И вот он берется за новую и необычную для него работу по заказу Национального театра: перевод в стихах французской драмы, которая имела большой успех в Париже. Она называется «Побежденный Рим», автор — Александр Пароди.
Несмотря на успех, драма Пароди весьма посредственное произведение. Стихи оригинала — холодные и маловыразительные. Но Караджале сумел сделать перевод, обладавший большими литературными достоинствами. Вот оценка Шербана Чиокулеску:
«…это настоящее чудо, как не поэт сумел придать сухим стихам оригинала бархатную мягкость… На сцене Национального театра еще не было стихотворного перевода, который создал бы даже у таких требовательных зрителей, как Василе Александри и Титу Майореску впечатление явного поэтического таланта».
Василе Александри — один из основоположников румынской поэзии. В описываемое нами время он был уже старым человеком, весьма уважаемым в литературных и артистических кругах. О Титу Майореску следует сказать отдельно.
Боярин и аристократ по рождению и общественному положению, Майореску начал свою литературную деятельность в 1863 году в Яссах, где он совместно с четырьмя другими молодыми людьми, добившимися впоследствии большой известности — Петре Карп, Теодор Россетти, Василе Погор и Якоб Негруцци, — основал литературный кружок «Жунимя» («Молодость»). Друзья приобрели типографию и начали выпускать свой журнал «Конворбирь литераре» («Литературные беседы»). Позднее редакция журнала и общество «Жунимя» перекочевали в Бухарест. Это литературное общество быстро завоевало себе авторитет. Впоследствии «Жунимя» превратилось в политическую организацию консервативного толка и даже участвовало в правительственных комбинациях. Титу Майореску был несколько раз министром, всесильным «мандарином» румынской культуры, как его называли некоторые недоброжелатели.
Нужно заметить, что в те годы, о которых мы рассказываем, вокруг «Жунимя» и ее журнала «Литературные беседы» группировались наиболее известные и талантливые писатели, такие, как Василе Александри, Эминеску, Славич, Крянга. На заседаниях общества царила свободная атмосфера, литературные произведения читались и обсуждались здесь с большой заинтересованностью. О Титу Майореску следует сказать, что его приверженность к немецкой идеалистической философии, в частности преклонение перед Шопенгауэром, и вытекающие из этого эстетические принципы не помешали ему видеть и ценить подлинные таланты. Титу Майореску был человеком холодным и даже высокомерным, но он искренне любил литературу и имел все основания гордиться своей деятельностью.
И вот Титу Майореску, познакомившись с караджалевским переводом драмы «Побежденный Рим», нашел, что автор человек весьма одаренный, сумевший обогатить оригинальный текст пьесы. Михаил Эминеску, старый член «Жунимя», немедленно воспользовался успехом своего друга и коллеги по редакции «Тимпул» и познакомил его с Титу Майореску. Это произошло 26 мая 1878 года в доме Майореску, на закрытии литературных вечеров «Жунимя», в присутствии наиболее известных членов общества.
Таким образом, молодой Караджале получил доступ в высшие круги большой литературы. На вечере присутствовали Эминеску, Славич, Гане, Василе Александри. Эминеску читал свои новые стихи, Гане прочел балладу, а маститый Василе Александри, получивший недавно французскую литературную премию, занимал общество беседой на литературные темы. Это был интересный во всех отношениях вечер — жаль, что мы не знаем'о нем никаких подробностей, если не считать краткой сухой записи в дневнике Майореску.
Шаль также, что признание Титу Майореску и дружеское расположение других почтенных членов «Жунимя» отнюдь не изменило материального положения Караджале. Необходимость оказывать постоянную поддержку матери и сестре, к которым Караджале относился с большой неясностью, делало совершенно недостаточным его заработок в газете «Тюшул». Успех перевода драмы «Побежденный Рим» тоже не смог поправить его дела. И он вынужден был тут же предложить Национальному театру свои услуги в качестве «оптового» переводчика, сообщая, что он согласен на официальную мизерную ставку: тридцать лей за акт. Он выразил также готовность выполнять любую другую литературную работу для театра, как, например, редактирование и исправление чужих пьес.
