Бодрикур послал с ними королевского гонца Коле де Вьенна, он знал дороги, по которым можно проехать, и умел распознавать во встречавшихся на пути вооруженных людях и гарнизонах тех. кто предан королю Франции; некто Ришар Ларше сопровождал его. Шесть мужчин вокруг этой девочки, которая уже сидит на лошади, как настоящий воин. Впрочем, поскольку в те времена лошадь была единственным известным средством передвижения, Жанне наверняка уже много раз приходилось сидеть верхом на рабочих лошадях своего отца и, очевидно, "спортивная" жизнь ее не страшила!

Последняя предосторожность: Робер де Бодрикур отправился к супругам Ле Руайе в сопровождении вокулёрского кюре мессира Жана Фурнье, облаченного в епитрахиль. Священник произнес над Жанной формулу заклинания злых духов. Если Жанна одержима злыми духами – пусть удалится, если же она творение Добра – пусть приблизится. Вероятно, в то время Жанна пряла рядом с Катрин Ле Руайе (она очень хорошо пряла, если верить последней) и сразу же подошла к священнику и пала перед ним на колени. Впоследствии она заявила Катрин, что, размышляя как истинная христианка, она считает, что кюре вел себя неправильно: разве он уже до этого не слышал ее исповеди? Следовательно, он прекрасно знал, что она добрая христианка и из нее не надо изгонять бесов. Жанна считала эту сцену бесполезной и даже смешной, но она заняла свое место в Истории перед ее первым отъездом и свидетельствовала о замешательстве капитана Вокулёра, решившего, что, возможно, речь могла идти о ведьме.

В конце концов однажды вечером, вскоре после монашеского воскресенья, Робер сам проводил маленький отряд до выхода из города со стороны Французских ворот: "Иди, иди, и будь что будет!"

О чем могли говорить путешественники, проделавшие долгий одиннадцатидневный путь через всю Францию? Всю дорогу Жанна постоянно подбадривала своих спутников. Первую ночь они провели в аббатстве Сент-Урбен-ле-Жуэнвиль, хотя затем, насколько это было возможно, старались совершать переходы ночью, дабы избежать неприятных встреч с шайками англичан и бургундцев, от которых всего можно было ожидать. Жанне хотелось присутствовать на мессе – "если бы мы могли прослушать обедню, мы поступили бы хорошо", – но тогда они обратили бы на себя внимание; и действительно, они смогли прослушать мессу лишь дважды: в Оксере и в церкви святой Екатерины в Фьербуа, когда они оказались уже на дружественной территории.

На протяжении всего этого пути, заявили молодые мужчины, ехавшие вместе с Жанной (Жану из Меца был 31 год, а Бертрану де Пуленжи – 37 лет), она спала рядом с ними на всех остановках, ложилась не раздеваясь, не расстегиваясь, не снимая ни камзола, ни штанов; и никогда у них не было по отношению к ней "движения плоти". "Меня распаляли ее речи и воодушевляла любовь к тому божественному началу, которое было в ней, во что я верил" – так говорили люди, окружавшие Жанну Деву.

Однако в Шиноне, как и в Вокулёре, ее появление не прошло незамеченным. Жанна беспрестанно уверяла своих спутников, что король, или, вернее, дофин, примет ее, как она то и говорила; гонцы и сержанты[30] суетились вокруг нее; некоторое беспокойство царило и среди ее спутников, достигших цели, к которой они стремились. Они сочли, что Жанна убедительно и с честью вышла из испытаний: за одиннадцать дней совместного пути они не нашли в ней ни малейшего недостатка, не заметили никакого проявления слабости; она выказала удивительную набожность, милосердие и непоколебимую решимость. Впрочем, осталось еще главное испытание: то, что она говорила, то, что предсказывала, – соответствует ли это чему-нибудь?

