Так заканчивалось это своего рода политическое завещание Гегеля. Прошло почти сорок лет с того времени когда юный тюбингенский студент набрасывал утопические планы возврата к античной свободе. За эти годы взгляды философа претерпели существенные изменения. Увлечение революцией сменилось разочарованием в насильственной ломке социальных устоев. Эмоционально-художественное отношение к действительности уступило место культу логического мышления, раскрывшегося перед философом во всей сложности и полноте. Все личное, волнующее только индивида, отступило на задний план перед интересами государства как социального целого. Многие перемены произошли в убеждениях Гегеля, но никогда не оставляла мыслителя вера в разум человека, в правопорядок и справедливость.
Летом 1831 года в Берлине началась эпидемия холеры. Семья Гегеля перебралась за город, в Крейцберг. В Берлин старались не ездить, и даже свою шестьдесят первую годовщину философ отпраздновал за городом, в ресторане «Тиволи». Собралось всего несколько человек (многие друзья и почитатели мыслителя, напуганные холерой, бежали подальше от столицы). Едва выпили шампанское и принялись за кофе, как внезапно налетела сильная гроза, разогнавшая гостей. В этом увидели дурное предзнаменование.
Летом и осенью Гегель готовил второе издание «Науки логики». Многое было уточнено и дополнено, но коренной переработке труд не подвергся. Заканчивая новое предисловие, философ вспоминал о том, что Платон семь раз переделывал свои книги о государстве. Современному автору, имеющему перед собой и более сложные проблемы и более обширный материал, следовало бы перерабатывать написанное семьдесят семь раз. Но увы, такой возможности нет, более того, в душу философа закрадывается сомнение, оставляет ли повседневная суета современного мира вообще достаточно простора для мыслительной работы. Поэтому он выпускает свою книгу, довольствуясь тем, чем его труд мог стать в таких условиях. Под предисловием стоит дата 7 ноября 1831 года.
К этому времени Гегель снова в Берлине. Холера начала стихать, и в университете возобновились занятия. На зимний семестр Гегель объявил два курса: философию права и историю философии. Придя на факультет, Гегель обнаружил объявление профессора Ганса о чтении им истории общего права; в объявлении Ганс советовал студентам посещать лекции Гегеля. Дело заключалось в том, что уже несколько лет Гегель не читал философии права, передав этот курс целиком Гансу. Но в высших сферах были недовольны: «Ганс делает студентов республиканцами». Тогда министерство предложило Гегелю снова приступить к чтению этого ответственного курса. В 1830 году Гегель объявил его параллельно с лекциями Ганса. Но записалось к нему всего лишь двадцать пять человек. И Гегель «по нездоровью» от курса отказался (вместо него читал Михелет). На зимний семестр 1831 года Гегель снова объявил философию права. Боясь повторения прошлогодней истории, Ганс обращался к споим студентам с рекомендацией ходить на лекции к его учителю. Гегель обиделся и отправил Гансу записку следующего содержания, состоящую из одной фразы: «В ответ на эксцентричную, как я готов выразиться, мысль, пришедшую Вам в голову, дорогой профессор, сделать объявление, в котором Вы говорите студентам о конкуренции, подвергавшейся нашему обсуждению, и позволяете себе рекомендовать им посещение моих лекций, я мог считать своим долгом сделать со своей стороны также публичное объявление с целью предотвратить возможное среди моих товарищей и студентов предположение, выставляющее меня в глупом свете, будто я согласен с Вашим объявлением, будто бы такое Ваше объявление и рекомендация моих лекций вызваны мною самим, как Вы почти даете мне понять в своем заявлении, не употребляя, однако, моих выражений; надежда, что, по крайней мере, люди, знающие меня, не припишут мне такого поступка, и опасение дать Вам повод к новым неловкостям и промахам заставляют меня выразить Вам свой взгляд на Ваше объявление этими строками, а не объявлением». Письмо помечено: «Берлин. 12 ноября, 1831». Через день Гегеля не стало.
