Ради съемки путешественники даже теперь, летом, должны были делать утомительные переходы в жаркие дневные часы, а не прохладными ночами.

Экспедиция двигалась на запад — к горам Муни-ула. Путешественники сумели сами отыскать туда путь, который им отказывались показать. Не раз преграждали дорогу отвесные скалы, и приходилось с досадой возвращаться обратно. Наконец, на третий день Пржевальский и его спутники поднялись вдоль русла горной реки к ее истоку близ главного гребня гор. Отсюда, с высоты, открылся великолепный вид на Хуанхэ и на раскинувшиеся за рекою пустыни Ордоса.

Появление Пржевальского и его спутников в горах Муни-ула произвело переполох между местными обитателями — монголами. Европейцев они видели в первый раз и не могли понять, что за удивительные люди перед ними. Толкам о прибытии путешественников не было конца. Ламы запретили жителям продавать загадочным иноземцам продовольствие.

В горах Муни-ула Николай Михайлович впервые испытал в полной мере все трудности горной охоты.

Взбираясь по крутым, почти отвесным скалам, охотник так устает, что в полном изнеможении останавливается чуть ли не через каждые десять шагов, чтобы набраться сил. Утомленные руки нетвердо держат ружье, и охотник не может верно прицелиться. Огромные скалы с узкими выступами, глубокие отвесные ущелья, груды обломков выветрившихся горных пород грозят гибелью.

К тому же в горах добыча очень часто ускользает из самых рук: вот охотник уже настигает ее, но мгновение — и зверь перенесется на противоположную сторону ущелья или, убитый, полетит вниз с отвесной скалы.

Но один удачный выстрел — награда за все усилия. Зоологическая коллекция обогащается новым экземпляром редкостного зверя…

Взобравшись на высокую вершину, с которой на все стороны открывался далекий горизонт, Николай Михайлович подолгу любовался расстилавшейся под его ногами панорамой.

Была дикая красота в громадных отвесных скалах, запирающих мрачные ущелья или увенчивающих вершины гор. «Я часто останавливался в таких местах, — рассказывает Пржевальский, — садился на камень и прислушивался к окружающей меня тишине… Лишь изредка раздастся воркованье каменного голубя и пискливый крик клушицы, поползет по отвесной стене краснокрылый стенолаз или, наконец, высоко из-под облаков с шумом спустится к своему гнезду гриф, а затем попрежнему кругом все станет тихо и спокойно…»

Далеко, за пустынями, лежала Родина. Сколько сил нужно было потратить, чтобы добраться до этих гор и любоваться картиною, открывающейся с их вершин! Зато радость при виде этого зрелища — радость пионера, исследователя — вознаграждала за все труды.

Под конец своего двухнедельного пребывания на Муни-ула Николай Михайлович нанял проводника-монгола по имени Джюльджига. Перевалив через горы, Пржевальский и его спутники вышли в долину Желтой реки.

Леса, горные ручьи, цветущие луга сменились безводной песчаной степью, гладкой как пол. Больше не слышно было гуканья дикого козла и клохтанья куропаток. Зато в степи мелькали дзерены, пели жаворонки и не умолкая трещали кузнечики.

На другой день, сделав большой переход, путешественники пришли в город Баотоу, расположенный при северном изгибе Желтой реки. Здесь их пожелал видеть гуань[24], начальник местного гарнизона.

Пригласив иноземцев в свою фанзу, гуань стал расспрашивать — откуда они, зачем сюда явились, куда едут? Когда Пржевальский ответил, что намерен пересечь пустыни Ордоса и Ала-шаня, заботливый гуань сказал, что это очень опасно, так как кругом бродят разбойники. Но после того, как Николай Михайлович преподнес ему часы, опасность, угрожавшая путешественникам, стала меньше тревожить гуаня, и он распорядился, чтобы Пржевальскому выдали пропуск в Ордос.

Наконец караван вышел из города и вскоре достиг перевоза Лан-хайза.

