Улугбеку вдруг показалось, что он слышит резкий, хрипловатый голос покойного деда: так велика была ненависть, вдруг прорвавшаяся среди торжественных поучений, что даже сюда заставил Тимур вставить имя своего врага и соперника, чьи кости давным-давно уже истлели в земле.
Когда-то в молодости Тимур и эмир Хуссейн были неразлучными друзьями. Вместе они грабили купеческие караваны, вместе попали в плен к туркменам и томились там добрых два месяца. Но Повелитель Мира не любил вспоминать о своей разбойничьей молодости. Улугбек узнал об этом уже после смерти деда. В книгах все рисовалось совсем иначе, и Тимур выдавался чуть ли не за божьего сына.
Не любил распространяться Тимур и о том, чем закончилась его дружба с эмиром Хуссейном, «жадным до добра подвластных ему людей». Они даже было породнились: Тимур сосватал за друга свою сестру. Но скоро двум тиграм стало тесно в одном лесу, и друзья передрались. Тимур оказался победителем и уничтожил эмира Хуссейна. Только сделал он это весьма ловко, чужими руками: дал ему клятвенное заверение сохранить жизнь, а потом подыскал людей, которые хотели отомстить эмиру за родичей, казненных Хуссейном. А разве могут иметь какую-нибудь силу любые клятвы против завета шариата: «Кто будет убит несправедливо, за того право мести мы предоставили родственнику его...»
И какое поистине дьявольское лицемерие надо было иметь, чтобы потом еще сказать об убитом: «Он погиб из-за своей жадности. Поучительна его судьба!..»
«А может быть, так и должен вести себя правитель? — думает в ночной тишине Улугбек. — Как жить? Как править страной, этим прекрасным городом, который раскинулся вокруг дворца под небом, усыпанном звездами?»
Любознательные беседы с придворными звездочетами не прошли даром. Улугбек сразу нашел среди россыпи звезд рыжеватое пятнышко Мерриха, как называли арабы планету Марс. И отменная память сразу подсказала ему все поверья, связанные с этой планетой: «День звезды Меррих — вторник... Если год начинается с этого дня, то смерть постигнет многих правителей и владык... Но зато хлеб поднимется в' цене, обогащая торговцев, будет много дождей, а рыбы мало. Мед станет дешев, и на полях созреет хороший урожай ячменя. Но нападет падеж на ослов, и цена на них поднимается до крайности...»
У каждого человека есть своя звезда, думал Улугбек. И по сочетанию звезд можно, говорят, узнать заранее все человеческие судьбы. Это очень удобная наука для правителей! Надо заняться ею самому, не доверяясь своим звездочетам. Тогда он поймет, как надо править.
Улугбек пока этого не знает. Он не знает еще очень многого. Ему неведомо, что вовсе не в царственной власти найдет он свое счастье и вечную славу. Он и не подозревает, как потускнеют, померкнут наивные мечты о предсказании судеб по далеким мерцающим звездам перед захватывающей картиной законов природы, которые движут планетами. И тогда эти звезды станут для него близкими, родными, и он будет звать их все по именам и узнает даже лучше, чем собственных сыновей. И не знает также Улугбек в этот час ночных мечтаний и раздумий, что еще придется ему самому в конце жизни столкнуться с дьявольским коварством людей, которые умеют ловко воспользоваться древним кровавым заветом шариата: «Кто будет убит несправедливо, за того право мести мы предоставили родственнику его...»
Пока что он слишком молод, чтобы долго ломать голову над загадками жизни. В нем играет горячая кровь. Утром Улугбек приказывает седлать поскорее коней и спешит за город, в сад Давлетабад, где шумят водопады, в еще не одевшихся листвой зарослях в предчувствии близкой весны кричат фазаны, выискивая подруг, и слуги уже расстилают громадный достархан — пиршественную скатерть.
Песни звучат в садах весь день, а то и всю ночь напролет, пока над дальними холмами не появится утренняя звезда Зухрат.
— Музыканты, играйте веселей! — кричит Улугбек. — Ведь Зухрат — ваша покровительница, ее всегда рисуют с бубном в руках. Играйте в ее честь!
А один из гостей, больше других умудренный в искусстве лести, вспомнив к случаю стихи Низами, уже спешит весьма прозрачно сравнить молодого правителя с легендарным героем Хосровом:
В пять лет уже все то, что дивно в нашем мире,
Он зорко наблюдал, учась постигнуть шире.
Шести достигнув лет, взрос кипарисом он,
Стремясь обычаи постичь шести сторон.
Он славен стал красой; узрев его однажды,
«Юсуф египетский» [18] о нем сказал бы каждый...
Улугбек любил и знал стихи Низами и с улыбкой подхватывал певучие строчки:
Он узел из волос развязывал стрелой,
Копьем кольцо срывал с кольчуги боевой.
Как лучник, превращал, на бранном целясь поле,
Венеры барабан он в барабан соколий... [19]
Своих охотничьих соколов Улугбек тоже не забывал. Бросив пирующих гостей, он вскакивал на коня и мчался по окрестным полям, где в чистых весенних лужах отражалось бездонное небо. Увлеченный охотой, молодой правитель больше смотрел вверх, где быстрокрылые кречеты стремительно гонялись за жирными перепуганными утками. То, что творилось вокруг, на земле, Улугбек почти не замечал. Только изредка ему резали глаз какие-нибудь развалины или обвалившиеся дувалы покинутого людьми кишлака.
Нищета и разруха царили в селениях, дочиста разграбленных за годы военных смут. Крестьян душили налоги. Их было без счета: земельный налог — ха-радж, подушная подать — джизья, барщинные работы — богар, обязанность по первому требованию хозяина поставлять лошадей и ишаков и еще великое множество всяких непредвиденных налоговой податей, которые назывались общим именем «аваризат».
И хозяев тоже было немало. Подвластные им земли правители раздавали своим приближенным. Это называлось суюргал. Каждый владетель такого суюргала, собирая налоги в казну, конечно, не обижал и себя.
Обширнейшие земли были приписаны также к многочисленным мечетям, священным мазарам, ханакам по особым, вакуфным, дарственным грамотам. На доходы от вакуфных земель кормилось все несметное множество духовных лиц.
Улугбек понимал, что страна обнищала и приходит в упадок. Но, конечно, ему и в голову не могло прийти снизить налоги и тем облегчить положение народа. Наоборот, чтобы пополнить казну, налоги повышались и взыскивались беспощадно. В этом Улугбек был сыном своего времени и даже помыслить не мог иначе.
И путь к процветанию страны он видел тоже в духе своего времени. Лучше всего наполнять казну за счет соседей — таков был, пожалуй, главный завет Тимура. Улугбек мечтал о военных походах.
Тем временем Шахрух решил вернуть обратно Хорезм, захваченный за время междоусобных смут кочевыми узбеками. Поручил он эту задачу Шах-Малику. Улугбек тоже послал свои войска, но сам очутиться вновь под началом недавнего назойливого опекуна решительно отказался.
Завоевав Хорезм, Шахрух послал свои войска дальше на запад отбирать области, захваченные сыном своего покойного брата Омар-Шейха Искандером. Улугбек не пожелал участвовать и в этом походе, хотя и предоставил отцу несколько боевых слонов. Он жаждал собственных подвигов, которые ни с кем не хотел делить.
Он уже забыл, как еще совсем недавно бежал, словно заяц, в ночной темноте, спасая свою жизнь. Теперь ему казалось, будто во всем тогда был виноват один неудачливый Шах-Малик. А теперь-то Улугбек покажет всему миру, на какие подвиги способен внук непобедимого Тимура!