Эти четыре речи были напечатаны в следующем году Г.В. Плехановым.

Бруснев в 1892 году был арестован и осужден на шесть лет тюрьмы. Молодая организация получила тяжелый удар. Но она оказалась достаточно крепкой, выдержала его. На пасху участники ее встретились у Степана Радченко, чтобы создать новую группу. Собрались люди, уже хорошо знавшие друг друга, — Василий Шелгунов, Глеб Кржижановский, Семен Фунтиков, Герман и Леонид Красины, Василий Старков, Петр Запорожец, Иван Радченко. Вместе пришли учительницы Смоленских классов — Надежда Крупская, сестры Софья и Зинаида Невзоровы, Аполлинария Якубова. Степан Радченко отчитал Зрительниц за неконспиративный совместный приход. «Полно, полно, — оправдывалась Софья Павловна, — сейчас на улицах все компаниями, на нас и внимания никто не обратил».

В уютной квартирке пахло ванилью, свет лампы ложился на праздничный стол, но лица собравшихся были серьезны.

В этот вечер еще раз проверили и установили явки, решили, кто каким руководит кружком, где собираются. Задача учительниц и учеников воскресной школы была вербовать в кружки наиболее сознательных рабочих. Именно в 1893/94 году появляются в классах такие замечательные люди, как Иван Бабушкин, братья Бодровы, Грибакин и другие, — будущие члены «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».

Иван Васильевич Бабушкин попал в группу Лидии Михайловны Книпович — образованного человека, опытного, закаленного бойца. Он приглядывался к рабочим, прощупывал их, стараясь отобрать тех, кто более развит и настроен по-боевому. Школа пользовалась хорошей славой среди рабочих Питера. В группу Крупской приезжал из-за «географии» даже рабочий с Путиловского завода.

Вырастал совершенно новый тип рабочего. Этот новый рабочий умел и не боялся бороться за свои права. Споря с управляющим или мастером, он свободно оперировал такими понятиями, как «интенсивность труда», «эксплуатация» и т. д.

Между учителями и учениками установились совсем товарищеские отношения. «Ученики были на подбор, — писала Надежда Константиновна, — и о многом мы с ними говорили. Потом все в разные сроки были арестованы, все вошли в движение. Мы по вечерам обычно запирали парадную дверь на ключ, оставляя открытым лишь черный ход, и таким образом бронировались как от могущего внезапно приехать инспектора, так и от непрошеных посетителей.

Внутреннюю охрану ученики взяли на себя. „Сегодня ничего не говорите, — предупреждает кто-нибудь из учеников, — новый какой-то пришел, не знаем его еще хорошенько, в монахах, говорят, ходил“. И не только меня предупредили ученики. „Черного того берегитесь, — говорит Лидии Михайловне Книпович пожилой религиозный рабочий, — в охранку он шляется“.

В конце концов мы знали все, что делается на тракте: какая партия ведет работу в рабочей массе, как рабочие к ней относятся, как на нее реагируют, что им в ней нравится, что не нравится. Когда стали выходить листки, мы получили через школу — ничего даже не спрашивая — самые подробные сведения о том, как они были [[распространены и какое впечатление произвели».

Уроки Надежды Константиновны пользовались большим успехом. Один из рабочих, впоследствии видный революционер В.А. Шелгунов, так рассказывал о ее работе в школе: «…Я познакомился с Надеждой Константиновной на вечерних курсах для рабочих, где она читала курс русской литературы, причем она всегда выбирала таких авторов, которые больше всего говорили о положении рабочих и крестьян. Мне особенно хорошо запомнилась ее лекция о Некрасове, в которой она говорила о том, как крестьян эксплуатировали помещики и угнетало царское правительство. Надежда Константиновна на своих занятиях всегда говорила очень простым языком, так что рабочие как-то особенно хорошо чувствовали на ее лекциях. Много было в вечерних школах учительниц, но лекции Надежды Константиновны особенно охотно посещались».

