Следующий день был воскресный.
Было еще темно, но по Рождественской улице толпами шли на базар крестьяне. Как далекий рокот моря, доносился шум рынка.
В это теплое утро южной осени багрово-красные листья каштанов медленно падали на землю.
Рассветало, уже солнечные лучи весело заглядывали в окна одноэтажных, приземистых, невзрачных домов и звали на улицу погреться напоследок, перед зимой.
Эмилия Львовна зашла в детскую и застала Илюшу еще спящим. Она осторожно поправила одеяло и залюбовалась своим маленьким мальчиком.
Как он вырос, «самый маленький»! Это уже не шалун, переворачивающий все вверх дном в Панасовке, а гимназист четвертого класса 2-й Харьковской гимназии. Глядя на сына, Эмилия Львовна задумалась.
Что ждет впереди ее нервного и доброго Илюшу? Какой жизненный путь ему готовит судьба? Мать наклонилась к сыну и поцеловала в лоб.
Илья лежал с закрытыми глазами, вспоминая вчерашнее. Мать думала, что он спит. Вот она отходит тихонько от кровати, а Илюша все колеблется — сказать или нет об инциденте в классе.
Эмилия Львовна вышла из комнаты. Илюша быстро соскочил с кровати и начал одеваться. Надо спешить — сегодня у Богомоловых назначен сбор гимназистов.
За чаем Илюша был молчалив. Эмилия Львовна спросила сына, здоров ли он: его обычно болезненное лицо сегодня было особенно прозрачным и озабоченным.
— Я, мамочка, абсолютно здоров и сейчас бегу к Богомоловым, а потом мы все вместе пойдем гулять в университетский сад, — ответил Илюша.
Юные «конспираторы»
Богомолов-старший был владельцем фабрики красок. Младшие его сыновья учились в гимназии, а старшие в университете изучали химию, чтобы применить знания на своем предприятии.
Богомоловы часто ездили за границу и привозили оттуда не только химикалии, но и нечто другое, о чем говорилось только в кругу близких друзей.
На чердаке дома Богомоловых, около печной трубы, на запыленных ящиках сидели гимназисты.
Говорил Илюша Мечников:
— Я закончил читать книгу, которую мне дал Захар Петрович. Она называется «История цивилизации». Автор этого произведения Бокль. Книга имеет прямое отношение к моему вчерашнему сочинению. Захар Петрович — странный человек. Одной рукой он поднимает нас, а другой осаживает. Я совершил ошибку: сочинение мое не должно было появиться в гимназии. Но как надоело остерегаться говорить то, что думаешь, то, что на душе! По мне, лучше скандал, чем лицемерие. Я вот сделал выписки из Бокля. Хотите послушать?
— Читай, Илья! — попросили гимназисты.
— Мы ведь для этого и собрались, чтобы поговорить обо всем, о чем нельзя говорить при посторонних, — сказал Петя Богомолов.
Мечников вытащил из кармана брюк толстую тетрадь и начал читать:
— «Изменения, происходящие от народа образованного, в сумме зависят от трех условий: первое — от количества знаний, которыми владеют люди, наиболее развитые; второе — от направления, принятого этими знаниями, то есть от того, какой разряд предметов они обнимают; третье — от объема и распространенности этих знаний и от свободы, с которой они проникают во все классы общества. Ясно, что в силу второго условия знания должны быть прикладные, а не чистые…»
Худой, узкогрудый, с большим лбом и серо-голубыми глазами юноша подчеркивал слова резкими движениями рук.
Илюша всегда был во власти какой-либо идеи. Легко увлекающийся, он заражал своим энтузиазмом товарищей. Это необычное собрание на чердаке, созванное по инициативе Мечникова, было посвящено начинанию, им же придуманному. Гимназисты решили, учредить «Союз науки».
