На окраине Люблина. Любовь к природе. Первое приобретение. Страсть к «рукомеслу». Палаццо Сташица. Математические головоломки. Преступление и наказание. Юный театрал. «Средний» ученик.

Летом 1874 года в одном из крохотных местечек обширной Российской империи произошло событие, отмеченное лишь в книге записей смертей, бракосочетаний и крещений едва ли не самой бедной — приходской церкви города Люблин. Запись, исполненная рукой отца диакона, свидетельствовала, что у иерея Лебедева и его супруги Елизаветы Клементьевны Лебедевой, урожденной Чехович, 13 июля родился сын, нареченный при крещении по имени святого Сергия Радонежского.

Поначалу судьба будущего великого химика Сергея Васильевича Лебедева — Сережки, Сергуньки, поповского сына, — складывалась не ласково.

Василий Афанасьевич Лебедев, происходивший из крестьян Тульской губернии, после получения образования преподавал русскую словесность в гимназиях и духовной семинарии, а после женитьбы принял сан священника и переехал в город Люблин, где получил церковь с очень небольшим приходом. Семья Лебедевых жила на окраинной улице города Люблина, в то время называемой Зеленой, в доме причта, построенном в годы царствования императрицы Екатерины Второй. В ту пору город Люблин насчитывал всего двадцать тысяч жителей, а русского населения православного вероисповедания по всей Люблинской губернии насчитывалось немногим более тринадцати тысяч. Естественно, что приход церкви Рождества Богородицы, настоятелем которой числился Василий Афанасьевич Лебедев, не мог быть велик.

Во всем чувствовался недостаток, а между тем семья Лебедевых насчитывала четверых детей. Для прокорма семейства его главе, кроме выполнения обязанностей священнослужителя, приходилось еще преподавать в Люблинской гимназии.

Мать Сергея Васильевича, рано выйдя замуж, к моменту рождения Сергея была уже немолодой женщиной с подорванным здоровьем. Это, видимо, и обусловило в дальнейшем неуравновешенность, раздражительность и сильную возбуждаемость при различных обстоятельствах далеко не легкой ее жизни. К преодолению бытовых тягот она и вовсе не была приспособлена.

Сырой и холодный дом Лебедевых был расположен на церковной усадьбе. Хотя этот участок был велик и засажен фруктовыми деревьями, но было в. нем что-то безысходно мрачное. Не звал он ни к играм, ни к забавам. У старших детей находились сверстники среди детей псаломщика, живущих в том же доме, но у Сережи однолеток не было, и он с малых лет в своих занятиях был одинок, что во многом способствовало развитию замкнутости его характера.

Вместе с тем у мальчика развивалась сосредоточенность, наблюдательность, рождалась любовь к природе и умение остро наблюдать происходящие в ней перемены. Мальчик рос малоразговорчивым, но не капризным. Читать научился сам очень рано, по книгам с картинками, которые ему дарили родные. Никто его к овладению грамотой не подталкивал, никто ему в этом не помогал. Было замечено, что с малых лет Сережа отличался хорошей памятью.

Зимой 1882/83 года, когда Сереже шел еще только девятый год, его отец простудился; затем гнойный плеврит перешел в скоротечную чахотку, и он умер 1 марта 1883 года.

После смерти отца старших детей удалось определить в учебные заведения на казенный кошт, а мать, кое-как расплатившись с оставшимися после мужа долгами, с сыном Сергеем и его младшей сестрой переехала в Варшаву, к отцу — ключарю кафедрального собора. Материальное положение семьи было тяжелым; пенсии, получаемой за отца, на жизнь не хватало, и начались мытарства с постоянной переменой квартир в ремесленных предместьях Варшавы. Сережа по-прежнему был предоставлен самому себе, и целые дни проводил у мастерских мелких ремесленников.

