Рассказать достоверно и в то же время интересно о жизни замечательного человека нашей эпохи — задача гораздо более сложная, чем поведать о днях великого деятеля прошлого.

Автор биографии нашего современника ограничен рядом традиционных условностей, более или менее убедительно обоснованных.

Эти условности касаются прежде всего деталей частной жизни исторической личности. И здесь сдержанность биографа вполне понятна, поскольку еще живы люди, о которых может идти речь в связи с героем М. Горький умер в 1936 году. Но он и сейчас наш живой современник, возбудитель наших мыслей и чувств, спутник и часто руководитель в нашей борьбе за коммунизм. Читая его произведения, мы слышим взволнованный голос, голос любви и ненависти, голос борца за счастье человечества.

Читатель вправе требовать от биографа, чтобы он наиболее полно использовал материал и изложил его с той правдивостью, которая не терпит одических преувеличений и не боится сказать о противоречиях героя и теневых сторонах в его облике.

Но исчерпывающей полноты в рассказе о жизни Горького и теперь еще трудно достигнуть — по вполне объективным причинам. Так, мы плохо осведомлены о жизни Горького на Капри в годы его эмиграции после разгрома революции 1905 года. Даже о каприйской рабочей школе биографы Горького располагают самыми ограниченными сведениями. Совершенно не освещены его взаимоотношения с интеллигенцией, с социалистами, знакомство писателя с современной и прошлой жизнью приютившей его страны, с памятниками ее искусства. Еще менее в распоряжении биографа материала о втором, добровольном пребывании Горького в Италии — до окончательного возвращения на родину. Даже литературная деятельность Горького этих лет до некоторой степени выпала из поля зрения биографов.

Переписка Горького с многочисленными его российскими корреспондентами только за последние годы частично стала доступной для исследователя. В еще меньшей степени известна переписка Горького с иностранными писателями: недавно опубликованы лишь отдельные документы из переписки его с Р. Ролланом, с Г. Уэллсом и другими.

И еще нам хочется сказать читателям данного варианта груздевской биографии Горького следующее: не ищите в ней исчерпывающего анализа и развернутой критической оценки всех художественных произведений Горького. Ведь, по существу, наше литературоведение только начинает приступать к серьезному исследованию наследия Горького, а поскольку Горький наш современник, это исследование пока еще не выходит за пределы предварительных разведок или дискуссий по тем или иным проблемам, которые к тому же могут быть разрешены только в процессе изучения развития советской литературы в целом. И не нужно забывать, что И. А. Груздев не столько литературовед в строгом смысле слова, а прежде всего биограф. И как биограф Горького он до сих пор не имеет ни соперника, ни смены себе, ни замены. По прежним его книгам о Горьком (несколько разновременных редакций биографии, том книги «М. Горький и его время», статьи и заметки) сотни тысяч молодых читателей получали свое первое знакомство с жизнью и творчеством великого писателя. От Горького воспринимали наши девушки и юноши пафос героической борьбы за жизнь, мир, радость свободного творческого труда.

Роль путеуказателя к Горькому, к неисчерпаемым богатствам его жизненного опыта, к сокровищнице его художественного наследия выполняет с честью и новая биография Горького, очерк всей его жизни.

Заслуженный деятель науки профессор В. А. Десницкий

Алексей Максимович Пешков (Максим Горький) родился 16(28) марта 1868 года в Нижнем-Новгороде. Отец его, Максим Савватиевич Пешков, столяр мастерских Волжского пароходства, и Варвара Васильевна Каширина обвенчались против желания старика Каширина, отца невесты.

Василий Васильевич Каширин, владелец красильного заведения, когда-то бурлак, а потом цеховой старшина красильного цеха, не допустил бы брака с неведомым, пришлым парнем — он твердо рассчитывал выдать дочь за дворянина; но любовь молодых людей взяла свое, и упрямый красильщик должен был смириться перед их волей.

По семейным преданиям, Максим Савватиевич Пешков был отличным мастером, умным, добрым и веселым человеком.

Надо полагать, был он грамотным, так как через семь лет после женитьбы получил должность управляющего пароходной пристанью в Астрахани. В этот город он и отправился с семьею весной 1871 года.

В Астрахани Пешковы прожили недолго. Максим Савватиевич умер от холеры, и вдова с маленьким сыном возвратилась на родину, в Нижний, в дом Каширина.

В Нижнем началась для мальчика новая жизнь, в корне отличная от дружной и складной жизни Пешковых в Астрахани.

Безоглядное озорство, издевательство над слабыми, пьяная жестокость — такой быт царил в семействе Каширина, хозяина предприятия, в котором работали и два его взрослых сына.

Развитие машинного хлопчатобумажного производства и распространение фабричных ситцев вытесняли в ту пору ручное домашнее ткачество, а вместе с ним и красильный промысел такого же типа. Этот процесс тяжело давил на семью Кашириных, вызывая отчаянные попытки каждого из рабочих членов семьи удержать для себя остатки когда-то выгоднейшего предприятия, порождая свары и жестокие драки.

Жизнь в семье Кашириных вспоминалась впоследствии Горькому как «суровая сказка, хорошо рассказанная добрым, но мучительно правдивым гением». В этом семейном быту в свирепой борьбе собственников перепадало нередко и ему, сыну нелюбимого в доме Кашириных Максима Пешкова, но он не покорялся этому быту и, как мог, сопротивлялся ему.

Только одно лицо в семье Кашириных выделялось как светлое явление на общем мрачном фоне жестокого быта. Это была бабушка Горького, Акулина Ивановна Каширина, эпический, незабываемый образ которой он дал в своей автобиографической повести «Детство».

А. И. Каширина в молодости была балахнинской кружевницей; кружевницы эти славились в равной мере и своим ремеслом и своими песнями. Память ее удерживала огромное количество стихов. Она принадлежала к числу тех хранителей и мастеров народного творчества, которые назывались у нас «сказителями», и только по случайным причинам осталась вне внимания литературных деятелей, собирателей фольклора.

Впрочем, она известна была не только в своем кругу.

В одном из писем Алексей Максимович сообщал:

«Мне рассказывала бабушка, отлично знавшая песни, как Турчанинов, нижегородский помещик и театрал, «отбирал» от нее песни. «Хорошие-то, сердешные, не нравились ему, дурачку» (30, 124)[1].

«Хорошие, сердешные» — это песни о крестьянских горестях и обидах, с жалобами на барщину, на тяжесть оброков, вообще на помещика.

Мальчик любил слушать бабушку, когда она сказывала о том, как «богородица ходила по мукам земным, как она увещевала разбойницу «князь-барыню» Енгалычеву не бить, не грабить русских людей; стихи про Алексея божия человека, про Ивана Воина; сказки о премудрой Василисе, о Попе-Козле и божьем крестнике; страшные были о Марфе-Посаднице, о Бабе-Усте, атамане разбойников, о Марии, грешнице египетской, о печалях матери разбойника…».

Среди этих песен, стихов и сказок были, несомненно, и такие «отреченные» произведения народного творчества, которые по своим социальным мотивам не входили обычно в собрания печатавшихся былин и сказаний.

«Сказительный стих я хорошо знал с малых лет, от бабушки, час и более мог говорить этим стихом «бунтарские речи»…» (30, 33).

А. И. Каширина была не только хранительницей народного творчества, есть основание думать, что она сама была выдающимся народным поэтом. Алексей Максимович сообщал, что приведенное в «Детстве» «Сказание про Мирона-отшельника» — «от бабушки» и что ни текста такого, ни вариантов он «нигде не встречал, хотя фольклором занимался усердно»¹.