Вопрос о кандидатуре на вакантную должность конюшего неизбежно должен был вызвать резкие столкновения в опекунском совете. В конце концов при поддержке Н. Р. Юрьева пост конюшего занял шурин царя Федора Борис Годунов. Это назначение, проведенное вопреки ясно выраженной воле Грозного, ввело бывшего «дворового» боярина Годунова в круг правителей государства[63]. Многие обстоятельства побуждали земское правительство искать поддержки «дворовых» людей. При Иване IV «двор» служил опорой и воплощением личной власти царя. Смерть Грозного не привела к мгновенному исчезновению «двора» как военной силы. Старания царя Ивана, вложившего много сил в организацию «дворовой» службы, не пропали бесследно. На «дворовой» службе состояли проверенные люди, преданность которых царской фамилии подкреплялась обширными привилегиями. «Дворовые» стрельцы и дворяне были призваны обеспечить безопасность нового царя и его ближайшего окружения.
Несмотря на то что первые волнения в Москве улеглись, ситуация в столице оставалась крайне напряженной. С наступлением лета участились пожары. По словам очевидцев, царская столица была наполнена «разбойниками», которых считали главными виновниками поджогов. Власти ждали нового мятежа со дня на день. В страхе перед народом правительство было вынуждено принять экстренные военные меры. Они получили отражение в следующей записи Разрядного приказа: «Того же году (7092. — Р. С.) на Москве летом были в обозе да в головах для пожару и для всякого воровства в Кремле князь Иван Самсонович Туренин да Григорий Никитич Борисов-Бороздин, в Китае — Богдан Иванович Полев и Константин Дмитриевич Поливанов, в Земляном городе — Иван Федорович Крюк-Колычев»[64]. Приведенная запись интересна тем, что она показывает, в чьих руках находилась в то время реальная военная сила. В Кремле военное командование осуществлял князь И. С. Туренин, родня Б. Ф. Годунова; в Китай-городе стражей ведали Б. И. Полев и К. Д. Поливанов, бывшие «дворовые» люди и сподвижники Годунова; только на окраине, в Земляном городе, распоряжался известный воевода И. Ф. Колычев, сторонник Шуйских.
Положение в столице усугублялось абсолютной неавторитетностью царя и открытыми разногласиями среди его опекунов. Прибывшие в Москву литовские послы воочию убедились в том, что московские правители, назначенные покойным Иваном IV, находились между собой в величайшем несогласии и очень часто спорили в присутствии самого Федора без всякого уважения к нему[65]. Разногласия в верхах могли привести к непредвиденным последствиям в условиях, когда из-за катастрофической разрухи и военного поражения настроения недовольства широко затронули низшие слои дворянства — наиболее массовую опору монархии.
В конце Ливонской войны в Польше постоянно циркулировали слухи о том, что царь Иван боится возмущения своих подданных, ненавидевших его за жестокость, что с минуты на минуту в Москве может вспыхнуть мятеж против царя и т. п.[66] Волнения предсказывали в 1579 г., во время первого похода Батория. В апреле 1582 г. в Стокгольме распространился слух, будто царь умер либо взят под стражу боярами, а в Москве произошло восстание[67]. Слухи подобного рода были преждевременными. В последние годы правления Грозного во всех слоях населения зрело недовольство, но антагонизм вырвался наружу уже после смерти царя.
В апрельских волнениях 1584 г. активно участвовали не только посадские[68], но и мелкие служилые люди[69]. Новые власти искали способы удовлетворить недовольное дворянство и с этой целью уже в июле 1584 г. начали разрабатывать финансовые меры, которые шли навстречу требованиям дворянства и могли послужить поворотным пунктом развития. 20 июля 1584 г. правительство добилось от Боярской думы одобрения Уложения о «тарханах». Закон прошел через думу в обстановке самых острых разногласий. 10 июля литовский посол Л. Сапега сообщил из Москвы, что разногласиям и междоусобицам у московитов нет конца: «…вот и сегодня я слышал, что между ними возникли большие споры, которые едва не вылились во взаимное убийство и пролитие крови…»[70]
Правительство Н. Р. Юрьева и Б. Ф. Годунова пыталось противопоставить всплеску аристократической реакции декларации о возврате к политике Грозного в сфере финансов и землевладения. Авторы соборного Уложения 20 июля 1584 г. начали текст с указания на необходимость подтвердить Уложение 15 января 1580 г. «Тое бы грамоту (соборный приговор 1580 г. — Р. С.), — постановил собор 1584 г., — переписати и укрепити по тому ж». Текст старого Уложения фактически составил основу нового[71]. Власти заимствовали из приговора 1580 г. даже явно устаревшую характеристику военного положения страны. С завершением Ливонской войны внешнеполитические позиции России радикально изменились, но в приговоре эти перемены не нашли отражения.
