Всю жизнь прожив на крошечном островке, вдали от материковой цивилизации, молодые люди никогда не видели женщины столь утонченной красоты. Затаив дыхание, они разглядывали Монику из своего укрытия. Хрупкая грация юного тела была чужда коренастым девушкам с выжженных солнцем ландшафтов их родины и даже моделям с обложек потрепанных журналов, которые местные ребята покупали у моряков, проходивших мимо их деревни. Длинные белокурые волосы окутывали плечи Моники сияющей шелковистой мантией. Когда она отбрасывала светлые пряди за спину, солнечные лучи отражались в них платиновыми бликами, обдавая огнем незрелые чресла юношей, жадно пожиравших глазами прелести юной датчанки.

Моника повернулась лицом к их укрытию, во всей красе явив глазам трех своих воздыхателей обворожительные округлости женского тела. Симметричные полусферы ее грудей были совершенны, как у греческой богини. Большие и развитые, как у зрелой женщины, но при этом хранящие девичий шарм, пышные холмики высоко вздымались над грудной клетки. Завиток волос обвился вокруг упругого соска, обнимая его с томной нежностью. Золотистая бахрома щекотала бархатистый низ живота, где начинался плавный подъем лобка, покрытого тонким курчавым пушком, который напоминал юношам сладкую вату. Из пушистого гнездышка выглядывал пухлый розовый отросток, с любопытством, казалось, смотревший прямо на молодых людей. При виде его все трое судорожно облизали пересохшие губы в имитации акта, о котором еще не подозревали, и лишь невероятным усилием воли им удалось взять себя в руки и подавить желание взять эту женщину прямо здесь и сейчас.

Ими овладел неведомый дотоле пыл, и все же каждый боялся этой соблазнительной молодой особы — или, скорее, страшился своих неосознанных порывов. Поэтому юноши, оставаясь в своем укрытии, продолжали лишь смотреть на нагую незнакомку, которая терлась телом о горячий песок, извиваясь в томном эротическом танце. Однако робость на этот раз сослужила им добрую службу. Судя по всему, светлокожая иностранка кого-то ждала — наверняка того, кто разжигал румянец на ее бледных щечках. Когда Моника только пришла на пляж, ее кожа казалась почти прозрачной; теперь же, когда мужчина, появившийся рядом с ней, скормил свой эбонитовый пенис ее хрупкому телу, она излучала жаркое сияние.

Немногим взрослее, чем Тео, старший из троих товарищей, Моника казалась такой далекой, такой недоступной — почти столь же недоступной, как обнаженные модели на засаленных страницах журналов. С другой стороны, зачем эти женщины показывали свои тела, если не из желания, чтобы к ним прикасались? Эта девушка на пляже наверняка хотела того же. И когда на сцене появилась еще одна фигура — иного цвета и пола, чем та, которая до сих пор занимала их внимание, — мальчики поняли, что не ошиблись.

Молодые люди уже успели приобщиться к сексу в объятиях деревенской потаскушки, уступившей их домогательствам за пачку сигарет. Но этот скудный сексуальный опыт не мог подготовить их к тому, что сейчас происходило на пляже. Это действо с веревкой и шелковыми шарфами казалось им странной игрой, которая, однако, даже в своей необъяснимости, горячила юную кровь. Когда Андре перевернул Монику на спину и поднял ее бедра вверх, мальчики начали тихо переговариваться между собой: старший из них утверждал, что пенис мужчины находится в заднем проходе женщины, а два его товарища говорили, что этого не может быть. Но когда пара вновь сменила позу и Моника оказалась на коленях спиной к Андре, стало ясно, что догадка Тео была верной. Раздвинутые ягодицы женщины виднелись из-за бедер ее любовника, и черный ствол его пениса в завораживающем ритме двигался между ними. Мальчики наблюдали необычное сношение с не меньшим любопытством, чем группа школьников — опыт на уроке химии, сдавленно хихикая при виде темных яичек Андре, бьющихся об упругие ягодицы женщины. Массажист, крепко обхватив Монику за талию, приподнялся выше, и друзья мельком увидели багряную щель ее влагалища, роняющую на иссохший песок вязкие душистые капли.

