Быть может, слегка успокоенный этими словами, Брант не так настороженно и сурово посмотрел на мисс Фолкнер, когда, возвращаясь со своим вестовым верхом из штаба, заметил, что она одна идет впереди него по тропинке. Она была так глубоко погружена в свои беспокойные мысли, что даже не услышала стука копыт. В руке она держала огромный цветок и то похлопывала им по живой изгороди, тянувшейся вдоль дорожки, то подносила к лицу, как бы вдыхая его аромат.

Отослав вестового по боковой тропинке, Брант медленно поехал вперед, но мисс Фолкнер, к его удивлению, ускорила шаг, не оборачиваясь, словно не замечая его приближения, и стала даже оглядываться по сторонам, точно ища способ ускользнуть. Бранту пришлось пришпорить лошадь. Догнав мисс Фолкнер, он сошел с коня и, держа поводья в руке, зашагал рядом с ней. Сперва она слегка покраснела и отвернулась, затем взглянула на него с деланным удивлением.

— Боюсь, — сказал он мягко, — что я сам нарушаю собственный приказ и навязываюсь вам в собеседники. Но я хотел спросить, не могу ли я помочь вам перед отъездом.

Он говорил вполне искренне, тронутый ее нескрываемой озабоченностью; беспощадно оценивая людей, Кларенс умел сочувствовать женским страданиям — черта сама по себе скорее женская.

— Другими словами, вам хочется поскорее от меня избавиться, — коротко отвечала она, не поднимая глаз.

— Нет, просто я хочу уладить неприятное для вас дело, за которое вы так самоотверженно взялись.

Несколько слов сдержанного человека иногда оказываются для женщины привлекательнее самого вдохновенного красноречия. Быть может, на нее подействовало и меланхолическое изящество этого насмешливого офицера. Она подняла глаза и с живостью спросила:

— Вы действительно так думаете?

Но он встретил ее пытливый взгляд с некоторым удивлением.

— Разумеется, — ответил он более сдержанно. — Могу себе представить ваши чувства при виде дома вашего дядюшки, занятого вашими врагами, и сознание, что ваше пребывание под семейным кровом терпят скрепя сердце. Трудно поверить, что вам это приятно, что вы взялись за такое дело только ради себя одной.

— А что, если я приехала сюда, — сказала она злорадно, поворачиваясь к нему, — для того, чтобы разжечь в себе чувство мести, которое даст мне силу воодушевить своих соратников и побудить их обрушить войну на ваши дома, чтобы вы, северяне, хлебнули горя, как и мы?

— И это я мог бы легко понять, — заметил он равнодушно, — хоть я и не считаю месть таким уж удовольствием, даже для женщины.

— Женщины! — повторила она в негодовании. — Да разве в такой войне есть различие между мужчинами и женщинами!

— Вы сомнете цветок, — сказал он невозмутимо. — Он очень изящен, и притом из здешних мест — не вторгшийся пришелец, даже не переселенец. Можно на него взглянуть?

Она постояла в нерешительности, сделала было попытку отвернуться, и рука у нее задрожала. Потом вдруг засмеялась истерическим смехом, сказала: «Что ж, возьмите!» — и сунула цветок ему в руку.

Это был действительно красивый цветок, напоминающий по виду лилию, с чашечкой в виде колокольчика, с длинными тычинками, покрытыми тончайшей красной пыльцой. Но едва Брант поднес его к лицу, чтобы понюхать, она слегка вскрикнула и вырвала цветок.

— Ну вот, — сказала она все с тем же нервным смешком, — так я и знала! Надо было вас предупредить. Эта пыльца очень легко сходит с цветка и пачкает. Вот у вас уже немножко пристало к щеке. Смотрите! — продолжала она, вынимая из кармана платок и вытирая ему щеку.

На тонком батисте виднелась кроваво-красная полоска.

— Он растет на болоте, — продолжала она тем же взволнованным тоном, — мы называем его драконьи зубы, как те, помните, которые посеяли в старой легенде. В детстве мы находили эти цветы и красили себе лицо и губы. Мы называли их румяна. Я его только что нашла, и мне захотелось снова попробовать. Мне так живо вспомнились детские годы!

Следя не столько за ее словами, сколько за странным выражением ее лица, Брант готов был подумать, что она действительно поддалась искушению, до того красны были ее щеки. Но под его холодным, испытующим взглядом ее лицо заметно побледнело.