Он с детства любил всякое «рукомесло», особенно выпиливание по дереву. Подобные увлечения были так сильны, что, когда его мать вышла второй раз замуж и материальное положение семьи несколько улучшилось, на первые подаренные ему деньги он купил ручной токарный станок. Приобретенные в детстве навыки рукоделия оказались весьма полезными для Сергея Васильевича в дальнейшем, в его работе химика-экспериментатора. При постановке сложных опытов и исследований он никогда не боялся затруднений с аппаратурным их оформлением, так как многое мог сделать сам, и, во всяком случае, понимал, что и как надо сделать. Специалисты, привлекаемые им к работе, всегда считались с его мнением.

Но нищета первых детских лет не прошла даром: Сергей оказался не подготовленным в положенное время к поступлению в гимназию. Только в 1883 году он поступил в приготовительный класс первой Варшавской гимназии. Эта гимназия находилась в центре города, в здании старого католического монастыря, где, по преданию, содержался в бытность свою в польском плену Василий Шуйский. Это здание связано также с именем крупного польского ученого, философа и публициста Станислава Сташица и сейчас известно под названием Палаццо Сташица; оно было разрушено фашистами, а после реконструкции и восстановления в нем помещаются учреждения Польской академии наук. Перед зданием стоит старинный памятник замечательному польскому ученому Копернику. Быть может, яркий образ этого смелого мыслителя внушил Сергею Лебедеву глубокий интерес к астрономии, который не остывал на протяжении всей его жизни.

В начале 90-х годов прошлого века, когда здание гимназии пришло в ветхость, было построено новое здание в русском стиле, что, по замыслу строителей, должно было воспитывать у гимназистов любовь к русской национальной культуре: с 80-х годов в эту гимназию принимались почти исключительно дети русских.

Преподавательский состав гимназии был достаточно силен: в числе преподавателей гимназии были доценты и даже профессора Варшавского университета. Однако большинство преподавателей излагало преподаваемые предметы без огонька и не умело увлечь учащихся. Одно из исключений составлял преподаватель русского языка и словесности К. У. Заустинский, отличавшийся большой эрудицией и широтой кругозора. Его занятия носили характер лекций, приближавшихся по глубине содержания к университетским. Видимо, благотворным влиянием Заустинского объясняются литературные навыки Сергея Васильевича: его статьи, всегда отличавшиеся четкостью построения и ясностью мысли, были изложены к тому же прекрасным русским языком.

Часто менявшиеся математики и физики сообщали ученикам лишь необходимый минимум знаний. Ни один из них не оставил в умах, а тем более в сердцах учеников заметного следа. Несмотря на это, Сергей Лебедев любил и физику и математику, с удовольствием разбирал математические головоломки, порой по нескольку часов добиваясь решения трудной задачи.

Естественные науки в гимназии и вовсе не преподавались, а химия изучалась в виде самого элементарного придатка в физике. В центре внимания были латинский и греческий языки.

Директором гимназии в бытность в ней Сергея Васильевича был почтенный добрый старик, питомец Киевского университета А. Л. Стефанович. Но ни на постановку преподавания, ни на весь ход гимназической жизни он никак не влиял. Всем заправлял инспектор гимназии, ревностно исполнявший свои обязанности не только в учебное время, но и вне гимназии.

В 7-м классе, по инициативе учителя латинского языка Покровского, Сергей Лебедев был оставлен на повторный курс. Это было вызвано следующими чрезвычайными обстоятельствами. В конце учебного года, перед самыми экзаменами Лебедев, дежуривший по классу, читал после последнего урока, который выпал как раз на латынь, под присмотром преподавателя положенную молитву. Когда он дошел до фразы: «Благослови наших начальников, родителей, учителей, ведущих к познанию блага», — учитель прервал его, обвинив в богохульстве, выразившемся в том, что юноша злокозненно вставил в молитву отрицание не и сказал: «не ведущих нас к познанию блага». Был собран педагогический совет, и хотя «виновник» отрицал предъявленное ему рассвирепевшим латинистом обвинение, решено было его исключить из гимназии, но затем было сделано смягчение, и его оставили на второй год «за дурное поведение».