Слово «патриот» означало противника этого старого феодального порядка. Патриотами в 1789 году стали называть людей, стремившихся к коренным реформам. Постепенно оно станет синонимом слова «революционер»… Как раз весной 1789 года во время выборов в Генеральные Штаты во Франции, и особенно в Париже, возникает широкое движение патриотов, которые еще не были революционерами, ибо надеялись на реформы с помощью короля. Ведь поводом созыва Генеральных Штатов служил конфликт между знатью и королем. Правда, скоро они помирятся. Но кто мог быть уверен в этом заранее? Париж выбирал 21 депутата от третьего сословия. Из 700 тысяч жителей право голоса имели 40 тысяч, это были те, кто платил в год налог «марку серебра», 50 ливров и имел земельную собственность. Дантон, владевший землей в Арси и адвокат Советов короля, входил в 40 тысяч выборщиков. Но его друг Демулен зарабатывал слишком мало и не имел такого права. Поэтому, когда 21 апреля Дантон отправился в монастырь Кордельеров, где в церкви устроили бюро голосования, Демулен побежал выражать свое возмущение у «очага патриотов», как он называл Пале-Рояль.

Почему Дантон не выставил свою кандидатуру в Генеральные Штаты? Возможно, сказались практические соображения. Ему надо было зарабатывать, чтобы оплачивать долги. Пришлось бы покинуть Париж, забросить дела. Как депутат он получал бы 18 ливров в день, а этого маловато, чтобы заполнить дефицит в его бюджете. Но главная причина иная. В дни, когда Париж охвачен политическими страстями из-за выборов и народных волнений, на Дантона обрушилось семейное несчастье: его маленький сын тяжело заболел, и он с Габриель не отходит от него. 24 апреля годовалый ребенок умер. Габриель ищет утешения в церкви. Дантон, провожая ее, проклинает и церковь и бога, отказывается переступить порог храма, ожидая жену снаружи.

Понятно, что Дантон оказался как бы отстраненным на время от событий, представлявших собой пролог революции. Но он следит за политикой. Появляются первые новые газеты, позволявшие наблюдать за тем, что происходило в Версале. Но их сведения были краткими, неполными. Время знаменитых революционных газет еще не наступило. Гораздо больше можно было узнать в политическом муравейнике Пале-Рояля, куда Демулен всегда звал Дантона. Здесь шли бурные дебаты, в которые он, конечно, не мог не вмешаться. Он сразу попадает в «Патриотическое общество Пале-Рояль» и становится одним из его влиятельных ораторов вместе с Демуленом, Лустало, Сен-Юрюгом и другими вожаками радикальной буржуазии. Местом постоянных встреч этих нетерпеливых и темпераментных патриотов стало кафе «Фуа», одно из самых знаменитых в Париже. Здесь обсуждаются все события долгой борьбы депутатов третьего сословия за превращение Генеральных Штатов в Национальное, а затем и в Учредительное собрание. Дантон знаком с главными героями этой борьбы: Мирабо, Сийесом, Байи, Гильотеном. Ведь они члены ложи «Девяти сестер». Среди депутатов уже упоминавшийся адвокат Камю, дальний родственник матери, его нотариус Досфан, немало других адвокатов, многие из которых заседали в Меню плезир.

С приходом жарких июльских дней накаляется и политическая обстановка. Парижская буржуазия взволнована появлением «разбойников». Больше десятка тысяч их проникает в город, и все видят, что это всего лишь голодные крестьяне и рабочие. Но запуганный муниципалитет устраивает для них на Монмартре благотворительные общественные работы за 20 су в день. По вечерам эти отчаявшиеся, но ставшие грозными в своем гневе люди появляются и в Пале-Рояле, где они аплодируют Дантону, Демулену и Марату. Там Дантон впервые и знакомится с ним.

Под предлогом защиты от «разбойников» на Марсовом поле располагаются королевские войска. Слухи о заговоре двора подтверждаются первыми стычками наемников с народом. 11 июля приходит известие об отставке Неккера. На другой день Демулен, вскочив на один из столов кафе «Фуа», выступает с легендарным призывом к оружию… Несколькими днями раньше здесь, как свидетельствует один из мемуаристов, слышали речь Дантона: «Граждане! Давайте вооружаться! Возьмемся за оружие, чтобы отразить пятнадцать тысяч разбойников, собравшихся на Монмартре и тридцать тысяч солдат, готовых обрушиться на Париж, разграбить его и перерезать жителей!»