Под словом «редактирование» и «поправки» подразумевается способ, издавна известный в театральной практике: сочинение слабого автора передается в руки умелого драматурга, который переписывает его заново и, получив за свой труд ничтожный гонорар, отправляется восвояси в то время, как автор, чье имя фигурирует на афише, рассылает своим друзьям приглашение на премьеру. Иногда, правда, речь идет о давно умершем или об иностранном авторе; доподлинно известно, что последний не будет присутствовать на премьере своего детища, которое он вряд ли бы узнал.
Словом, Караджале был далеко не первый драматург, начавший свою карьеру в театре с театральной поденщины. После «Побежденного Рима» он перевел пятиактную драму «Гетман» Пауля Деруледа, но пьеса эта была поставлена в несравненно более слабом переводе Михаила Паскали. Надо ли напоминать о том, что Паскали был известным режиссером, к тому же еще и поставщиком костюмов и декораций для переведенной им пьесы? В том же году Караджале перевел водевиль Скриба и «поправил» одну французскую пьесу «Юность Мирабо», получив за свой труд сорок пять лей.
В общем Караджале нуждался в заработке. Но заработка не было или он равнялся жалким грошам. И каждая работа требовала большого труда, потому что Караджале вкладывал в свою работу несравненно больше страсти, чем многие другие литераторы. Между делом он овладел французским языком в такой степени, что мог бы потягаться с людьми, годами проучившимися в Париже. Он не только наблюдал жизнь, но и познавал ее тяготы на собственном опыте. Он утюжил чужие труды и был готов обслужить любого заказчика. Многие из его знакомых были убеждены, что он навсегда остается ловким мастеровым, фельетонистом и автором мелких произведений. Как удалось ему выкарабкаться целым и невредимым из трясины журнализма и театральной поденщины?
Тем не менее осенью того же 1878 года среди друзей Караджале разнесся слух, что он написал пьесу. Говорили, что это комедия и что ее герои взяты из реальной жизни — автор начал наблюдать за ними уже в ранней юности, в Плоешти, и еще ближе узнал их в Бухаресте. Но когда он ее писал? Как удалось этому вечно занятому добыванием куска хлеба журналисту, театральному поденщику, к тому же еще и завсегдатаю кафе и пивных, найти время, чтобы написать свою собственную пьесу?
Ответить на этот вопрос никто не мог. Зная всю жизнь Караджале, мы можем только указать на то, что он нередко работал с яростью одержимого. Этот любитель кафе и ресторанов мог денно и нощно сидеть за письменным столом, если его увлекал какой-нибудь замысел. Он не был таким, каким казался многим из своих современников. В нем таились возможности, о которых никто тогда и не подозревал.
Итак, осенью 1878 года Караджале уже был автором оригинальной комедии. И когда Титу Майореску пригласил его поехать в Яссы на традиционный ежегодный банкет общества «Жунимя», Караджале явился на вокзал с саквояжем, в котором лежала готовая рукопись. Название новой пьесы было несколько загадочным: «Бурная ночь, или № 9». Что это может означать, никто не знал.
Вместе с Титу Майореску и Караджале в Яссы поехали и другие бухарестские члены «Жунимя»: Эминеску, Славич и еще несколько литераторов, имена которых не остались в истории румынской литературы. Майореску в своем дневнике не забыл отметить, что Эминеску, Караджале и Славич едут за его счет. Он отличался немецкой аккуратностью, этот сторонник немецкой идеалистической философии, Титу Майореску.
Согласно традиции общества «Жунимя». чтение новых произведений ее членов происходило в тесном кругу, на квартире кого-нибудь из литераторов, что придавало мероприятию интимный характер. Чтение пьесы Караджале состоялось на квартире Якоба Негруцци 12 ноября. В креслах восседали, помимо Майореску и приезжих из Бухареста, видные ясские литераторы — хозяин дома Якоб Негруцци, Петре Карп, Петре Мисир и Василе Погор, — перед этой компетентной аудиторией и состоялась первая читка комедии, совершившей переворот в румынской драматургии.