Теперь была очередь за следующим медведем. Нам дали сигнал из дозорной бочки. Мы пошли в указанном направлении и сразу же увидали медведя, лакомившегося тюленьей тушей. Он был так занят, что не заметил, как мы подкрались на приличную дистанцию. Я не вполне был уверен в меткости своих товарищей и не хотел подходить ближе, полагая, что смогу попасть с такой дистанции.

Я свистнул, чтобы медведь поднял голову. Никакого результата. Еще раз — с тем же неуспехом. Тогда я свистнул изо всей силы. На этот раз зверь поднял голову. Я приложился и спустил курок.

Одновременно выстрелили двое остальных. Медведь повалился навзничь в воду. Я подбежал к краю полыньи, полагая, что зверю влепили сколько следует, и стал преспокойно ждать, чтобы его прикончить.

Но я сильно просчитался: медведь был хитер и вылез из воды за торосистой льдиной. Под ее прикрытием он с легкостью кошки выпрыгнул и убежал, А я остался с длинным носом.

Я пустился вдогонку. Улаф Хольместрандинг, у которого не было ружья, а лишь тюлений багор, побежал за мной, но отстал у первой широкой полыньи, через которую нельзя было перепрыгнуть. А я бросился в воду и поплыл на другую сторону.

Улаф покатился со смеху. Такого способа преследования медведя он еще не видал. Захотев перещеголять меня, он притянул к себе багром плывшую небольшую льдину и прыгнул на нее. Теперь настала моя очередь посмеяться: Улаф шлепнулся на край льдины руками и грудью, а ноги по пояс утопил. Высокие непромокаемые сапоги его доверху наполнились водой. Началось выливание ее из сапог.

Мне недосуг было дожидаться. Улаф ревел вслед, чтобы я не уходил: у него ведь нет ружья, как же оставаться одному с медведями. Я посмеялся над ним и побежал своей дорогой.

Бегу по льду, то нагоняя медведя, то отставая. Погоня продолжалась с одной льдины на другую. Медведь, если не мог перепрыгнуть через очень широкую полынью, бросался вплавь, тогда я нагонял его изрядно. А потом я сам оказывался у полыньи, и мне приходилось переплывать ее, и тогда он уходил далеко вперед.

Миля за милей оставались позади, а зверь все не выдыхался. Но когда мы пробежали уже четыре мили, он начал делать петли, а я побежал напрямик; это помогло.

Видно, он начал уставать, и я замедлил бег. Затем он скрылся за торосом, а я, воспользовавшись этим прикрытием, снова кинулся во всю прыть. Он заметил мою уловку и тоже прибавил ходу, но спустя некоторое время опять замедлил бег.

Наконец я нагнал его и прострелил ему грудь. Он сделал несколько скачков и рухнул на лед. Пуля, поразившая его за ухом, положила конец его страданиям. Это был мой последний патрон».

Характерный рассказ! Наверно, любой охотник в таком случае расписал бы свой подвиг в тонах более героических. И не мудрено, что капитан Крефтинг и кое-кто из команды, наблюдавшие в подзорную трубу, как Нансен бегал и плавал взапуски с медведем, потом часто вспоминали эту необычную охоту.

Для многих на «Викинге» студент представлял загадку. Люди ломали себе голову над тем, для чего, собственно, он копается в кишках тюленей, медведей и птиц, измеряет температуру воды и занимается многими другими, тоже как будто никчемными, делами.

Однажды корабельный плотник спросил капитана:

— А кем будет потом этот Нансен?

Капитан был несколько озадачен таким вопросом и сказал, что, по его мнению, господин студент собирается стать натуралистом. По-норвежски это слово звучит «натурфорскер», но плотник спутал его со словом «натурфукер», что означает — невежда. И возразил:

— Ну, нет!.. А вот я вам скажу, кем он будет: скотским доктором.

— Это почему? — спросил капитан.

— Хе-хе, я видел, как он ловко кромсает зверей.

Но студент занимался не только изучением животного мира. Даже камни на поверхности плывущих айсбергов дали ему повод сделать любопытные научные выводы.