— Должно быть, вы тоскуете по старым временам, — заметил он сдержанно. — Боюсь, что от них мало что уцелело, кроме этих цветов.

— Да и они не уцелели, — сказала она с ожесточением. — Ваши солдаты прошли через болото и растоптали кусты.

Брант нахмурился. Он вспомнил, что в болоте теряется ручей, который во время сражения обагрился кровью. Эта мысль отнюдь не усилила его симпатий к прекрасному, но ослепленному злобой существу, шагавшему рядом, и чувство жалости, мелькнувшее в нем на мгновение, быстро угасло. Она была неисправима. Несколько минут они шли молча.

— Вы говорили, — начала она наконец более мягким и даже нерешительным голосом, — что были женаты на южанке.

Он с трудом подавил раздражение.

— Кажется, говорил, — холодно ответил он, сожалея о своей откровенности.

— И, конечно, научили ее своему евангелию, евангелию от святого Линкольна… Понимаю! — продолжала она поспешно, точно заметила его раздражение и старалась смягчить его. — Она была женщина, и она любила вас и думала вашими мыслями, смотрела на все только вашими глазами. Да, у нас, женщин, всегда так, все мы, кажется, такие, — добавила она с горечью.

— У нее были собственные взгляды, — отрывисто бросил Брант, совладав с собой.

Его тон ясно показывал, что разговор на эту тему окончен, и ей оставалось только умолкнуть. Но через минуту она заговорила опять, и в ее голосе зазвучало прежнее презрение.

— Пожалуйста, генерал Брант, не трудитесь провожать меня дальше. Разве только вы боитесь, что я могу встретить ваших… ваших солдат. Даю слово, что я их не съем!

— Боюсь, мисс Фолкнер, что вам придется еще некоторое время пробыть в моем обществе — и именно из-за этих солдат, — серьезно возразил Брант. — Вы, вероятно, не знаете, что дорога, на которой я вас встретил, идет через караульный кордон. Если бы вы были одни, вас бы остановили и подвергли допросу, а так как вы не знаете пароля, то задержали бы и отправили в караульное помещение, а там… — он остановился и пристально поглядел на нее, — там бы вас обыскали.

— Вы не посмели бы обыскивать женщину! — воскликнула она в негодовании, но слегка побледнев.

— Вы только что сами сказали, что в этой войне нет ни мужчин, ни женщин, — небрежно ответил Брант, продолжая внимательно ее разглядывать.

— Так, значит, война? — быстро и многозначительно сказала она, бледнея.

В его испытующем взгляде появилось недоумевающее выражение. Но в этот момент за живой изгородью сверкнул штык, раздалась команда: «Стой!», — и на дорогу вышел караульный.

Генерал Брант выступил вперед, ответил на приветствие караульного, а затем, когда подошли сержант и еще один солдат, указал на свою прелестную спутницу.

— Мисс Фолкнер не знает расположения лагеря, она свернула не по той дороге и нечаянно переходила линию, когда я ее встретил. — Он опять внимательно посмотрел на ее побледневшее лицо, но она не подняла глаз. — Покажите ей кратчайшую дорогу к штабу, — обратился он к сержанту, — и если она еще когда-нибудь заблудится, проводите ее опять до дома, не задерживайте ее и не докладывайте.

Он приподнял фуражку, сел на коня и уехал, а девушка с гордым и независимым видом пошла по дороге в сопровождении сержанта. Но едва Брант успел отъехать, как ему встретился верховой — это был офицер из его штаба. Необъяснимое чувство подсказало ему, что тот видел всю сцену, и, сам не зная почему, он ощутил досаду. Продолжая путь, Брант проверил несколько постов и кружным путем вернулся в штаб. Выйдя на веранду, он увидел, что в глубине сада мисс Фолкнер разговаривает с кем-то через ограду; в бинокль он разглядел стройную фигуру уже знакомой мулатки. Он увидел, что она держала такой же цветок, как тот, который все еще был в руке у мисс Фолкнер. Значит, она была вместе с мисс Фолкнер на прогулке? Но если так, почему же она скрылась при его приближении? Подстрекаемый чем-то большим, нежели простое любопытство, он быстро спустился в сад, но мулатка, очевидно, заметив его, быстро исчезла. Не желая снова встречаться с мисс Фолкнер, он повернул обратно, решив при первой возможности лично допросить новую посетительницу. Такая предосторожность входила в его обязанности, раз мулатка собиралась занять место мисс Фолкнер в качестве ее доверенной.