Несмотря на разрушения, от которых Шинонский замок серьезно пострадал в XVII веке, а затем в эпоху Революции и Империи, его величественные стены, устремленные ввысь, все еще возвышаются над городом и нависают, как скала, над долиной Вьенн и остроконечными крышами городка, примостившегося у его подножия. Нетрудно представить, как по этой довольно-таки круто поднимающейся вверх дороге, которую называют сегодня улицей Жанны д'Арк, сновали люди в те долгие часы – от полудня до вечера следующего дня, – которые отделяли приезд Жанны с ее эскортом от момента, когда она наконец-то была допущена в замок к королю. "Ей задавали очень много вопросов", – заявляет Жан из Меца и перечисляет, так же как и Бертран де Пуленжи, благородных людей, советников короля – настоящее столпотворение, – о недоумении, растерянности и сомнениях которых можно догадаться. Жанна и ее спутники, вероятно, рассказывая, откуда они и зачем пришли, сообщили не более того, что мы могли установить и изложили выше; при этом она без конца повторяла, приводя всех в замешательство: "Спасение может прийти только от меня".

Важное лицо, председатель королевской счетной палаты Симон Шарль, довольно подробно опишет, как развивались последующие события; когда Жанна прибыла в Шинон, самого председателя там не было, он был направлен королем с посольством в Венецию. Вернувшись в город "в течение месяца марта", он попросил Жана из Меца рассказать, что произошло, и, будучи человеком дотошным, точно записал услышанное.

Король приказал своим советникам отправиться на постоялый двор, где остановилась Жанна, и расспросить ее: зачем она приехала и чего просит? Жанна колеблется; она хочет говорить о своей миссии только в присутствии короля, но, так как на ответе настаивают, она в конце концов говорит, что у нее два поручения от Царя Небесного. Во-первых, снять осаду с Орлеана, а затем проводить короля в Реймс, дабы он был там миропомазан и коронован. Установив это, советники вернулись к королю. Их мнения разделились. Одни считали, что эта девица явно сумасшедшая и поэтому ее следует без обиняков выпроводить, другие полагали, что королю следует по крайней мере выслушать Деву. Вполне вероятно, что Карл окончательно принял решение и согласился принять ее в замке лишь после того, как получил послание Робера де Бодрикура, отправленное вскоре после отъезда маленького отряда и подтверждающее сказанное Жанной и ее спутниками. Если бы не заверения капитана, не так давно вновь доказавшего свою преданность королю, недоверчивый и подозрительный Карл не принял бы Жанну.

Подумать только, что пришлось преодолеть этой девочке: долгое трудное путешествие по территориям, которые в другие времена назвали бы "оккупированной зоной", переправа вброд через вздувшиеся от паводка реки; а сколько раз можно было наскочить на вражеские гарнизоны и военные отряды в пути и на остановках! И все это надлежащим образом подтверждено закаленным в боях капитаном далекой крепости; все говорит в пользу того, что надо хотя бы переговорить с девушкой. Задним числом понимаешь мудрость Жанны, которая сначала отправилась в путь со своими двумя спутниками, затем вернулась в Вокулёр и заявила: "Не так нам пристало удаляться". Настойчивость, с которой она стремилась переговорить с Робером де Бодрикуром, теперь кажется вполне оправданной: ей было необходимо ручательство капитана.

Было уже поздно, темнело. Время наступления ночи в первые дни марта соответствует половине седьмого или около того; следовательно, часов в семь – полвосьмого Жанна со своими спутниками и, вероятно, с посланцем короля начала подниматься по крутой улочке, которую впоследствии назвали именем героини. "Было более 300 рыцарей и 50 факелов", – скажет она позднее, вспоминая об этом дне. Граф Вандомский получил приказ провести ее в большой зал замка. Возможно, что триста рыцарей, о которых говорит Жанна, цифра несколько преувеличенная, но тем не менее можно представить себе, какое впечатление произвело подобное никогда ранее не виданное зрелище, на молоденькую крестьянку, попавшую впервые в жизни в огромный зал, где горело множество факелов и светильников (из воска и соломы), освещавших все эти незнакомые лица знатных сеньоров и благородных дам.