В жизни всегда хорошие времена запоминаются лучше, ярче, чем плохие; так же и с людьми. Не обыватель; живущий сегодняшним днем, а человек настоящий, думающий о будущем, и о лучшем будущем, активно строящий его, останется у вас в памяти крепко и навсегда.

Меня жизнь столкнула с Михаилом Константиновичем Курако в 1911 году, когда я только что возвратился из Америки в подавленном настроении и недовольный судьбой своей. Я, инженер, желавший работать у доменных печей, строить их, получив взамен этого от жизни несколько чувствительных тумаков, нашел в России работу только чертежника.

Я как сейчас помню нашу первую встречу. Во время ознакомления с доменным цехом, на что я употреблял каждое воскресенье, ко мне подошел человек, совершенно непохожий на других. Немолодой, с живыми глазами и быстрыми, но лишенными суетливости движениями, он своей одеждой — шляпа, сапоги, синяя тужурка — явно нарушал заводской стандарт. Он заговорил со мной. Это не был обычный незначительный

разговор случайно встретившихся людей, но полная интереса и вызывающая массу новых мыслей беседа. Он хотел знать обо всем, увиденном мною в Америке, но очень скоро мне стало ясно, что этот человек, никогда не покидавший России, угадал и знал уже все то, с чем я столкнулся в Новом свете, и притом четче, яснее, чем» я.

Через некоторое время я стал работать под руководством Михаила Константиновича. Руководство его также было своеобразно. Он развивал в своих помощниках чувство смелости, самостоятельности и инициативы. Всякий раз, когда приходилось решать ту или иную конструкторскую задачу, его помощь была почти незаметна: тонкие советы, необходимые объяснения пробуждали творческую мысль. Всю работу доверял он непосредственно молодому, начинающему инженеру, что придавало особую ценность в работе с ним. Так это было и со мной. Будучи сам несравненным мастером своего дела, он быстро вводил другого во все секреты этого тяжелого в те времена и сложного ремесла, не умаляя ни достоинства своих учеников, ни их уменья самостоятельно работать. Его смелость и уверенность заражали всех, кто работал под его началом. Он был смел, но смелостью не бравировал, а, когда надо было, проявлял ее разумно и красиво. На Юзовском заводе во время большой осадки доменной печи, когда раскаленным коксом засыпало будку машиниста конусной лебедки, он не растерялся. Несмотря на нестерпимую жару, обмотав голову первой попавшейся под руки тряпкой, он быстро раскидал кокс у дверей будки и спас находившихся в ней рабочих.

Всегда окруженный людьми, он притягивал к себе, как магнит, молодых, начинающих свою трудовую жизнь инженеров и рабочих.

Он увлекал молодых специалистов обширностью своих познаний, уменьем вызвать интерес к работе. Вопросы, до сих пор казавшиеся скучными и обыденными, он умел делать по-новому интересными и увлекательными. Нам казалось, что только то, что он делал и как он делал, и будет самым лучшим. Он развил в нас здоровое чувство превосходства. Мы не представляли себе, например, что можно уступить в качестве работы другим заводам, большей частью обслуживавшимся в то время иностранцами. Мы его любили и беспредельно уважали, как нашего командира, а он нам платил величайшей заботой о расширении наших знаний, вниманием к нашей работе, к характеру каждого из нас. Исправляя наши ошибки, умело щадя наше молодое самолюбие; он вырабатывал в нас любовь к делу, стойкость и уверенность в своих действиях. Он учил нас и науке обхождения с рабочими. Не сухой строгостью, не искусственным подделыванием под вкусы рабочей массы он учил нас руководить работой на производстве, а путем развития в рабочих чувства здорового соревнования. Успеху последнего способствовало Также введение им целого ряда мероприятий, облегчающих труд рабочих.

Своих учеников он быстро выдвигал на самостоятельные посты. Он делал это настойчиво, стремясь внедрить новые свои приемы и на других заводах. Он часто говорил, что всякого человека, действительно желающего изучить доменное дело, можно через полтора года сделать начальником цеха — в противном случае он не годен для заводской работы. Отпуская своих учеников на другой завод, он в трудную минуту помогал им советом и людьми.

