„За то, что он возглавил крайне опасную экспедицию, во время которой не могло быть речи об отступлении и была поставлена на карту как его собственная жизнь, так и жизнь его спутников. Для выполнения такой задачи надобно было обладать всеми наилучшими качествами путешественника-исследователя.

За то, что, несмотря на все испытанные в путешествии лишения и трудности, он совершил астрономические и метеорологические наблюдения, требовавшие исключительной выносливости и выдающихся способностей от деятеля науки“.

Известный английский исследователь Арктики Альберт Маркхем заявил: „Я считаю Гренландскую экспедицию с точки зрения географа одним из величайших подвигов нашего времени, соединившим в себе высшую смелость предприятия с обширным научным значением“.

Пожалуй, наибольшее удовлетворение Нансену доставило отличие, которым его удостоило Шведское общество антропологии и географии. Медаль „Веги“… Установлена она была в честь знаменитого корабля „Вега“, проложившего Северный морской путь в Ледовитом океане. Эта высшая международная награда присуждалась лишь в редких случаях за выдающиеся географические открытия. До того ее были удостоены только Норденшельд, Паландер, Стенли, Пржевальский, Юнкер.

Когда студент Нансен, плавая на „Викинге“, охотился „а тюленей в Ледовитом океане, впервые произошла его встреча с прославленной „Вегой“. С восторгом и преклонением любовался он кораблем, на котором Норденшельд дерзнул обогнуть Азию. Не думалось тогда юному студенту, что наступит время, когда он станет обладателем медали „Беги“, как сам Норденшельд.

Норвегия видела в Нансене своего великого сына. Он одержал победу над обледенелой страной как вдумчивый ученый и одновременно как сильнейший спортсмен. И в его книге наука удивительно органично сочетается со спортом. Лыжи, лыжи! Пара обыкновенных лыж… Без них не удалось бы одолеть страшную „снежную Сахару“. В Европе и в Америке до той поры мало кто занимался лыжным спортом. А после Гренландской экспедиции началось повальное им увлечение. По примеру норвежцев немцы основали свой первый лыжный клуб в Шварцвальде, затем открылись такие же клубы в России, Швейцарии и других странах.

Книга о Гренландской экспедиции имела грандиозный успех, она стала откровением для старшего поколения и молодежи. Автор ее не шел к славе ценою жизней других людей, как поступало большинство исторических героев. Слава пришла к нему сама, ибо он был подлинным героем с железной волей, смелым умом и открытым сердцем.

Гренландская экспедиция стала своего рода школой для всех отправляющихся в путешествия. Опыт ее изучали и стремились применить не только в суровой Арктике, но и в условиях знойной Африки. Ведь научный подвиг не знает границ — повсюду к нему стремятся лучшие умы и сердца человеческие.

19 июня 1889 года Нансен записал в своем дневнике: „Она ожидает меня…“ Кто была „она“?

Но сначала еще несколько слов о нем самом. Накануне широким, свободным шагом спортсмена, шагом путешественника, привыкшего ходить в гору и против ветра, шел он по пустынным улицам Христиании. Город уже спал в тот ночной час и был тих, как бывает тихим море, успокоенное штилем.

На улице Айлерт-Зунд он остановился у одного из небольших домов с красной черепичной крышей.

Окна дома находились низко, и Нансен мог бы легко, даже не становясь и а цыпочки, заглянуть внутрь, однако он предпочел схватить с земли горсть песку и бросить ее в окно.

Дребезжание стекла вызвало заспанно-недовольный голос из глубины:

Кто там, черт побери?

Это я!

— Ты, Фритьоф?

— Да, дорогой зять!

— Ну и нашел время для визитов! Право, только ты на это способен…

Дверь открылась. Нансен вошел прямо в спальню своей сестры и ее мужа. Широко расставив ноги, заложив руки в карманы, стройный, веселый, он молча уставился на них.

— Ради бога, говори скорее, что случилось? — воскликнула сестра в испуге: бывало и раньше, что брат захаживал в неурочное время, но так, среди глубокой ночи, он еще не заявлялся.

Фритьоф молчал, продолжая улыбаться.

