Вот знаменитый Ганс Нансен. Фритьоф чуть побаивался острого, прямого взгляда своего прапрадеда, но он не мог не любоваться его черным бархатным камзолом с белым жабо и медалью с изображением короля, висевшей на золотой цепи.

Этот поистине замечательный человек жил в Дании в середине ХУП века. Уже с юности отличался он поразительной настойчивостью, твердостью характера и жаждой деятельности. Шестнадцати лет от роду совершил сказочное по тому времени путешествие на корабле на самый край света — в далекое Белое море. Ганс Нансен выучил русский язык, пешком прошел от Кольского полуострова через всю Московию до города Ковно и только оттуда отправился на родину.

Отец с гордостью рассказывал детям историю прославленного предка. Право, можно было позавидовать, сколь много тот путешествовал и. сколь много преуспел в своей жизни. Датский король Христиан IV назначил молодого Ганса Нансена (тогда ему исполнился только 21 год!) начальником экспедиции, посланной за пушным зверем на Печору. Сам русский царь Михаил Федорович проведал о смелом мореплавателе и поручил ему обследовать беломорское побережье.

Много лет плавал Ганс Нансен по разным морям и за это время написал книгу „Компендиум космографикум“. Экземпляр ее, в числе других семейных реликвий, Бальдур Нансен бережно хранил в особой шкатулке. Показывая эту книгу, отец говорил, что когда-то она была настольной у моряков и даже у простых граждан. Почему? Потому, что в ней собраны всевозможные знания по астрономии, физике, географии, истории и другим наукам, а также имеются таблицы высоты небесных светил, приливов и отливов, восхода и захода солнца и другие полезные сведения.

— Труд этот свидетельствует о всеобъемлющих знаниях нашего великого предка! — с чувством произносил Бальдур Нансен и, обращаясь к детям, добавлял нравоучительно: — Вы, мальчики, Фритьоф и Александр, должны во всем следовать примеру своего прапрадеда. Помните, он был не только выдающимся мореплавателем и ученым, но являл также образец гражданских доблестей. Жители Копенгагена избрали его своим первым бургомистром. Ганс Нансен оправдал их доверие, как честный, деятельный градоправитель. А в войну Дании со Швецией он выказал и военные таланты: под его водительством копенгагенцы героически выдержали осаду и штурм города.

— Значит, и мы датчане? — спросил Александр, младший брат Фритьофа.

— Нет! Уже мой дед Ангер Антоний Нансен переселился в Норвегию и положил основание норвежской линии нашего рода. А отец мой Ганс Сейердаль был пламенным патриотом, борцом за освобождение Норвегии от подчинения Швеции. Увы! Родина и поныне находится в зависимости от соседнего государства.

А вот и портрет бабушки Фритьофа в небольшой овальной рамке. Красавица Венделия Христиана Луиза знала много языков, обладала поэтическим дарованием.

Слушая рассказы отца, Фритьоф старался представить людей, портреты которых видел: ученые, путешественники, государственные деятели и простые, честные граждане — они беззаветно любили и прославляли родину. Примером своей жизни они звали на подвиг и указывали путь, по которому должно следовать. Люди эти оживали в воображении Фритьофа и как будто обращались к нему, своему потомку: „Продолжай дело нашей жизни! Исполни то, что мы не успели свершить в свой век“.

— „Когда лист на дубе становится в мышиное ухо, форель клюет на муху“, — так говорил мне Оле Кнуб. Тот самый Оле Кнуб, что живет в долине Серке в Нормаркене.

— Неужели ты собираешься в Серке, Фритьоф?

— Форелей наловим уйму! Будем жарить прямо на углях.

— Далеко! Родители нас не отпустят.

— Эх, Александр, всегда ты робеешь. Читал я в одной книге… Понравилось, даже выучил наизусть. Погоди, вспомню… Вот: „Драгоценный камень не блестит без шлифовки, а человек не достигает совершенства без испытаний“. Это надпись в китайском храме Неумирающей гармонии.

— Что такое Неумирающая гармония?

— Не знаю, но что-то очень интересное. Значит, ты не пойдешь со мной к Оле Кнубу в долину Серке?

— Конечно, пойду.