У гренландских берегов встречались особенно крупные айсберги. На некоторых из них выделялись какие-то темные пятна. Однажды показался такой черный айсберг, что издали можно было принять его за остров. Когда «Викинг» приблизился к нему, удалось разглядеть на ледяной поверхности разбросанные камни.

Как они попали туда? Капитан разрешил студенту отправиться на шлюпке, чтобы исследовать это явление.

Ледяная гора высоко возвышалась над водой. Стены ее, с одной стороны крутые, обрывистые, с другой — пологие, почти сплошь были покрыты мелкой щебенкой и такими большими камнями, что одному человеку поднять их было не под силу.

Молодой ученый тщательно обследовал айсберг и пришел к выводу, который разрешил сомнения многих геологов, — в состоянии ли айсберги уносить с собой с суши столько камней, что из них могут образоваться в море донные отложения и банки?

— Да! — уверенно утверждал Нансен. — Некоторые айсберги переносят на себе колоссальные количества каменного материала. Когда они тают или опрокидываются в море, то их груз погружается в воду и отлагается на дне морском. Ежегодно множество айсбергов с таким грузом передвигаются с места на место, разнося массы камня по пути своего дрейфа. Охота на хохлачей уже подходила к концу, когда льды сковали «Викинг». Начался длительный, трудный дрейф. Судно двигалось зигзагами по Датскому проливу, Какая-то неудержимая сила гнала судно то в одну, то в другую сторону. Ветер? Течения? Или что-либо другое?

Нансен рьяно взялся за составление карты дрейфа. Каждодневно отмечал он малейшие изменения в положении судна. Одновременно измерял силу ветра и морского течения. Наблюдения его дали интереснейшие результаты. Поначалу казалось, что именно могучий ветер гнал льды и с ними судно к северу. Затем без всякой видимой внешней причины дрейф вдруг резко изменил свое направление. Через несколько дней ветер ослабел и настал полный штиль, а «Викинг» несло к югу. Следовательно, пришел к заключению Нансен, не ветер, а морские течения гонят корабль, скованный льдом.

Но, может быть, ветер все же оказывает существенное влияние на характер дрейфа?

Сравнительное изучение обоих факторов позволило утверждать, что ветер почти совсем не влияет на силу течения. А главной причиной капризно-изменчивого движения льдов является конфигурация морского дна. В Датском проливе, кроме того, заметную роль играет теплое течение Ирмингера, идущее на север вдоль широкой отмели к западу от Исландии.

Как это часто вдруг случается в Арктике, внезапно произошла перемена: томительный дрейф вдруг прекратился. «Викинг» вырвался из ледяных тисков и вышел на чистую воду.

Курс на родину!

Опять море, колышется синее море. Все паруса надуты ветром, и снова мерно работает винт. За кормой остается широкий пенистый след. Впереди пламенеет солнце, оно золотит верхушки мачт, играет в стеклах иллюминаторов. Там впереди Норвегия…

По случаю радостного возвращения команда за обедом получила по стаканчику пунша. Общий восторг вызвал тост, который провозгласил господин студент: «За моряков-полярников, за их жизнь, полную трудов и борьбы!»

Потом капитан спел песню своего любимого поэта Брауна:

Изнурительный зверобойный промысел и рискованное плавание во льдах оставались позади. Трюмы «Викинга» до отказа набиты шкурами, салом и ворванью. Охота была напряженной, однако добычливой. Молодчага капитан Крефтинг! Строговат, требователен, зато дело свое знает отлично. Матросы и охотники-зверобои заработали не худо. Ох, уж весело они теперь погуляют на берегу! А потом, после короткого отдыха, снова отправятся в море.

«Викинг» быстро приближался к родным берегам. В конце июля из-за горизонта выглянули вершины гор. Потом показались скалистые островки, шхеры, холмы, одетые лесом, зеленые пашни. Мелькнул маяк Турунгена. И, наконец, ясным летним утром якорь «Викинга» с грохотом полетел на дно Арендальской гавани.