Если бы Сен-Жюста не лишили слова, то не исключалось мирное решение, которое вело к прекращению массового террора, к введению в действие республиканской конституции. Но заговорщики сами хотели продолжения террора, предпочитали кровавый конфликт. Поэтому Сен-Жюсту не дали договорить до конца…

На трибуне снова Тальен. Он размахивает обнаженным кинжалом и объявляет, что тиран Франции составил проскрипционный список, но что он готов пронзить своим кинжалом тирана, если у Конвента не хватит мужества вынести против него обвинительный декрет.

Робеспьер поднимается на трибуну, чтобы ответить, но громовый крик едва ли не всех депутатов заглушает его голос: «Долой тирана! Долой тирана!» Тальен требует ареста робеспьериста Анрио, командующего Национальной гвардией, чтобы лишить Робеспьера поддержки за стенами Конвента. Тальен обвиняет «человека, который должен быть защитником угнетенных в Комитете общественного спасения, который должен был находиться на своем посту, но покинул его на четыре декады. И в какое время!.. Когда все спасали отечество, он начал клеветать на Комитет… Именно в то время, когда Робеспьер ведал общей полицией, совершались особые акты жестокости…».

«Это ложь!» — кричит Робеспьер, но никто не слушает. Он снова требует слова, но председатель отказывает. Робеспьер обращается к монтаньярам с призывом защитить свободу трибуны. Но здесь все, буквально все от него отворачиваются. Тогда он взывает к Болоту: «Я обращаюсь к вам, чистые люди Равнины, а не к этим разбойникам!» Естественно, он вспомнил, что обращаться к партии Горы, которую он решил ликвидировать, смешно, и он ищет поддержку у «болотных жаб». Но от них он тоже слышит одни проклятия. Он снова спрашивает Колло д'Эрбуа: «Председатель убийц, ты предоставишь мне слово?» Но вот в председательском кресле его сменяет дантонист Тюрио и заявляет Робеспьеру: «Ты получишь слово только в свою очередь». С ним словно говорит великая тень Дантона. Робеспьер задыхается от негодования. Другой дантонист кричит ему: «Тебя душит кровь Дантона!» Напрягая последние силы, Робеспьер кричит: «Так это за Дантона хотите вы отомстить! Трусы, почему вы не защитили его?» Чудовищный вопрос из уст убийцы Дантона! Робеспьер 11 раз просил слова, уже поднимался на несколько ступенек к трибуне, но тщетно. Каждое его движение только усиливает ярость зала. Видимо, сам Робеспьер поражен столь единодушной ненавистью. Только Сен-Жюст неподвижно, молча стоит у трибуны, скрестив руки, не произнося ни слова, как статуя.

Наконец вносится предложение об обвинительном декрете против Робеспьера. «А я требую смерти!» — кричит Робеспьер. «Ты заслужил ее тысячу раз», — слышит он в ответ. Единогласно принимается решение об аресте Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона. Огюстен заявляет, что хочет разделить участь брата. К ним присоединяют еще и Леба. Жандармы уводят их в помещение Комитета безопасности.

Теперь решающие действия перемещаются в Ратушу. Не было еще и трех часов, как здесь узнали о том, что произошло в Конвенте и приступили к ответным мерам. Известие об аресте Робеспьера не было полной неожиданностью. Накануне в Якобинском клубе уже обсуждалась возможность нового 31 мая. Руководители Коммуны сами вчера участвовали там в стачке с Бийо-Варенном и Колло д'Эрбуа. Мэр Парижа Флерио-Леско и национальный агент Пейан призвали членов Генерального совета идти в свои секции, трубить сбор всех частей Национальной гвардии, бить в набат. Анрио приказал начальникам легионов прислать к Ратуше по 400 вооруженных людей и канониров с пушками. Однако полной уверенности в том, будет ли выполнен этот приказ, не было. Дело в том, что почти одновременно из Конвента поступило распоряжение не выполнять приказов Анрио.

Если бы Коммуна и секционные организации сохранили такое положение, в каком они находились до конца 1793 года, то дело Конвента можно было бы считать проигранным. Однако сейчас обстановка в городе другая. Робеспьер добился замены старого руководства Коммуны, выбранного народом, назначенными сверху чиновниками. Они были очень исполнительны, но народ их не очень поддерживал. Деятельность секций резко ограничили. Драма Жерминаля, казнь Эбера, Шометта, кордельеров, арест Паша и других вождей санкюлотов подорвали в народе авторитет Неподкупного. Социальные меры в пользу буржуазии, такие действия, как введение максимума на зарплату, вызвали сильное недовольство. Когда 9 термидора загудел набат, в некоторых секциях решили, что идут требовать отмены максимума. Люди устали от террора, внушавшего всеобщее отвращение. Бедняки говорили, что Робеспьер дает слишком много казней и слишком мало хлеба.