Братья готовили рыболовную снасть, расположившись в саду за домом в Сторе-Френ. Трудились оба старательно, с полным знанием дела. Еще бы! Рыболовы они завзятые, и собрались не к ближайшей речке, а в обетованный Нормаркен. Там рай для охотников и рыболовов. Попасть туда — давнишнее желание Фритьофа. А у него нет неисполнимых желаний.

Поход начался в тот же день.

Полдень застал братьев в глухом лесу, где самые настойчивые лучи солнца не могли пробить плотный зеленый полог. Было прохладно и почти темно. Фритьоф с трудом продирался сквозь чащу, перепрыгивая через стволы деревьев, поваленные буреломом.

Лес менял свой вид: приходилось то взбираться на пригорки, то обходить топкие низины. Иногда лес уступал место зеленым лугам, на которых паслись овцы с ягнятами.

Понимание красоты природы доступно не каждому. Свойством этим может обладать даже юнец, но, случается, оно отсутствует у взрослого. Чувство это, вероятно, зависит от богатства души человека. Так или иначе, Фритьоф им обладал, потому у него вырвалось:

— Тут как в сказке!

Впрямь вокруг было красиво. Лесное озеро уставилось в небо своим голубым русалочьим глазом, а небо радостно глядело вниз на необъятный лес, полный сокровенных тайн, доступных лишь тем, кто ценит истинную прелесть природы.

Мальчики брели дальше и дальше в зеленую, темную глубь. Лесу, казалось, не будет конца. Но вдруг деревья стали редеть, и впереди снова открылась светлая полоса.

— Долина Серке! — Фритьоф бросился к шустрой речке, бурлившей внизу.

Вода, вспененная на каменистом ложе, опрометью мчалась к гладкому плесу. Смирив там свой бег, она образовала глубокие заводи и была такой тихой, прозрачной, что видно было, как форель ходит кругами.

Рыболовы торопливо размотали удочки, нацепили на крючки наживку и забросили на середину заводи.

Прошла минута, другая и еще много минут, но рыба не клевала.

Тяжелые свинцовые тучи надвигались из-за леса.

Рыба упорно не клевала.

Вдруг упали тяжелые капли и разбили зеркало тихой заводи. Гром пророкотал и с грохотом прокатился в скалах узкой долины. Молния рассекла небо золотым зигзагом. Гроза началась. Рыболовы спрятались в нише гранитной скалы. Струи воды достигали и сюда, все же за гранитным укрытием было как-то спокойнее.

— Нечего удивляться, что рыба не хотела клевать, — сказал Фритьоф. — Рыба чует грозу.

— Да, тогда ее ничто не соблазняет, — солидно подтвердил Александр.

Укрываться от грозы не пришлось долго. Черные тучи умчались так же внезапно, как и налетели. Солнце опять засияло победно.

— Пойдем на новое место! — сказал Фритьоф. — Вот под той скалой может водиться крупная форель.

Фритьоф забросил в стремнину леску и, подтягивая ее, начал пробираться вдоль скалы. Прошел всего несколько шагов. И — хвать! Рвануло так, что толчок отдался во всем теле. Удилище выгнулось дугой. Всплеск! В воде мелькнула темная спина, взметнулся гибкий хвост. Форель!

— Тащи! — крикнул Александр.

— Рано! Пускай сначала потянет… — Фритьоф крепко сжал удилище.

Леса туго натянулась струной. Форель кружила, потом понеслась в сторону.

Фритьоф побежал по берегу, перепрыгивая с камня на камень, спотыкаясь, плюхаясь в воду, взметая фонтаны брызг, но не выпустил из рук удилище. На излучине реки произошла решительная схватка. Фритьоф знал, что леска, хотя и тонкая, достаточно прочна и выдержит напряжение, а гибкое ореховое удилище тоже не так-то легко сломать.

Форель кружилась на месте, то рвалась вбок, то ныряла вглубь. Рыбак заодно со своей добычей выплясывал дикий танец на берегу. Лицо его раскраснелось, пот катил градом, глаза уставились в точку, где леска скрылась в воде.

Наконец форель, обессилев, сдалась: всплыла, перевернувшись брюшком кверху. Фритьоф осторожно подтянул ее к берегу. Вытащил! Рыба затрепыхалась на песке, разинула пасть, большая, блестящая.

Фритьоф не мог скрыть своей радости, его большие 'голубые глаза сияли от счастья. Он ощущал себя мужественным, сильным, ну совсем таким, как сам Робинзон Крузо.