Отложив тетрадь в сторону, Илюша обратился к товарищам:
— Учимся мы плохо, обманываем учителей — будто делаем для кого-то одолжение, когда готовим уроки. А просвещение народа в будущем зависит от нас, учеников. Народ тогда идет к лучшему будущему, когда он образован. Какие мы должны изучать предметы? Я не согласен с Боклем, что нужны только прикладные знания. Сегодня одно считается прикладным, а завтра другое. Когда Фарадей изучал электромагнетизм, он еще не знал, какое практическое применение электричество сможет иметь. Несмотря на советы Бокля, я намерен изучать лягушат и червяков независимо от того, можно ли будет их сегодня или завтра положить в виде деликатеса на стол к завтраку. Нести народу знания мы сможем тогда, когда сами ими овладеем. В свое время мы подумаем также и о способах их лучшего распространения. Подумаем и о тех, кто мешает делать народ просвещенным. А сейчас наша обязанность — брать у науки все, что она может нам дать. На учителей надежда слабая. Таких, как Захар Петрович, у нас немного, все остальные похожи на батюшку — учителя закона божьего. Вот поэтому я и предлагаю сегодня же учредить «Союз науки» — священный союз гимназистов, которые думают жить не так, как живут их родители.
Каждый член союза возьмет на себя какую-нибудь отрасль знаний и будет ее представителем на наших тайных собраниях. Я лично возьму на себя науку, которая ведет борьбу с церковью и обращается к природе и опыту, как к единственному источнику истины — материалистическую философию. — Он поднял вверх руку и произнес как клятву: — Я, Мечников, вступаю в «Союз науки». Я обязуюсь относиться ко всему, что связано с наукой, как к святыне. Все свои силы я отдам для познания природы. И на этом пути я не буду знать лени и усталости. На наших собраниях я обязуюсь читать рефераты о философах-материалистах.
Вслед за Мечниковым поднимались один за другим гимназисты и повторяли слова присяги на верность «Союзу науки».
Лысенко обязался изучить историю музыки. Богомолов заявил, что он берется делать доклады о последних достижениях в химии и, кроме того, обещал приносить на собрания нелегальную революционную литературу — герценовские издания — «Полярную звезду» и «Колокол».
Теперь оставалось доказать не на словах, а на деле, что «Союз науки» не мальчишеская игра, а очень серьезное дело.
Петя Богомолов подошел к слуховому окну и с тревогой оглядел улицу; потом он вытащил из кармана листы «Колокола» и, передавая их Мечникову, шепотом сказал:
— На днях мой старший брат привез из Лондона несколько номеров «Колокола».
Илюша развернул журнал. На чердаке стало тихо. Мечников начал читать негромко, но внятно:
— «Везде, во всем, всегда быть со стороны воли против насилия, со стороны разума против предрассудков, со стороны науки против изуверства, со стороны развивающихся народов против отстающих правительств… «Колокол»… будет звонить, чем бы ни был затронут: нелепым указом или глупым гонением раскольников, воровством сановников или невежеством сената. Смешное и преступное, злонамеренное и невежественное — все идет под «Колокол».
Долго еще находились на чердаке гимназисты. Позже их можно было встретить в университетском саду.
А Илюша был дома. Он сидел за своим столом и в течение получаса смотрел в книгу, не понимая, что в ней написано: голова Ильи разламывалась на части. Приступы острой боли часто, казалось без всякого внешнего повода, преследовали юношу. Подходило обеденное время, но Илюша не показывался в столовой. Эмилия Львовна знала, что в таких случаях лучше всего Илюшу не тревожить.
«Господин Ртуть»
Это случилось летней порой в Панасовке, когда Илюше еще не было и одиннадцати лет.
В родовом имении Мечниковых 20 июля 1856 года готовились к именинам Ильи Ивановича.
Панасовский дом с полукруглым балконом выходил в старый, запущенный сад. Густая листва деревьев закрывала дом, ложилась на крышу, заглядывала в окна. С крыльца, через двор, огороженный низеньким забором, виднелся большак.
К усадьбе подъезжали коляски с гостями. Илюша, тоненький мальчик с шелковистыми каштановыми волосами, с искрящимися глазами, в этот день семейного праздника вертелся волчком по двору и по всему дому. Недаром Эмилия Львовна называла его «господин Ртуть». Шалостям и выдумкам Ильи не было конца. С утра он убежал к пруду. Пристроился на берегу и с увлечением принялся за рыбную ловлю. Это было так интересно! Он должен наловить рыбешек и гидр — узнать, чем они отличаются друг от друга. Для этого надо поймать их, а потом распотрошить.