В бурных событиях 9 термидора затерялись, отступили на второй план два знаменательных эпизода. С полудня до 4 часов дня на площади перед Ратушей собралась большая толпа рабочих. Они бурно протестовали против снижения зарплаты из-за объявленного 5 термидора максимума. Но Коммуне было не до них и к вечеру они разошлись. Как обычно, в этот день заседал Революционный трибунал. А затем двинулись роковые телеги с осужденными. В Сен-Антуанском предместье, возбужденном противоречивыми слухами о событиях в Конвенте, толпа окружила конвой и попыталась освободить обреченных на смерть. Однако прискакал с отрядом жандармов Анрио и восстановил порядок, который стал ненавистен народу, отвергавшему максимум и бессмысленный террор. То и другое в представлении большинства связывалось с именем Робеспьера. Именно в это время раздаются призывы к восстанию во имя спасения Робеспьера! Смятение, непонимание, растерянность и равнодушие — вот чувства, какие вызвали эти призывы.

И все же привычка, укоренившаяся традиция революционных действий под руководством Коммуны могла повлиять на события. Многое зависело от поведения действующих лиц, а в конечном счете — от народа, от его представителей в секциях. Они оказались перед выбором: Коммуна приказывала направить людей с оружием для борьбы против Конвента. А из Конвента поступил приказ не выполнять распоряжений Коммуны. Четыре начальника легиона из шести сразу же подчинились Конвенту и отказались выполнять приказы Анрио. 32 секции Парижа из 48 решили подчиниться Конвенту. Но 16 командиров батальонов все же послали отряды на Гревскую площадь. Некоторые из них просто не получили никаких указаний из Конвента. Во всяком случае, в 7 часов вечера около Ратуши собралось больше 3 тысяч человек. Это, конечно, не могло идти в сравнение с массовыми порывами прежних исторических выступлений Коммуны, когда по ее призыву собиралось свыше 50 тысяч человек. Зато к Коммуне пришли канониры с 32 пушками. Если учесть, что сначала Конвент охраняла только одна рота, то Коммуна несколько часов имела явный перевес.

Несчастье состояло в том, что Коммуна оказалась беспомощной. Генеральный совет объявил себя в состоянии восстания против «угнетения» Конвента «изменниками», преследующими Робеспьера. Воззвание Генерального совета призвало народ к восстанию, чтобы не дать «погибнуть завоеваниям 10 августа и 31 мая», спасти Робеспьера, «давшего утешительный догмат о существовании Верховного существа и о бессмертии души». Такой призыв ничего не разъяснял, никого не воодушевлял. К тому же его мало кто и знал, ибо напечатать текст просто не успели.

Довершением всех злоключений Коммуны явилась лихорадочная, но бестолковая деятельность ее военного вождя Анрио, бешено скакавшего из конца в конец города. Он успел на протяжении трагического дня не только передавить лошадьми несколько прохожих, но и совершить немало других «подвигов». Сначала он решил освободить Робеспьера и полетел в Комитет безопасности. Однако оказался арестованным сам! Военные «действия» возглавил Коффиналь, бывший врач 32 лет, заместитель председателя трибунала, прославившийся единственной репликой, которую он неизменно говорил каждому подсудимому: «Я лишаю тебя слова». Эти слова стали его прозвищем. Именно он сократил и подделал протоколы процесса Дантона. Но этот соратник Робеспьера действовал по крайней мере энергичнее, чем Анрио.

Поскольку в повстанческом Исполнительном совете не оказалось ни одной политической головы, решили попытаться освободить арестованных вождей. Когда после набата, раздавшегося в 7 часов, на Гревской площади собралось достаточное число сторонников Коммуны, Коффиналь во главе сильной колонны с пушками отправился к Тюильри. Ему удалось освободить Анрио, и два «генерала» стали думать, что делать дальше. Конвент, на который направили стволы 12 орудий, мог легко стать их добычей. Но исход дела решила дисциплина, установленная Робеспьером в Коммуне. У Коффиналя оказался приказ Пейяна, немедленно после освобождения Анрио вернуться в Ратушу, что и было сделано. Триумфатором возвратился Анрио в Коммуну, но там с первого взгляда поняли, что лучше бы он оставался под арестом: генерал был пьян! Тем более необходимым представлялось освобождение Робеспьера и его арестованных друзей. Поскольку их посадили в разные тюрьмы, несколько отрядов устремилось на выполнение этой боевой задачи. Вскоре привели Робеспьера-младшего, затем появился Сен-Жюст, Леба и, наконец, Кутон. Сложнее обстояло дело с Робеспьером-старшим…