Им, которые наивно считали себя знатоками секса, даже во сне не могло привидеться такое, но, повинуясь природному инстинкту, три увесистых мужских органа поднялись в унисон, выдавая тайные желания хозяев. Не в силах подавить естественный порыв, каждый вынул из штанов свой пенис и, не стесняясь присутствия друзей, зажав его твердой рукой, присоединился к бешеному ритму движений Андре, сотрясающему тело Моники. Ее молодые упругие груди колыхались океанской волной, бушующим прибоем ударялись темные бедра о напряженные ягодицы, сведенные дрожью мощного оргазма.

Затем Андре поспешно вернулся в санаторий. Он уже опаздывал на сеанс массажа, а его клиентки не любили ждать. С все еще завязанными глазами, датчанка блаженно нежилась на песке, не ведая о смятении, царившем в соседних кустах. И тем более не подозревала, что, согласившись встретиться с массажистом на пляже, навсегда изменила течение своей жизни, а заодно и судьбы еще трех людей. Ибо для трех подростков, чей смысл жизни прежде заключался в рыбной ловле и эпизодических торопливых ласках в обмен на пачку курева, уже не было пути назад. Что-то надломилось в душе, словно кто-то приподнял засов на двери, которую никогда не открывали.

Покинув свое укрытие, юноши возникли возле Моники так неожиданно, что она сперва подумала, что это вернулся ее темнокожий любовник. В порыве сладострастия она высоко приподняла белые полушария ягодиц с зияющим отверстием ануса. Но когда Тео вновь стянул ее освобожденные запястья веревкой — намного туже, чем позволил бы себе Андре, — у нее возникли сомнения. Шорох на песке двух пар босых ног укрепил Монику в ее подозрениях, и она стала вырываться. Но тот, кто связал ей руки, насел сверху, тяжело придавив бедра и не давая ей сопротивляться.

Старший из троицы, до безумия желая повторить то, чему стали свидетелями он и его младшие товарищи, Тео — который никогда не отличался робостью, — бесцеремонно раздвинул ягодицы Моники, подставив вожделенное отверстие солнечным лучам — к полному восторгу своих однокашников. Красноватое кольцо широко раскрылось, открывая слизкую ямочку ануса, напоминающего сверкающую черную жемчужину, хотя от частого пользования его периметр растянулся настолько, что размером превосходил окружность самого крупного жемчуга.

Тео самодовольно усмехнулся; друзья застыли по бокам от него, не обращая внимания на шевеление в саржевых шортах. Аудитория собралась — пора устраивать шоу. Тео скользнул средним пальцем в расширенную впадину, стараясь просунуть его как можно дальше. При виде столь грубого обхождения с беззащитной девушкой у его товарищей вырвались ошеломленные возгласы. Тео же, чувствуя, как вокруг его пальца сокращаются пульсирующие стенки прямой кишки, осклабился еще шире, преисполненный сознанием безграничной власти над своей жертвой, и продолжал орудовать пальцем внутри тесного прохода, окрыленный собственной смелостью. Тео, для которого подобные ощущения были в новинку, с любопытством исследовал интерьер прямой кишки Моники и в итоге решил вставить еще один палец. Поскольку внутри все еще оставалось достаточно места, он добавил еще и третий и на глазах своих приятелей, наблюдавших за ним с открытым ртом, начал двигать пальцами вперед-назад, подражая движениям мужского пениса.

Всю свою сознательную жизнь Тео рыбачил на лазурных просторах Средиземного моря; его узловатые жилистые пальцы не знали маникюра. Неухоженные ногти всегда были обломаны и обкусаны, а заскорузлая кожа — груба и шершава, как наждачная бумага. Но это нисколько не коробило Монику, а, напротив, доставляло ей еще большее наслаждение. Она приглушенно постанывала, приподнимая ягодицы и потягиваясь навстречу составленному из пальцев пенису.

И вдруг Тео понял, что хочет большего…

Но, к сожалению, ему пришлось повременить со своими планами, ибо Моника, почувствовав на своем теле еще две пары грубых рук, перевернулась на спину, словно поощряя их. Без всяких указаний девушка раздвинула ноги, давая каждому из молодых людей возможность огладить пушистый лобок и рассмотреть женские таинства меж бедер. Юноши с любопытством ощупывали объект исследования, носом улавливая непривычный запах — аромат, отдаленно напоминающий благоухание цветка, но полной аналогии которому они не могли найти в скудных кладовых своего жизненного опыта.