Путь же казаков из войска князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского и князя Григория Константиновича Волконского лежал в Ярополческую волость. Их «таборы» обосновались в хорошо знакомых им местах — Вязниковской слободке, вотчине руководителя Боярской думы боярина князя Федора Ивановича Мстиславского, которой в 1611 году распоряжались казаки Первого ополчения. Во главе «вязниковских» казаков были авторитетные атаманы «заугорского войска» и даже атаманы из войска Баловня, которые еще недавно находились в тюрьме. По уже установившемуся порядку собравшиеся послали челобитчиков в Москву о жалованье.

В Москве принимали чрезвычайные меры для защиты столицы от войска королевича Владислава. Последний предпринял неудачный штурм столицы в ночь на 1 октября 1618 года. По решению земского собора еще в сентябре 1618 года в Нижний Новгород и Ярославль были посланы для сбора с ратными людьми бояре князь Борис Михайлович Лыков и князь Иван Борисович Черкасский. Едва приехав в Нижний Новгород, Лыков должен был снова унимать казаков от «воровства» в соседних уездах. Но «вязниковские» казаки предпочитали обращаться напрямую в Москву, куда их посланцы приехали 19 октября 1618 года. На следующий день, 20 октября, начинались переговоры о перемирии с королевичем Владиславом, и можно представить себе, как тяжело было Боярской думе одновременно решать еще и казачий вопрос.

Промедление правительства едва не спровоцировало отход из Москвы трех тысяч казаков, которые сидели в осаде «в королевичев приход». В начале ноября 1618 года, ночью, проломив стену Деревянного города, они двинулись по Владимирской дороге — очевидно, в направлении Вязников. В погоню — уговаривать казаков — послали боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, их вождя в земских ополчениях 1611–1612 годов, а также окольничего князя Даниила Ивановича Мезецкого. О серьезности происходивших событий свидетельствует то обстоятельство, что описание их было включено в отдельную статью в «Новом летописце». Именно из этого источника мы узнаем о действии воевод и Думы: «Они же их сустигоша пять поприщ от Москвы и едва их поворотиша. И приидоша казаки к острогу и в острог не идут. Государь же всех посла бояр. Бояре ж их едва в острог введоша. Государь же им в вину того не поставил и пожаловал своим государевым жалованием»[93].

Против казаков, отстоявших Москву от королевича Владислава, нельзя было действовать так же, как против войска Михаила Баловня несколькими годами ранее. Впервые после избрания царя в 1613 году Боярская дума в полном составе оказалась в своеобразных заложниках казаков. И снова компромисс достигли лишь после удовлетворения казачьих требований. По приговору Боярской думы 9 ноября 1618 года казаков обещали пожаловать и оставить в станицах «всяких людей» (но при этом казакам надо было прислать их списки), а также сохранить их имущество, назначить поместные и денежные оклады. «Вязниковские» казаки получили свободу выбора, куда им идти для смотра — в Нижний Новгород к боярину князю Б. М. Лыкову или в Ярославль к боярину князю И. Б. Черкасскому. Естественно, что казаки выбрали последний вариант. 2 декабря 1618 года состоялся еще один приговор Боярской думы, согласно которому рассчитывать на верстание окладами (что означало, по сути, уравнивание в правах с поместной дворянской конницей) могли лишь немногие казаки: кого «поверстать доведется»; другим был обещан статус приборных людей, «а иных государь пожалует, велит устроить по городом в беломестные казаки»[94].

В конце 1618-го — начале 1619 года эпоха «вольного казачества» завершилась. С нею вместе ушла в прошлое целая эпоха гражданской войны, в которой казачество сыграло ключевую роль. «Можайским» и «ярославским» казакам после многолетней вольницы нужно было возвращаться к рутинному крестьянскому и холопскому труду и приборной службе на малозначащих должностях стрельцов, затинщиков, воротников, пушкарей в дальних гарнизонах. Добиться этого удалось универсальным для правителей всех времен и народов способом: «разделяй и властвуй». Верхушка казачества не только смогла удержать свой статус, но в отдельных случаях даже повысила его до уровня дворянства, хотя и не московского, а уездного. Рядовым же казакам пришлось смириться с новым государственным порядком, при котором прежнему «вольному» казачеству не осталось места.

