 10 тысяч фунтов лично для Нельсона. От его братьев-офицеров, как свидетельствуют морские хроники, «великолепную саблю, эфес которой, выполненный в золоте, в точности воспроизводил формы крокодила». Казалось, только король и правительство отказываются воздать герою должное, словно бы не желая и далее подогревать его тщеславие либо страшась нанести обиду старшим по возрасту и званию.