Путешественники перетащили все вещи на плоскодонный баркас и принялись загонять на него верблюдов, которые, боясь воды, сопротивлялись изо всех сил. Человек десять китайцев-перевозчиков упирали доску плашмя в зад животному и толкали его к баркасу, а другие в это же время тащили верблюда веревками за передние ноги. Верблюд злобно плевал на людей и кричал во все горло, но в конце концов все-таки попадал на баркас. Здесь его тотчас же укладывали и накрепко привязывали, чтобы он не мог встать во время переправы.

Укладка длилась два часа. Наконец баркас двинулся. Вскоре путешественники, выгрузившись на правом берегу Желтой реки, очутились в пустынях Ордоса.

Ордос составляет переходный уступ от юго-восточной окраины Монгольского нагорья к долинам Китая. От Гоби Ордос отделен горами, которые стоят на севере и на востоке от Желтой реки.

Николай Михайлович решил идти через пустыни Ордоса не кратчайшим путем, а по долине Желтой реки. «Путь этот, — писал он, — представлял более интереса для изысканий зоологических и ботанических. Сверх того, нам хотелось разрешить вопрос о разветвлении Хуанхэ на ее северном изгибе».

В результате произведенных здесь изысканий Пржевальский сделал одно из своих многочисленных открытий: «Разветвлений Хуанхэ, при северном ее изгибе, не существует в том виде, как их обыкновенно изображают на картах, и река в этом месте переменила свое течение».

В самых диких, бесплодных местах Ордоса водятся чернохвостые антилопы — харасульты. Целых два дня Пржевальский и Пыльцов охотились за этими редкостными животными. Наконец на третье утро Николаю Михайловичу удалось подкрасться к красивому самцу и подстрелить его.

Коллекции Пржевальского обогатились в Ордосе еще более ценной для науки добычей — экземпляром редчайшего растения «дзерик-лобын» (Pugionum). До путешествия Пржевальского это растение было известно науке лишь по двум веточкам, которые ботаник Гмелин привез из своего путешествия по Сибири в 1733–1743 годах. В числе экземпляров дзерик-лобына, собранных Пржевальским, оказалось два вида этого растения: один уже известный благодаря Гмелину (Pugionum cornutum) и другой — новый, получивший название: Pugionum dolabratum.

Караван двигался по безлюдной пустыне. День за днем на небе не видно было ни облачка. От раскаленной почвы дышало жаром, как из печи. Вьючные верблюды, привязанные один к другому «бурундуками»[25], шли мокрые от пота. Сеттер Фауст плелся, понурив голову и опустив хвост.

Нелегкий путь! Казаки, которые обыкновенно в пути пели песни, теперь ехали молча. Только Николай Михайлович попрежнему был неутомим. Он часто слезал с лошади и брал в руки бусоль или собирал попадавшиеся на пути растения.

В полуденное время, добравшись до какого-нибудь колодца, путешественники принимались укладывать и развьючивать верблюдов. Привычные к этому животные сами поскорее ложились на землю. Затем путешественники ставили палатку, перетаскивали в нее все нужные вещи, а посередине расстилали войлок, служивший им постелью. Потом собирали аргал и варили кирпичный чай.

«После чая, в ожидании обеда, — писал Пржевальский, — мы с товарищем укладываем собранные дорогой растения, Делаем чучела птиц или, улучив удобную минуту, я переношу на план сделанную сегодня съемку…»

2 сентября путешественники увидели на противоположном берегу Желтой реки Дэнкоу — небольшой городок, обнесенный ветхой глиняной стеной. Здесь они должны были переправиться на левый берег, чтобы идти к Ала-шань.

Китайцы в Дэнкоу еще издалека заметили караван и высыпали на городскую стену. Когда же путешественники, поравнявшись с городом, остановились, от левого берега Хуанхэ отвалила барка с солдатами. Пристав к правому берегу, они потребовали от Пржевальского паспорт.

Николай Михайлович отправился в Дэнкоу с казаком и проводником-монголом Джюльджигой.

Гуань в Дэнкоу оказался куда более наглым и жадным, чем его собрат в Баотоу.