Выехав из Кашгара 29 сентября, экспедиция Маннергейма вернулась туда только 21 декабря, где в дружелюбной семье Колоколова Густав встретил новый, 1907 год.

Убедившись в полной некомпетентности своего китайца-переводчика, которому однообразное путешествие успело надоесть, Густав решил его уволить и найти нового. Но, несмотря на энергичные поиски и большую помощь Колоколова, дело не сладилось и выступить в поход пришлось с прежним переводчиком. Хитрый малый быстро понял выгодность своего положения и заставил Маннергейма поменяться ролями; теперь уже не барон ставил ему условия, а он барону.

Перейдя через горы и подробно исследовав реку Таушкан-Дарью, экспедиция остановилась в селении Аксу и простояла там две недели. Здесь при содействии местных властей Маннергейм значительно увеличил свой караван, наняв 14 лошадей.

Окончив свои работы по изучению Аксуйского уезда — одного из богатейших оазисов Китайского Туркестана, Маннергейм 13 марта 1907 года направился к Музартскому хребту и через пять дней перешел ледник Тугр-Мус. Переход был очень тяжелым. Дорога змеилась по почти отвесному склону. На самом леднике ее пересекали опасные трещины, где лошади запросто могли поломать себе ноги. Во время подъема на ледник казак Рахимжанов тяжело заболел лихорадкой, сопровождавшейся высокой, до 40°, температурой. Вдобавок ко всему его лошадь поскользнулась и упала в трещину, из которой ее с трудом вытащили. Остановиться экспедиции было негде, топливо кончалось. Но Бог хранил Маннергейма.

Потеряв на этом переходе более 30 коней, 31 марта 1907 года экспедиция вышла в Кульджу и простояла там 21 день. «Надо было, — писал Густав, — привести съемки и работы в порядок, прикупить несколько лошадей, купить китайское серебро, разослать его в разные города моего предстоящего пути, нанять одного-двух калмыков, снарядиться для путешествия в горах, получить необходимое разрешение, а главное приложить все старания к тому, чтобы выйти из-под тирании моего переводчика, наняв другого».

Большую помощь в поиске нового переводчика Маннергейму оказал русский консул Сергей Федоров. Был найден 17-летний китаец-католик. При небольшом запасе русских слов он удовлетворительно владел разговорной речью, немного писал по-русски, но не писал и не читал по-китайски. С этим недостатком переводчика пришлось мириться. Как показало дальнейшее путешествие, юноша оказался человеком скромным и правдивым, но, как большинство китайцев, не имел ни малейшего интереса к своей стране и путешествию, а поэтому, уставая от дороги, был вял и требовал постоянных понуканий.

В Кульдже Маннергейм по телеграфу попросил разрешения командующего войсками Туркестанского военного округа о замене казака Рахимжанова, здоровье которого вызывало опасение.

Маннергейм писал: «Ко мне был назначен казак второго Сибирского казачьего полка Луканин, принимавший участие в русско-японской войне. Он впоследствии, во время всего путешествия, в полной степени заслужил мое одобрение своим примерным поведением, исполнительностью и умением держаться с тактом и достоинством среди кочевников и китайцев».

С прибытием в город Кульджу закончился первый период экспедиции полковника Густава Маннергейма через Китайский Туркестан.

22 апреля 1907 года караван Маннергейма, состоявший из семи человек и 16 лошадей, выступил из города Кульджи и через семь дней, перейдя реку Текес, двинулся на восток по ее течению. Перейдя горы между Кунгес и Цангма, экспедиция направилась к долине Большого Юлдуза и нижнего течения реки Малаго. «Переход через перевал, — вспоминал Густав, — был тяжелым. Втянувшись в ущелье в третьем часу дня, мы, после пяти часов безостановочного движения и тяжелой работы, достигли вершины перевала лишь к восьмому часу, а лошади и люди настолько выбились из сил, что в этот день не могли одолеть самое крутое место. Расстояние от начала ущелья до перевала было около семи верст».