Знал ли уже Дантон о решении муниципалитета 13 июля создать «буржуазную милицию» в 42 тысячи человек или это была его личная инициатива? В невероятной путанице этих революционных дней разобраться трудно. Видимо, это было раньше, когда колокола забили в набат, призывая граждан вступать в Национальную гвардию, как будет вскоре называться милиция.

Дантон в ажиотаже. Благодаря его зажигательным речам одним из первых сформировался батальон Кордельеров. Конечно, он записывается и сам, как и его друг Парэ, как сосед Жели. Но некоторые возражают. Например, адвокат Лаво: «Я только что вернулся с Монмартра. Я там видел только ремесленников, каменщиков, рабочих, делающих свою обычную работу.

— Вы ничего не понимаете! — отвечал Дантон. — Суверенный народ поднимается против деспотизма. Присоединяйтесь к нам. Трон опрокинут, и ваше государство погибло. Подумайте об этом.

— Я вижу в этом движении, — возражал Лаво, — только мятеж, который приведет вас и вам подобных на виселицу».

Дантон не хочет слушать трусливые возражения, он, конечно, не верит в «разбойников», видит наступление революции. Горячая агитация Дантона приносит успех: в батальоне Кордельеров уже 571 человек. Но сам трибун не получает командного поста. Командиром избрали человека, служившего в армии. Другие офицерские посты тоже заняты ими. Даже его мясник Лежандр стал сержантом. Но все еще только начинается, и Дантон проявляет бешеную активность. Участвует ли он в штурме Бастилии? Нет, но он появляется у стен крепости на десять часов позже, в 3 часа ночи с 14 по 15 июля, во главе отряда в 40 человек. Дантон вызывает нового коменданта крепости, назначенного Лафайетом, и объявляет себя «капитаном» батальона Кордельеров, арестовывает коменданта Суле и доставляет его утром к Кордельерам. Все происходит в суматохе и путанице, и Дантону приходится защищать своего пленника от фонаря или расстрела. Затем, вняв мольбам злосчастного коменданта, его доставили в Ратушу, где Лафайет приказал освободить Суле. В чем же смысл этого маскарада? Если вспомнить слова Дантона в разговоре с Лувэ: «Трон опрокинут, ваше государство погибло», то ясно, что Дантон видит неизбежность краха той судебной системы Советов короля, в которой он сумел приобрести себе должность. Необходимо выдвинуться вперед, обратить на себя внимание, чтобы завоевать достойное место под солнцем при новой, еще только рождающейся системе. Такой ход мысли был типичен для многих молодых представителей радикальной буржуазии. Вероятно, его разделял и Дантон, что вполне естественно и обычно.

Необычно здесь другое. Дантон еще рядовой, «капитан» он мнимый, самозваный. Но почему за ним пошли сорок человек, жителей округа Кордельеров? Здесь как раз случай, обнаруживающий у Дантона реальные, органические данные лидера, вождя, способного увлечь за собой, не обладая никакой формальной властью, не пользуясь ничем, кроме своего личного морального авторитета. Пожалуй, здесь нечто большее: какая-то таинственная власть обаяния, побуждающая людей следовать за Дантоном даже, как в данном случае, если они толком не понимают, на что, собственно, они идут…

Понятно, что именно Дантона единодушно выбирают председателем дистрикта Кордельеров, хотя там хватало и без него ярких, талантливых людей. Дантон воплощает здесь высшую политическую власть. Теперь, когда командир батальона Кревекер послушен ему, не составляло труда узаконить звание капитана, которое он себе скромно присвоил. Обожающие Дантона жители дистрикта не отказали бы ему и в чине генерала. Не зря его называют «наш дорогой председатель»!

В начале августа доморощенное воинство обретает военный облик: муниципалитет вводит форменную одежду для своей гвардии. Дантон надевает синий камзол с белыми обшлагами, черные сапоги с желтыми отворотами. На голове треуголка из черного фетра с трехцветной кокардой. На поясе сабля, на эфес которой он гордо опирается. Он просто герой, особенно в глазах влюбленной жены.