Впервые настоящую роль казаков в событиях первых двух десятилетий XVII века выяснил А. Л. Станиславский, чьи многолетние исследования завершились изданием новаторской книги «Гражданская война в России XVII века. Казачество на переломе истории» (1990). В основе этого и других его исследований лежат новые комплексы разысканных им архивных материалов. А. Л. Станиславскому удалось уберечься как от традиции огульного обвинения антигосударственных элементов, так и от романтизации казачьей «борьбы» («культовое» слово для историка, жившего в советскую эпоху). Исследователь показал, что в Смутное время действовали не обычные казачьи сообщества, пришедшие с юга, а создававшееся с течением Смуты так называемое «вольное казачество». Источником его пополнения, как об этом убедительно свидетельствуют материалы сыска правительства Михаила Федоровича в ходе подавления казачьих выступлений 1614–1615 годов, были чаще всего не свободные люди, а бывшие крестьяне, холопы, служилые люди по прибору и даже «по отечеству». Из этих-то десоциализировавшихся людей и складывались казачьи станицы, заимствовавшие свою организацию от «классического» донского и запорожского казачества. Поэтому никакие чисто казацкие понятия, типа «круг», «станица» или «атаман», не должны заслонять очевидной самостийности и отсутствия легитимности в деятельности таких отрядов. Основной формой их существования стали насилие, страх и организованные грабежи, насаждавшиеся путем «приставств», то есть сбора определенных самими казаками платежей с населения за охранные функции (независимо от того, нужна была или нет населению казачья охрана). В результате казаки получали мобильность, легко передвигались из одной, ограбленной ими территории, в другие, менее разоренные области, объединялись под началом какого-либо атамана. Иногда казаки могли пуститься в самостоятельный поход. Многочисленному казачьему войску легче удавалось держать людей в устрашении.

Казацкая идея была популярна в народе, так как позволяла организовывать круговую поруку для борьбы с многочисленными алчными сборщиками всевозможных доходов. Даже в начале царствования Михаила Федоровича фискальные агенты сталкивались с разделением «мира» на лояльных власти «лучших и середних людей» и «младших» или «молодших». Последние, наиболее бедные, защищали себя по образцу казаков. Так раскололся «мир» в Устюжне из-за сбора первой пятины в 1614 году. «Мелкие люди, — заявляли представители верхушки посада, — завели на Устюжне казачий быт». Это означало, что они «всех черных людей привели к вере, знаменовалися образом и учинили заговор на том, что им земских целовальников не слушати, и в те городовые расходы по сыскному верстанью не платить, и на правеж друг друга не дати и нашей (государевой. — В.К.) грамоты не слушати»[72].

Родившееся в подмосковном Тушинском лагере «вольное» казачество, как и многие высокопоставленные тушинцы из Государева двора, смогло утвердить свой новый статус в период «междуцарствия», когда оно активно поддержало борьбу народных ополчений. Правда, что И. М. Заруцкий командовал казачьими войсками, но не все казаки подчинялись ему и поддерживали претензии на царство Марины Мнишек и ее сына. Части казаков не был чужд по-своему понятый патриотизм, стремление выступать от имени всего «мира», что и проявилось в избрании Михаила Федоровича.

Уже в первые месяцы царствования Михаила Федоровича казачье войско оказалось расколотым. Участники ополчений, дожившие под Москвой до весны 1613 года, видимо, оказались большими государственниками и продолжили свою службу, воюя против внешних врагов новой династии — поляков и шведов — под Смоленском, Путивлем и Новгородом. Другая часть казачьего войска держалась обветшалых самозванческих знамен, но была обречена. Это стало ясно после того, как сторонники Ивана Заруцкого и Марины Мнишек были разбиты войском боярина князя Ивана Никитича Одоевского в многодневных боях под Воронежем. Тогда же значительная часть казаков (около 2250 человек) «отъехала» от Заруцкого «на государево имя», то есть перешла на службу к царю Михаилу Федоровичу.