«… сии все совокупившеся образом дивиего зверя распыхахуся, гордостию дмящеся, хотяху потребити православие»[72].
«… како совокупившаяся на христьяны туркове и агаряне, и литовский король, и все области немецкие и распыхахуся дивиим образом, гордостью дмящеся, хотяху потребити православие…»[73]
В старом тексте закона правительство Н. Р. Юрьева старательно расставило новые акценты. Как и прежде, приговор 1584 г. воспрещал монастырям расширять свои земельные владения путем покупок и пожертвований. В нем дословно повторялись распоряжения о княжеских вотчинах. Но к пункту, предусматривавшему отчуждение в казну вотчин, незаконно отданных монастырям, было сделано многозначительное пояснение: «…чтоб в службу служилым людем земли прибавливати»[74].
Помимо подтверждения антимонастырских законов приговор 1584 г. содержал ряд новых постановлений, самым важным из которых было узаконение «о тарханах, чтобы вперед тарханом не были». Необходимость отмены «тарханов», с одной стороны, мотивировалась тем, что податные привилегии монастырей и владык приводят дворянство в «великую тощету» и разорение: «…воинство, служилые люди те их земли (монастырские и владычные „тарханы“. — Р. С.) оплачивают, и сего ради многое запустение за воинскими людми в вотчинах их и в поместьях платячи за тарханы», а с другой — что крестьяне уходят со служилых земель к владельцам «тарханов» на льготу и «от того великая тощета воинским людем прииде». В мотивирующей части приговора отмена «тарханов» декларировалась как мера исключительно антимонастырская. Но из нормативной части следовало, что отмене подлежали не только церковные, но и светские «тарханы». Соборный приговор категорически предписывал «платить тарханом всякие царские подати и земские разметы всяким тарханом от священных и боярским и княженецким со всеми людми равно всей земле, как тарханом, так и всяким служилым людем». Наряду с податными привилегиями отменялись также все привилегии духовных и светских «тарханов», связанные с беспошлинной торговлей. Как значилось в приговоре, «и тамга тарханом и всяким людем в то время до государева указу платить, хто ни почнет торговать, чтоб воинство конечне во оскудение от того не было, для ради тое вины и государеве казне в том убытка не было»[75].
63
Исключительное положение Б. Ф. Годунова как конюшего боярина подчеркивалось тем, что на официальных дипломатических приемах он занимал место возле царского трона (ЦГАДА, ф. 79, кн. 15, л. 409).
64
Письмо Л. Сапеги из Москвы 10 июля 1584 г. — Historia Russia monumenta, t. II, p. 2–3; ГИМ, Щукинское собр., № 496, с 79.
65
Historia Russia monumenta, t. II, N VIII, p. 7.
66
Письмо Каллигари от 6 сентября 1579 г. — Historia Russia monumenta, t. I, p. 286; Пирлинг П. Россия и папский престол. М., 1912, с. 443.
67
Acta historica res gestas poloniae illustranta. Cracoviae, 1887, p. 371. Впервые этот факт установил Б. Н. Флоря.
68
Пискаревский летописец, с. 87.
69
ГИМ, Летописец, № 2524/42797, л. 75 об.
70
Historia Russia monumenta, t. II, p. 2–3.
71
СГГД, ч. 1. M., 1813, с. 594, 584.
72
Там же, с. 584, 593.
73
Там же, с. 595.
74
Там же.
75
Там же, с. 594, 595.