Утром в воскресенье 13 ноября философ почувствовал себя плохо: боли в желудке и рвота. Гостей, приглашенных к обеду, попросили вернуться домой.. Вызвали врача, который не нашел ничего опасного; у больного и ранее бывали подобные припадки. Ночью он не мог уснуть. «Я сидела возле него, — писала жена сестре Гегеля, — укутывала его, если он садился или сбрасывал с себя одеяло. Он непрестанно просил меня прилечь и оставить его в покое. Боль в желудке не была острой, но «как зубная боль, которая не дает возможности спокойно лежать». Утром в понедельник он намеревался встать. Мы перевели его в гостиную, при этом он был так слаб, что чуть не упал, не дойдя до дивана. Я принесла подушки и пуховики. Он жаловался только на слабость. Тошнота и боль исчезли, и он сказал: «Боже, хотя бы один час покоя сегодня ночью». Он сказал, что ему нужен покой, и попросил не принимать гостей. Я хотела проверить его пульс, по он мягко отстранил мою руку, как бы говоря мне : беспокойся. Врач был с раннего утра, прописал, как и накануне, горчичники на нижнюю часть тела (вечером я ставила пьявки). При мочеиспускании были боли, и он расплакался. Но в целом вел себя спокойно, лежал потный, в полном сознании и, как мне казалось, не осознавая опасности. Пришел другой врач, доктор Хорн, прописал горчичники на все тело, а поверх фланель, смоченную в отваре ромашки. Ему это не причиняло помех и беспокойства. В три часа начались судороги в груди, потом он ненадолго уснул. Вдруг левая часть лица похолодела, руки закоченели и посинели. Мы стояли на коленях у его ложа и прислушивались к его дыханию». В четверть шестого Гегель скончался. В тот же самый день, 14 ноября, за 115 лет до этого умер Лейбниц. Кроме членов семьи, у смертного одра философа находился Иоганнес Шульце.
Врачебное заключение гласило: холера в ее интенсивнейшей форме. Этот диагноз поставила под сомнение уже жена покойного. Современные биографы с ней согласны: скорее всего причиной смерти было обострение желудочного заболевания, которое давало себя знать и раньше. Не будь эпидемии, никто из врачей не вспомнил бы о холере. Да и друзья умершего не думали о ней: известие о смерти философа немедленно привело их в его дом. И хоронили Гегеля совсем не так, как жертв эпидемии, которых немедленно закапывали на особом кладбище. (Правда, полицей-президент Берлина, разрешивший официальные похороны, имел по этому поводу потом неприятности.) Торжественное погребение состоялось 16 ноября. В актовом зале университета ректор Мархайнеке произнес речь. Длинная процессия студентов сопровождала гроб на кладбище, где Мархайнеке и Фёрстер снова выступили с речами. Могила Гегеля находится в центре современного Берлина на кладбище близ Ораниенбургских ворот. Рядом покоится Фихте. И Бертольд Брехт.
* * *
На следующий год после смерти Гегеля добровольно окончила счеты с жизнью его сестра Христиана. Она была на три года моложе философа, страдала душевным расстройством, одно время находилась в психиатрической больнице. Ей казалось, что врачи губят ее здоровье при помощи особых магнитов, и, чтобы предохранить себя, надевала множество экзотического вида одежд. Смерть брата окончательно лишила смысла ее и без того тусклое существование.
Жена Гегеля пережила мужа на двадцать четыре года. Младший сын, Иммануил, стал церковным чиновником, последний его пост — президент консистории в Бран-денбурге. Средний сын, Карл, доживший до начала нашего века, — известный в свое время историк-медиевист» Трагично сложилась жизнь первенца — Людвига. Его судьба — темное пятно на биографии великого человека. Рожденный вне брака, он с четырех лет воспитывался в пансионе Софии Бон, свояченицы книготорговца Фроммана, который вместе с братом философа Георгом (погибшим потом в России) был его крестным отцом. Мальчик получил воспитание, которое было принято в обществе. В Иене его называли «маленький Гегель», Гёте посвятил ему четверостишие: