− Тебя исключили? – удивилась я, оставляя попытки сгрузить тонны макулатуры со второго стула.

− Нет, конечно. Я сам заявил о своем уходе.

Оракул, который уже устроился за своим столом, плавно захихикал.

− Да уж, заявил он как следует, будьте спокойны… Судя по тому, что до меня дошло – таких сильных выражений на собрании Коалиции уже лет двести не слыхали, после суда в 1798 над Романцовым за эликсир сквернословия, я имею в виду допрос пострадавших… Ну, а твой прощальный сюрприз – этому вообще жить в веках.

− Ну… встряхнул немного, − поджал губы Веслав. – Им давно пора.

− А что ты сделал?

− Распылил перед уходом интересненькую эссенцию, − мечтательно сообщил Данила, потирая руки. – «Бестиавенун», я правильно запомнил? А в простонародье – «озверин».

− Высвобождает животную сущность человека, − проворчал Веслав, рассматривая на свет какой-то лист. – Слышала легенду, что каждому человеку соответствует животное? Я ее реализовал. Но не я виноват, что у председателя заседания оказалась сущность бабуина! И не мое дело, что это был агрессивный бабуин, и уж брачными периодами человекообразных я точно никогда не интересовался и не собираюсь впредь!

Я сообразила, что только что услышала причину выхода председателя Коалиции на пенсию (а у нас-то все удивлялись – мол, не старый, ста еще нет, а решил в отшельники податься), и меня невольно согнуло пополам от смеха.

− Ладно, − отрывисто сказал Веслав и наконец сел. – Как понимаешь, мы по делу к тебе.

Поэт-оракул тут же засветился изнутри неярким, но ласковым светом.

− О, да-а…я это понял сразу, как тебя увидел! Тебе понадобилась моя профессиональная помощь? Ты не будешь разочарован: увидишь, я столько всего достиг… − тут он принялся рыться в бумагах, заполонивших стол. – Недавно освоил четырехстопный анапест, мне не давался этот размер… количество пиррихиев сведено к минимуму, ну, правда приходится кое-какие детали из прорицаний выбрасывать… ничего! Иду вперед такими шагами, а вот посмотри, это насчет Небироса, гекзаметром как-то вдруг пришлось…

− Еще слово про гекзаметр – буду травить, - предупредил Веслав, нервно вскакивая на ноги. – И никаких упоминаний мифов, прелестных дриад, муз, Пегаса…

Поэт надул губки, но тут же улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

− Ах, ну да… как же, это по поводу твоей миссии, очевидно? Ходили слухи, что ты призван в Дружину, но мне как-то и не верилось… а может, ты поделишься со мной? Очень способствует творческому вдохновению, и, ты знаешь… может дать материал для прорицаний.

− Это успеется, − я заметила, что у Веслава начал подергиваться уголок губ. – Насчет Дружины – да, я был в нее призван. Оля, кстати, тоже, так что, если хочешь, тебе обо всем она расскажет. Спрашивать нужно у тех, кто получает от этого удовольствие.

Оракул расцвел окончательно, а я попыталась убить Веслава взглядом. И как, скажите на милость, заметил? И когда заметил-то, мы ж с ним полгода не виделись! И… что, обязательно было это озвучивать?!

− Так вот, мне нужно, чтобы ты объяснил одно свое предсказание, − тут алхимик встал и протянул Даниле по отдельности конверт и письмо.

− Это разве мое? – слегка удивился тот, но конверт взял и рассмотрел. Потом обрадовался: − Мой почерк!

Повертел в руках и задумчиво уставился на включенную (шторы в комнате были плотно закрыты) лампу. Достал тонкую сигарету и закурил. Запахло из облака дыма как-то необычно. У меня заслезились глаза, я отвернулась и тут же встретилась взглядом с очередным листком. Стихотворение на нем было построено в форме пирамиды, а стиль сильно напоминал «Муху-Цокотуху» Чуковского.

− Послушай, Веслав… − донесся из того же облака неуверенный голос поэта. – Я что-то не помню, чтобы я это писал.

Алхимик отозвался на это с иронией:

− Ты меня почему-то не удивил. Но почерк все-таки твой?

− Похоже…

− Конкретнее!

− Ну, да…

− Еще конкретнее!

− Уверен на девяносто восемь процентов.

Веслав сделал жест, который обозначал: погрешность его устраивает.

− Письмо отправлено полгода назад, судя по штампу, − вставила я.

− Полгода? – переспросил оракул, рассеянно крутя в пальцах исписанный листок. – Тем более не помню, потому что в этот период у меня было увлечение акростихами. Так интересно, знаете ли, вписывать прорицания в геометрические фигуры и даже…

Тут он остановил свой творческий экстаз и посмотрел сначала на мое сочувственное лицо, потом на задумчивого алхимика в кресле.

− Друг мой, - со вздохом выдал тот. Такое начало заставило оракула очень нервно затянуться сигаретой, − ты даже не представляешь себе, насколько это прорицание для меня важно. Так что прошу тебя, постарайся о нем что-нибудь вспомнить, потому что иначе мне придется обратиться к своей специальности.

Оракул вдруг утратил свою лирическую тормознутость и задрожал щеками обиженно.

− Ты этого не сделаешь.

Веслав оставил эту глупость без комментариев.

− Модификации сыворотки правды тут не помогут, это я уже понял, − продолжил он, − ты же не лжешь, ты не помнишь. Но есть один такой эликсирец… Латинское название − «Memoria tenax», «твердая память». Немного неточно, поскольку проясняется лишь нужный алхимику участок памяти вопрошаемого. Зато то, что происходит с остальным мозгом уже через час, внушает сочувствие. Под конец память стирается начисто, и человека приходится обучать ходить, есть, говорить…

Оракул сглотнул и попытался улыбнуться.

− Говорили мне не водить дружбу с алхимиком. Там, еще, вроде, была такая фраза: «Если ему будет нужно – предаст тебя без малейших раздумий».

Он смотрел на меня и, кажется, искал поддержки, но я на время выпала из беседы после этой фразы. Полгода назад я почти слово в слово слышала ее от Йехара.

− Ну да, алхимики – они такие, - серьезно подтвердил Веслав. – Так думать будешь или… стимулировать?

− После твоих угроз думать вообще невозможно, - пробормотал оракул и опять уставился на листок. – Полгода назад я таким не занимался. Но почерк мой…

− Правда? – спохватилась я и помахала листком, который сам собой попался под руку. Стихотворные строки на нем (что-то о падении колосса, осиянного звездами) были выписаны аккуратным почерком, ничего общего с каракулями на листке не имеющим.

− Ну да, − отмахнулся Данила. – Это мой трансовый почерк. То есть, я прорицания вслух не произношу, записываю. Сначала в той форме, в которой они ко мне приходят, а затем даю волю своей творческой фантазии, и…

− Это, значит, так и пришло? – резко перебил Веслав.

− Ну, значит, так…

− Есть вообще гарантии, что прорицание настоящее и может сбыться?

Предсказатель, как видно, уже забыл об его угрозах, расплылся в довольной улыбке и промурлыкал:

− Весл, ты задаешь детские вопросы... Ну, кто тебе даст гарантию? Любое прорицание – это всего лишь возможность, вероятность, которая зависит от сотни условий. И если хотя бы одно будет неверно выполнено…

− А еще я помню, что бывают истинные пророчества, редко, но бывают, и вот эти сбываются, может не всегда стопроцентно, но как минимум наполовину, так?

Мысленно я согласилась с Веславом. Курс лекций по истории пророчеств и прорицателей был у нас короток, а курс практики – и того короче, но про истинные пророчества я запомнила.

Оракул продолжал с интересом вглядываться в страничку.

− «Врата откроются не раз», гм, интересно… − бормотал он. − Четырехстопный ямб, определенно, с мужской рифмой, жаль, нет схемы рифмовки, ну, да, теперь припоминаю. Было кое-что по этому поводу, но я этим заниматься не стал. Разумеется, попытался переложить пророчество в стихи, но получилось так путано и туманно, да еще ямбом, а я ведь говорил о своих предпочтениях на тот период…

Веслав хищно подобрался в кресле и напрягся, как перед прыжком.

− Оно еще у тебя?

− Ну… я его разорвал, − развел руками горе-предсказатель. По лицу алхимика мне даже показалось, что сейчас он станет экс-предсказателем. Видно, Данила тоже это просек, поскольку быстро добавил: − Но обрывки у меня остались. Ты же меня знаешь, я ничего не жгу и не выбрасываю.