— Да говори, что с тобой? Наконец тайна слетела с его губ.

— Я обручился… — еле слышно прошептал он и вдруг громко, счастливо рассмеялся.

— С кем?

— С Евой, конечно! Ева Саре и Фритьоф Нансен… Не правда ли, вместе это звучит чудесно?

— Поздравляю! Поздравляю!.. — горячо откликнулись сестра и зять.

Разумеется, они знали невесту; была она из довольно известной норвежской семьи. Отец ее, Микель Саре, сначала был священником, потом занялся наукой, стал выдающимся зоологом, много потрудился как океанограф, был профессором университета в Христиании. В роду его жены многие сыграли заметную роль в духовной жизни страны, особенно в развитии ее искусства. Так, например, брат жены, Вельхавен, был известным поэтом.

А сама Ева Саре? Нельзя было не залюбоваться ее гордой, холодной красотой, а кто знал ее ближе, говорил и о тепле, спрятанном глубоко в ее сердце, Она обладала хорошим голосом, училась музыке в Берлине, славилась как отличная спортсменка.

— Правду говорят люди, что ты познакомился с ней в лесу Фронеральм? — спросила сестра. — Увидел в снежном сугробе две барахтающиеся ноги с лыжами, а когда помог подняться, оказалось, они принадлежали…

— Девушке сияющей красоты! И я влюбился в нее сразу… — Нансен не подтверждал, что то была правда, и ничего не отрицал, он просто смеялся. Ему очень хотелось смеяться и говеем не от выпитого шампанского, которое зять поспешил принести из погреба, чтобы отметить столь торжественный случай, а просто оттого, что всякое напоминание о Еве Саре ему было необычайно радостно.

С решимостью человека, которого ничто и никто не может увести от главной жизненной цели, делая предложение Еве, он предупредил, что собирается отправиться в новое далекое путешествие. „Куда?“ — спросила она. „На Северный полюс!“ — ответил он.

Не легко было ему вымолвить эти слова, прозвучавшие как предупреждение, что не следует ждать с ним спокойного существования у теплого домашнего очага. Не зная обмана и хитрости в отношениях с людьми, он ме хотел скрыть от своей будущей жены своей самой заветной мечты.

И, разумеется, не легко было невесте еще до свадьбы дать согласие на долгую разлуку с будущим мужем. Все же она согласилась потому, что всем сердцем ощущала, с какой неодолимой силой стремится он воплотить мечту своей жизни.

Северный полюс… Два эти слова были постоянным сокровенным рефреном ко всем действиям Нансена еще задолго до того, как удалось ему отправиться туда — к самой северной точке земли.

Все было подчинено исполнению этой идеи. Уже вскоре после свадьбы, в августе 1889 года, он начал длительное лекционное турне по многим городам Европы и Америки. Стокгольм… Гамбург… Лондон… Нью-Йорк… Париж… Рассказ о путешествии в Гренландию и планах новой экспедиции к полюсу повсюду производил глубочайшее впечатление и всякий раз заканчивался восторженным чествованием.

Осенью того же года Нансен вернулся на родину и вместе с женой поселился у Марты Ларсен, служившей когда-то экономкой у его родителей в усадьбе Сторе-Френ. Здесь жил он и в ту хлопотливую весну перед защитой диссертации на степень доктора и когда готовился к Гренландской экспедиции. Вместе со старой доброй женщиной, знавшей его еще ребенком, он вспоминал минувшие дни своего детства. Так частенько они коротали осенние вечера.

Всю жизнь Нансен был почтительно внимателен к этой старой женщине. Характерно, что, будучи на „Фраме“ и прощаясь с землей на Югорском шаре, он писал Марте Ларсен: „Готовясь оставить это последнее место, откуда еще можно послать письма на родину, не могу не написать тебе несколько слов на прощание и не поблагодарить тебя за всю твою дружбу и доброту ко мне“.

Далее он называет эту дружбу „неутомимой“ и благодарит Марту Ларсен за постоянное внимание к нему и к жене. Как в этих строках отражается чуткое сердце Нансена! Даже в важнейшую минуту своей жизни он не забывает далекой маленькой старушки, бывшей служащей своих родителей.