За время Смуты современники вынуждены были признать статус казаков и при случае использовали наборы в казачью службу, пополняя «старые» казачьи станицы или прибирая в службу новых «охочих» людей, которых в разоренной стране найти было нетрудно. Еще до приезда избранного царя Михаила Федоровича в Москву был создан специальный Казачий приказ во главе с Иваном Александровичем Колтовским и дьяком Матвеем Сомовым. Предметом ведения нового, ранее никогда не существовавшего приказа стала организация казачьей службы, верстание казаков окладами, распределение приставств. Эта тенденция утверждения прав казачества на службу приходила в противоречие с главной идеей возвращения к старому порядку, к стремлению монастырей и крупных земельных собственников вернуть вышедших из повиновения и контроля крестьян и работников.

Казаки, отправлявшиеся весной 1613 года защищать избранного ими царя под Псков и Новгород, стали в итоге зачинщиками новой Смуты. Иначе и быть не могло, так как государю «добила челом» часть «вольного» казачества, служившего ранее с Иваном Заруцким и ушедшая от него. Именно их поспешили отправить из столицы в Смоленск. Не было спокойствия и в войске боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого под Новгородом. «Бяше же у них в рати нестроение великое и грабеж от казаков и ото всяких людей», — сообщал «Новый летописец». Добавили напряжения и запорожские казаки — «черкасы», как их называли в русских источниках. Они служили шведам под Тихвином и, по обычаю наемников, покинули службу, недовольные жалованьем. Осенью 1613 года черкасы оказались в Белозерском уезде и на Олонце. Все это были предвестники большой казачьей войны, разразившейся уже в 1614 году. Рассказ о ней вошел в «Новый летописец» и был выделен в отдельную статью «О воровстве и о побое на казаков и на черкас»: «Бывшу ж у них старейшиною имянем Баловню, с ним же бывшим многим казаком и боярским людем, и воеваху и предаваху запустению Московского государства. Бывшу ж войне великой на Романове, на Углече, в Пошехонье и в Бежецком верху, в Кашине, на Беле озере, и в Новгородцком уезде, и в Каргополе, и на Вологде, и на Ваге, и в ыных городах»[73].

Казачья война, начавшись на севере государства, не ограничилась им. В стране существовало несколько независимых друг от друга очагов казацкой вольницы, в том числе в северских и украинных городах, а также в Астрахани, где зимовал с войском Иван Заруцкий. Жившие одним днем, казаки не выстраивали стратегию своего поведения. A. Л. Станиславский писал, что «в первой половине 1614 года казацкое движение распалось на десятки походов слабо связанных между собой казачьих отрядов»[74]. И все же понемногу к апрелю 1614 года в Пошехонском уезде сформировалось ядро казачьего войска, собиравшегося воевать с правительством Михаила Федоровича и пробираться к Заруцкому по Шексне и Волге. Московское правительство должно было учитывать опасность казачьего «единачества» и не допустить его.

Сначала Боярская дума действовала осторожно — уговорами и посулами жалованья. Казачество не чуждо было определенным представлениям о собственной службе и заслугах и своим уходом из-под Тихвина в Белозерский уезд добивалось получения кормлений за участие в боях под Тихвином. В том же апреле 1614 года состоялся земский собор, принявший решение о сборе «пятинных денег» для уплаты жалованья войску. Часть казаков поверила обещаниям правительства и вернулась в полки боярина князя Д. Т. Трубецкого, воевавшие летом 1614 года под Новгородом. Однако неудача этого похода лишила казаков последних надежд на получение жалованья за службу в царевых полках. Казаки снова занялись грабежами, не дожидаясь того времени, когда сборщики доставят чрезвычайный пятинный налог в Москву. Казачьи станицы из-под Бронниц, Старой Руссы, Порхова, Торжка опять двинулись «воевать» Вологду и Поморье. Но эти земли уже были разорены до них, поэтому казаки продолжили поход по территории замосковных уездов.