Начинался подъем революционного рабочего движения, и в связи с этим раздробленность отдельных кружков, отсутствие единой сплоченной организации профессиональных революционеров, наличие различных идейных течений стали особенно чувствоваться. Одним из них было особое течение, проповедовавшее механистическую точку зрения на ступени общественного развития, отрицавшее революционную диалектику марксизма. Бороться со сторонниками «механистичности» было очень трудно. Произведения Маркса, кроме первого тома «Капитала», никто не читал, даже «Коммунистический манифест» не видели, он не был переведен на русский язык.

В кружках живо обсуждался вопрос о рынках. Этот вопрос стоял в тесной связи с общим вопросом понимания марксизма. По рукам ходила тетрадка «о рынках», в которой были изложены взгляды питерского марксиста, технолога Германа Красина. Надежда Константиновна его очень хорошо знала, они были в одном кружке. Тетрадка побывала во многих руках.

Надежда Константиновна тоже внимательно прочла заметки и возражения, написанные на полях убористым и четким незнакомым почерком. Товарищи объяснили ей, что все возражения сделаны очень знающим марксистом, недавно приехавшим с Волги, и Надежде Константиновне захотелось поближе познакомиться с этим приезжим, узнать его взгляды.

Позднее Надежда Константиновна вспоминала:

«В разгар этих споров приехал в Питер Ленин. Он хорошо знал Маркса и Энгельса, был по части Маркса начитан куда лучше, чем питерские марксисты, продумал вопрос о связи города и деревни до конца, к вопросу о развитии капитализма в России подходил широко, не суживал вопроса, подходил с точки зрения революционера. Он сейчас же связался с нашей марксистской верхушкой, связался и с группой Струве, ввязался в спор о рынках, о путях развития.

Летом 1894 года была написана и издана нелегально его книжечка „Что такое „друзья народа“. Эта книжечка особо подчеркивала цели борьбы, революционное значение классовой борьбы, роли пролетариата, недопустимость узкого понимания марксизма, давала картину общественного уклада в целом.

Эта книжка („желтенькие тетрадки“), изданная нелегально, в небольшом числе экземпляров, распространение которой требовало большой конспирации, сыграла тогда громадную роль. Я помню, что все мы переживали, когда Ильич зачитывал ее нам…“.[1]

В конце февраля, на масленицу, у инженера Роберта Эдуардовича Классона произошла встреча питерских марксистов с приезжим. Устроили блины, благо предлог был удачен. Пригласили Надежду Константиновну Крупскую с Зинаидой Невзоровой.

Этот вечер Надежда Константиновна запомнила навсегда. День выдался морозный, дул холодный ветер с Невы, солнце казалось ярким малиновым шаром, медленно опускавшимся за горизонт. Надежда Константиновна торопилась: после занятий надо было забежать домой, предупредить мать, что задержится поздно, ведь ехать приходилось на окраину — семья Классона жила на Охте.

Разрумянившаяся, с выбившейся из-под шапочки прядью пушистых волос, вошла она в квартиру Классона. Ее встретили радостными возгласами, почти все были в сборе.

Владимир Ильич в первый момент показался всем старше своего возраста — позднее за ним укрепилась партийная кличка „Старик“. Держался он несколько скованно, напряженно, больше слушал и молчал. Надежда Константиновна тоже мало принимала участия в споре, но внимательно прислушивалась к каждому слову. Ульянов приехал договориться с петербургскими марксистами, однако разговор не получился. Многие из присутствовавших колебались, боялись открытой борьбы. В ответ на чье-то предложение участвовать в комитетах грамотности зло и сухо прозвучал смех гостя, и в наступившей внезапно тишине раздался непримиримый ответ: „Ну что ж, кто хочет спасать отечество в комитетах грамотности, что ж, мы не мешаем“. Все почувствовали себя неловко. Надежда Константиновна сразу поняла, что этот человек не будет колебаться, что он ясно видит цель и пути борьбы, что он наметил программу действий, которую будет выполнять, не жалея сил. Впервые революция показалась ей близкой и возможной. Нет, не дети и внуки, а они, те, кто сидит сейчас в этой комнате, будут совершать революцию. Видно, те же чувства испытывали многие присутствовавшие.