Этот мастер доменного дела и человеческих душ неожиданно для нас, в минуту, когда он был особенно нужен стране своими знаниями, 8 февраля 1920 года, закончил свою жизнь в Сибири, там, где он хотел построить завод, «как у американцев». В Кузнецке, в тридцати километрах от его могилы новой, советской властью и новыми людьми построен и уже отпраздновал свою десятилетнюю годовщину созданный по последнему слову американской техники новый завод, причем не только «как у американцев», а лучше, чем у американцев.

В эту большую работу, проведенную советским народом под руководством коммунистической партии и ее вождя товарища Сталина, входят и труды Михаила Константиновича Курако, воплощенные в работах его учеников по проектированию, строительству и пуску этого гиганта первой сталинской пятилетки.

Да здравствует новая жизнь!

Академик И. П. Бардин.

В один из холодных, пронизывающих дней глубокой осени по шпалам заводской железнодорожной ветки шагал подросток лет шестнадцати. В его лаптях хлюпала вода, намокшая одежда прилипала к телу. Поминутно вытирая ладонью мокрое от дождя лицо, он рассматривал огромный заводской двор, неясные нагромождения приземистых строений, контуры дымящихся печей, переплетенных мостками, лесенками, витыми трубами. Виднелись круглоголовые башни, высокие трубы и повсюду суетившиеся люди. Внимание подростка привлекли громадные насыпи красноватых камней. Возле них сновали грузчики, забиравшие этот камень в двухколесные железные тележки. Друг за другом тянулись люди к подножию печей, сбрасывали груз и возвращались обратно. Видно было, что на вершине домны рабочие возятся с этим же камнем, скидывая его лопатами в огненную пасть.

Долго стоял под проливным дождем молодой парень. Пристально разглядывал он напряженную жизнь заводского двора, пытаясь разгадать смысл трудового процесса, представшего перед ним.

— Эй, земляк!

Парень вздрогнул. Внезапный оклик вернул его к действительности. Возле стоял мужичонка в изодранном зипуне с деревянным сундучком в руке.

— Где тут, скажи, нанимаются?

— На завод? И мне туда. Вместе пойдем.

В заводской конторе записали: «Михаил Константинович Курако, из Могилевской губернии». В тот же день молодой рабочий катил по выщербленным плитам рудного двора «козу» — так называлась железная тележка на двух колесах. Напрягая мускулы, обливаясь потом, десятки каталей двигали к огнедышащей печи груз, который был под силу хорошей ломовой лошади.

Только поздно вечером молодой Курако пришел в рабочий барак.

От артельного ужина он отказался. Разбитый усталостью, лежал он на нарах в затвердевшей от сырости и грязи одежде. Ныло тело. Смутно доносились голоса подвыпивших рабочих...

Толпами стекались на завод отходники со всех концов России. Тяжелая нужда и голод гнали их из родных мест. Деревни наполнились слухами, что строится много новых заводов и железных дорог, где нужны рабочие руки. В одиночку и партиями двигалась крестьянская голытьба к городам, к промышленным районам. Одни покидали подслеповатые избы в надежде сколотить некоторую толику денег и вернуться к крестьянскому труду, другие навсегда прощались с развалившимися плетнями, с пустыми амбарами и голыми полями. На новых местах быстро обживались, привыкали к иному быту, становились безыменными единицами великой армии пролетариев, создававших своим трудом металлические богатства страны.

Металлургический завод у Екатеринослава, куда волею случая попал Курако, начинал цветущую полосу развития промышленности на юге России. Потребностями государства в металле были вызваны к жизни богатейшие недра южного края. Больше века должно было пройти, пока от первого ознакомления с минеральными кладами степной окраины перешли к их разработке. «Сей минерал если не нам, то нашим потомкам полезен будет». — эту историческую фразу произнес Петр I, обнаруживший на юге в дни Азовского похода залежи угля. В 1784 году уголь был вторично открыт в Донецкой области капитаном Скарнаковым, а в самом конце XVIII века сделали первые попытки выплавлять чугун на юге, используя минеральное топливо. У Луганска был построен для этого завод, но он не выдал и пуда чугуна. В России плохо знали технику плавки на минеральном топливе. Испокон веков знаменитые уральские домны плавили чугун на древесном угле. В 1845 году правительство построило завод в Керчи, где предполагалось производить чугун на Грушевском антраците. Но и этот завод бесполезно простоял несколько лет, а в Крымскую войну был разгромлен.