Подробно рассказывая о визите Ольги, Константин Багрянородный не упоминает о ее крещении. Разумеется, император описывал лишь торжественные приемы, а программа визита княгини не ограничивалась их встречами{222}. Однако багрянородный василевс вряд ли пропустил бы такое событие, как крещение «архонтиссы Росии» во время визита в Константинополь. Он об этом событии молчит, более того, называет Ольгу не ее христианским именем Елена, а «Эльгой», как язычницу, подчеркивая тем самым, что не считает русскую княгиню христианкой. Во время поездки в Царьград Ольгу сопровождал некий священник Григорий, но с ним при византийском дворе обошлись не слишком почтительно, вручив едва ли не самые маленькие дары{223}. Все это может свидетельствовать о том, что Ольга познакомилась с христианством до посещения Константинополя и, как видно, независимо от него, что не могло не раздражать греков.
Поскольку в «византийской» версии крещения Ольги обнаруживаются слабые места, в науке начали возникать альтернативные построения. В XIX веке появилась «болгарская» версия крещения Ольги. Кто-то из исследователей разглядел в священнике Григории знаменитого сотрудника болгарского царя Симеона, уехавшего из Болгарии после смерти своего покровителя (в 927 году) и подвизавшегося будто бы на Руси. Кому-то даже сама Ольга казалась болгарской княжной{224}. В советское время «болгарская» версия была косвенно подкреплена работами, доказывающими существование неизменно дружественных отношений между Киевской Русью и Болгарией уже в первой половине X века, наличие активных культурных контактов и даже заключение неких союзных договоров в правления Вещего Олега и Игоря. М. Н. Тихомиров, например, считал, что Олег участвовал в походах на Константинополь болгарского царя Симеона{225}. А. Н. Сахаров высказывался осторожнее, но из шаблонного замечания летописца о том, что Вещий Олег двинулся в поход на Константинополь «на конях и на кораблях», сделал вывод, что на это нужно было получить разрешение могущественной тогда Болгарии. А раз так, то болгары, которые «перманентно» боролись с Византией, должны были стать союзниками русов. Позднее, при Игоре, отношения двух братских славянских народов испортились, но в 907 году «не было ничего похожего» и между Русью и Болгарией было заключено некое «тайное соглашение», хотя автор и отмечает «гипотетичность данного вывода»{226}.
Никто не ставит под сомнение наличие болгарского культурного влияния на Русь. Доказать же наличие союзного договора Олега и болгарского царя Симеона сложнее. Более того, у нас имеются данные, свидетельствующие о заключении в этот период союза греков и русов против (!) Симеона{227}. И от версии о том, что Ольга приняла крещение из Болгарии, следует отказаться, так как отношения Руси и Болгарии в 40-50-е годы.
X века, как это признает, кстати, и А. Н. Сахаров, были скорее враждебными, чем дружественными. Когда в 941 году Игорь отправился в поход на Византию, о приближении русов греков известили именно болгары{228}. Некоторые ученые, ссылаясь на археологические данные, предполагают даже, что в 40-50-е годы X века имела место война между Киевской Русью и Болгарией! Ведь согласно рассказу, помещенному в «Повести временных лет» под 6415 (907) годом, в походе на Царьград Вещий Олег имел в составе своего войска в числе других племен тиверцев, правда на положении союзников. Позже, в походе Игоря на греков, тиверцы участвовали уже как составная часть войска. Покорив тиверцев, русские князья включили, таким образом, в состав зависимых от Руси территорий земли между Днестром и Прутом. «Однако на южную часть Пруто-Днестровского междуречья, по всей вероятности, претендовала в этот период и Болгария, – пишет болгарский исследователь В. Д. Николаев. – Источники не содержат данных о том, была ли в это время завоевана Русью именно эта, южная часть. По всей видимости, ее завоевание было ко времени русско-византийской войны начала 40-х годов X века лишь начато и продолжалось в 40-50-х годах. Так, на одном из городских центров на данной территории, археологически связанном с Первым Болгарским царством – Калфе, следы разрушений оборонительных сооружений относятся к середине X века»{229}. Разумеется, борьба шла с перерывами, так как столкновения с болгарами наносили ущерб русской торговле (ведь русские корабли двигались в Византию вдоль болгарского берега). Вражда продолжалась и в 960-е годы, что особенно проявилось во время балканской кампании Святослава, о которой речь впереди. Отрицательное отношение русских к болгарам сохранялось и позднее, что нашло отражение в летописании. О дунайских болгарах говорится преимущественно в начальной части «Повести временных лет», и всюду летописец не жаловал болгар, хотя и не проявлял это открыто{230}. Наконец, не стоит забывать, что богомильская ересь, столь распространенная в Болгарии X века, не была известна на Руси, что косвенно свидетельствует о слабом влиянии в этот период болгарских христиан на русов{231}.
Мы уделили столько внимания болгаро-русским отношениям первой половины X века, поскольку их тогдашнее состояние во многом предопределило развитие событий на Балканах конца 960-х – начала 970-х годов, активным участником которых стал наш Святослав. Отмечу, что в историографии имеется еще версия о том, что Ольга крестилась в Киеве у местных христиан (то ли варяжского, то ли хазарского происхождения). Не может не привлечь наше внимание и сообщение источников об обращении Ольги к Оттону I с просьбой прислать священников на Русь и о неудачной миссии в Киев немецкого епископа Адальберта (о которой подробнее пойдет речь в пятой главе). Неоднократно в нашей историографии высказывалось также предположение о возможном участии в христианизации Руси беглецов из разгромленной венграми Великой Моравии{232}.
Какие же причины привели к увлечению Ольги, а возможно, и других русских князей христианством? Раздумывая над этим, ученые быстро «переросли» наивные размышления о неожиданно снизошедшем на Ольгу вследствие проповеди какого-нибудь отважного подвижника веры озарении, заставившем ее мгновенно убедиться в ложности язычества и истинности христианства и превратившем кровожадную киевскую княгиню в смиренную вдову, терпеливо сносившую насмешки сына-язычника и проводившую все свое время, уговаривая его креститься. Как правило, за обращением варварских королей и князей в христианскую веру стоял трезвый политический расчет. В частности, болгарский каган второй половины IX века Борис-Михаил, отец вышеупомянутого Симеона, обратился к византийцам с просьбой о крещении из-за постигшего Болгарию страшного голода, рассчитывая получить от ромеев хлеб. Впоследствии он еще долго колебался между Римом и Константинополем, выбирая более щедрого «просветителя». Схожие искания пережила и Великая Моравия. Интерес русских «архонтов» к соседям-христианам также может объясняться какими-то политическими расчетами союза русских князей, расчетами, которые никого из них не могли оставить равнодушным. Стараясь разгадать цели визита Ольги в Царьград, историки то предполагали ее стремление укрепить мир с Византией, то принимали во внимание торговые, культурные, военные или территориальные интересы Руси. Предлагались и такие варианты: Ольга будто бы желала получить царский титул для себя или для сына или же стремилась женить Святослава на византийской принцессе (тогда его тем более логично было повезти с собой в Константинополь){233}. Но все эти предположения построены на догадках. Отправляясь в Константинополь, Ольга могла как преследовать все эти цели, так и не преследовать ни одной из них. Сами по себе поездка в Царьград, встреча с греческим царем, крещение были полезны русской княгине, ибо способствовали ее выделению среди русской и славянской знати, возвышению над подчиненными Киеву землями…