Возвращение Новгорода и Смоленска стало главной внешнеполитической задачей Московского государства в начале царствования Михаила Федоровича.

Обстоятельства, при которых эти города попали в руки врагов, были разными. Сами же противники — шведы и поляки — давно враждовали друг с другом, что и привело к сложной дипломатической игре, а потом и к прямым военным действиям, жертвами которых оказались жители Новгородской и Смоленской земель. Истоки всех бед лежали в противостоянии царя Василия Шуйского и самозванца Лжедмитрия II. Не имея возможности справиться самостоятельно с самозванцем, царь Василий Шуйский обратился за помощью к шведам. С этой целью он отправил своего племянника князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского в Новгород набирать, по договору с Швецией, наемное войско. Для шведского короля Карла IX обращение подданных московского царя было подарком, он сам давно предлагал им помощь в борьбе с католической экспансией. Карл никак не мог допустить, чтобы у границ Швеции оказались войска его давнего врага и соперника в борьбе за трон польского короля Сигизмунда III. Так москвичи сами позвали шведского «льва», оказавшего, по точным словам Н. И. Костомарова, «помощь во имя собственного спасения».

Помощь, естественно, не была бескорыстной. Условием отправления в Московское государство пятитысячного «контингента» наемников стала передача шведам по выборгскому договору в феврале 1609 года города Корелы с уездом. Шведы быстро выполнили условия договора, и уже в конце марта 1609 года в Новгороде торжественно встречали главу отряда наемников Якоба Делагарди, упоминающегося в русских источниках под именем «Якова Понтусова» (он был сыном шведского военачальника Понтуса Делагарди и незаконной дочери шведского короля Юхана III). На долгие годы Якоб Делагарди и другой командир наемников из его войска Эверт Горн станут проводниками шведской политики в Новгороде.

Польский король Сигизмунд III не мог спокойно наблюдать, как шведский король вмешивается в русские дела. Он справедливо опасался, что оружие наемников может быть повернуто против Речи Посполитой. Ответный шаг не замедлил себя ждать. Осенью 1609 года уже сам король Сигизмунд III во главе своего войска начал открытую интервенцию в Московское государство, осадив Смоленск.

Таково было начало. Продолжение же последовало в самый критический для Московского государства 1611 год. На арену вышли два претендента на московский престол: шведский принц Карл-Филипп и польский королевич Владислав. И бывшие союзники шведы, и перманентные враги поляки и литовцы действовали одинаково в пользу своих кандидатов и захватили два ключевых русских города. Якоб Делагарди взял штурмом Новгород 16 июля 1611 года и заключил сепаратный договор между шведским королем и Новгородским государством. Новгородцы, по словам авторов «Нового летописца», «от Московского государства и ото всей земли отлучишася»[95]. Однако выработанные Делагарди статьи договора о призвании в Новгород Карла-Филиппа пришли в противоречие с планами нового короля Густава II Адольфа, не считавшегося с новгородской «стариной», как это пытался сделать Делагарди, и видевшего цель пребывания своих войск в Новгородской земле в создании новой шведской провинции. Так шведы завоевали и посадили «воевод немецких» не только в Новгороде, но и в Ивангороде, Яме, Копорье, Ладоге, Тихвинском монастыре, Старой Руссе, Порхове, Гдове и Орешке. Московское государство потеряло побережье Финского залива и земли в бассейне реки Невы. При этом кандидатура Карла-Филиппа продолжала обсуждаться в войсках земского ополчения князя Д. М. Пожарского и рассматривалась на избирательном соборе 1613 года.