С наступлением темноты поднялся буран. Дров не заготовили, и никто уже не был в состоянии поставить палатки. Ночь оказалась особенно тяжела для выбившихся из сил лошадей, для которых не нашлось ни травы, ни горсточки зерна.

Спустившись в долину, которая отличалась тяжелыми климатическими условиями, экспедиция Маннергейма остановилась на правом берегу реки Юлдуз, где находилась ставка хана юлдузских торгоутов (калмыков), насчитывавшая около ста юрт, из них некоторые были очень богаты, с красивыми узорами из красного сукна. Маннергейм побывал во многих селениях торгоутов, которые произвели на него «впечатление забитых и крайне сдержанных людей, относящихся весьма недоверчиво ко всякому иностранцу». В беседах с торгоутами Густав рассказывал о их братьях в Астраханской области, вызывая живой их интерес. «Однако, — писал Маннергейм, — несмотря на встречи с ними, я вынес впечатление, что они примирились со своей безотрадной жизнью, усердно молясь Будде, и относятся ко всему остальному, в том числе и к России, весьма безучастно».

Приближенные хана встретили полковника с большим подозрением и весьма негостеприимно, так как китайские власти забыли предупредить о его приезде. Когда нужная информация поступила, отношение сразу переменилось.

Дальнейшее движение экспедиции проходило по реке Малый Юлдуз. Поднявшись на перевал Котлы, перед выходом на Карашарскую долину, лошади, измученные продолжительным отсутствием кормов, не выдержали, и двух из них пришлось бросить, с тем чтобы потом им доставить воды и, пользуясь свежестью ночи, переправить в Карашар. Этих и других ослабленных животных пришлось на время оставить здесь.

Сам же Маннергейм вместе с китайцем-переводчиком двинулся к городу Урумчи, возложив на казака Луконина нелегкую задачу перегнать туда всех изнуренных лошадей экспедиции.

15 июля Густав с переводчиком прибыли в город Урумчи — центр и столицу провинции Синьцзянь, где размещались органы центрального управления, монетный двор, учебные заведения и кадетский корпус.

Город был вытянут вдоль мелководной реки с широким каменистым руслом. Северную его часть занимала большая шестигранная крепость с примыкающими к ней торговыми рядами. Южнее базара размещались русское консульство и торговый центр. В городе было несколько торговых фирм, принадлежащих русским татарам и туркестанцам. Годовой оборот русской торговли здесь достигал около двух миллионов рублей.

Маннергейм, вспомнив свою кадетскую юность в Финляндии, посетил местный кадетский корпус и был разочарован тем, что он — низшего разряда. Здесь готовили юношей к поступлению в средний корпус, который должен был открыться лишь осенью. Учителя уже были назначены, появились и кандидаты в кадеты.

Незадолго до приезда Маннергейма в Урумчи прибыл новый губернатор края. Несмотря на свой преклонный возраст, китайский чиновник обладал твердостью характера, большим служебным опытом, а также хорошим знанием края.

Маннергейм вместе с русским консулом Николаем Коротковым нанес официальный визит губернатору Чену. Во время беседы Чен, в виде шутки, с удивлением сказал: «Господин Маннергейм, вы по-прежнему путешествуете под двумя фамилиями?» Это было связано с тем, что в паспорте, полученном из Пекина, стояла фамилия «Ма-ну-э-хэй-м», а в визитных карточках, напечатанных в Кашгаре, «Ма-да-хан» («конь, проскакавший через звезды»).

Густав сразу же почувствовал неладное. И действительно, несмотря на то что китайские власти тщательно скрывали перемену своего отношения к России, оно под влиянием Японии приобретало все более негативную окраску. Это и передалось в словах губернатора.

Испытывая чудовищное напряжение физических и душевных сил, давление со стороны китайских чиновников, отдохнуть душой барон мог лишь в кругу россиян.

«В Урумчи, — писал Маннергейм, — мне в последний раз, до прибытия в непосредственную близость к Пекину, пришлось приятно провести время среди соотечественников, часто собиравшихся в гостеприимном доме нашего консула Николая Николаевича Короткова и его радушной супруги».