Тот факт, что в руках многочисленной группы холопов оказалось оружие и они превратились в серьезную военную силу, таил в себе угрозу для крепостнического государства. Начавшаяся вскоре гражданская война обнаружила это с полной очевидностью. Изменения структуры поместного ополчения в пользу несвободных элементов поколебали его значение в качестве надежного инструмента и глубочайшей опоры феодальной монархии.

Слой боевых холопов испытал на себе последствия голода начала XVII в. в полной мере. Спасаясь от голода, холопы, которых господа отказывались кормить, массами бежали на вольные окраины. Царские дипломаты многократно заявляли, что «воровские» казаки — это беглые боярские холопы, что именно они чинят разбой.[22] Такие заявления заключали в себе определенную долю истины. Осведомленный современник Исаак Масса писал, что «в казаки шли по большей части убежавшие от своих господ холопы (Knechten)».[23] Аналогичные сведения сообщает автор «Хронографа» начала XVII в., называвший казаков беглыми холопами и ярыжными ворами.[24] Особый интерес представляет «Повесть об Азовском осадном сидении» XVII в., возникшая в казачьей среде. Герои повести вспоминают о своем холопском прошлом: «Отбегаем мы ис того государства Московского из работы вечныя, ис холопства неволного от бояр и дворян государевых».[25]

Беглые холопы, в особенности же беглые послужильцы, располагавшие оружием и боевым опытом, приняли значительное участие в формировании вольного казачества на Дону и на других реках.

В обстановке голода в 1602–1603 гг. в России произошли вооруженные выступления низов. Самым крупным из них руководил Хлопко. Судя про прозвищу, он принадлежал к разряду холопов. Дворянские летописцы называли всех восставших без разбора разбойниками.

Выступления так называемых «разбоев» неоднократно привлекали внимание историков. О них упоминали такие историки, как Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, С. Ф. Платонов. Но предметом специальных исследований они стали лишь в советской историографии. Наибольшие разногласия среди историков вызывает оценка характера и значения указанных выступлений. Как отметил в свое время Б. Д. Греков, восстание Хлопка в 1603 г. нельзя считать обычным разбойным выступлением, поскольку оно положило начало гражданской войне в России.[1]

По мнению И. И. Смирнова, восстание Хлопка показало, что экономические противоречия между холопами и феодалами приобретали политическую форму: восстание «таило в себе реальную угрозу для самых основ социального строя Русского государства».[2] На основе выявленных им источников И. И. Смирнов установил, что выступления так называемых «разбоев» имели место во многих районах страны — во Владимире, Вязьме Коломне и других центральных уездах. Справедливо подчеркнув, что нет возможности «по характеру сохранившихся данных о восстании Хлопка решить вопрос о наличии (или отсутствии) связи между отдельными районами восстания», И. И. Смирнов тем не менее отнес все данные о выступлениях к одному и тому же хронологическому отрезку и заключил: «Одновременность восстания в целом ряде местностей Русского государства заставляет… прийти к выводу, что перед нами картина единого движения, если не в смысле единства действий, то в том смысле, что восстания в отдельных местностях явились формой, в какой находило свое выражение развитие движения холопов 1603 г.».[3] Следуя источникам, И. И. Смирнов называл движение 1603 г. холопским, но высказывал осторожное предположение, что среди участников движения могли быть крестьяне.[4] Исходя из этого И. И. Смирнов оценивал восстание 1603 г. не как начало крестьянской войны, а как ее грозный предвестник.

А. А. Зимин подверг критике выводы И. И. Смирнова и выдвинул тезис, согласно которому восстание Хлопка стало началом крестьянской войны. «Массовый характер и широкий размах этого восстания, — писал А. А. Зимин, — говорит о том, что движение крестьян и холопов перерастало в то время в крестьянскую войну».[5] А. А. Зимин не опроверг конкретных наблюдений И. И. Смирнова относительно участия холопов в восстании 1603 г. и не привел никаких фактов о крестьянских выступлениях в названном году. Однако он счел возможным отвести крестьянам первое место в перечне участников восстания Хлопка и на этом основании включить названное восстание в рамки крестьянской войны. По существу дела, А. А. Зимин целиком принял гипотезу И. И. Смирнова об одновременности и исключительно крупных масштабах выступления «разбоев» в 1603 г.

Источниковая база исследования была значительно расширена благодаря архивным розысканиям В. И. Корецкого, С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского. Вновь найденные документы позволили установить, что движение «разбоев» началось в 1601–1602 гг. (задолго до выступления Хлопка — 1603 г.) и захватило значительно более обширную территорию, чем предполагалось прежде.[6]

Тщательно собрав данные о положении крестьян в 1602–1603 гг., В. И. Корецкий высказал осторожное предположение о том, что в восстании Хлопка 1603 г., возможно, участвовали крестьяне и что «наряду с холопами они могли стать движущей силой этого восстания».[7] Подобное предположение послужило почвой для более определенного утверждения насчет того, что «восстание Хлопка выходило за рамки местных возмущений и перерастало в Крестьянскую войну».[8]

Вопрос о хронологии, характере и социальной природе выступлений 1602–1603 гг. нуждается в дополнительном исследовании. Для решения проблемы необходимо прежде всего заново проанализировать материал об участии в названных выступлениях различных социальных групп.

Книги Разрядного приказа содержат подробные сведения о посылке дворян против разбойников в конце XVI — начале XVII в. Самая ранняя запись такого рода относится к 1595–1596 гг. «Того ж году (7104) посланы в Лух для сыску разбойников князь Борис Петрович Татев да Борис Васильев сын Собакин да дьяк Григорей Чириков. И князь Борис Татев взят к Москве, да на его место послан Василий Андреевич Замыцкой».[9] Видимо, с аналогичной миссией ездили в Тулу дворяне Г. И. Вельяминов и Н. М. Пушкин в 1601 г.[10]

Указанные посылки дворян носили единичный характер. Положение претерпело разительную перемену в 1602–1603 гг., когда в стране резко усилился голод.

И. И. Смирнов впервые ввел в научный оборот разряд 7111 г. о посылке воевод «за разбойники». Датировав разряд 1603 г.,И. И. Смирнов охарактеризовал выступления разбоев как начальный этап восстания Хлопка.[11]

В. И. Корецкий подверг Разряд 7111 г. более детальному анализу. М. Б. Шеин, посланный «за разбойники» на Волок Ламский, получил назначение полкового воеводы в Новосиль 10 марта 1603 г. и был отпущен оттуда лишь 17 октября того же года. Поскольку Разряд о посылке за разбойниками имеет точную дату — 7111 г., неизбежен вывод о том, что Шеин ездил в Волок Ламский в промежуток времени между 1 сентября 1602 (7111) г и 10 марта 1603 (7111) г.[12] Предложенные В. И. Корецким даты могут быть уточнены. Как следует из Разряда 7111 г., М. Б. Шеин преследовал разбойников вместе с А. И. Безобразовым. Разрядные книги засвидетельствовали факт назначения А. И. Безобразова на службу в Тюмень 21 февраля 1603 г.[13]