Супруги были счастливы, за исключением того, что не могли завести ребенка. Дважды у молодой женщины были выкидыши, и это было для нее таким потрясением, что она — вот странная идея, не правда ли? — заспиртовала оба зародыша!

У Элизы Деэ было два брата и две сестры: Жюльен, который унаследовал ферму отца, у него было две дочери, о которых у нас еще будет повод рассказать; Константен-Адольф, о котором почти ничего не известно; старшая. Роза, полная, мужиковатая, она умрет старой девой; и младшая, Катрина-Аделаида, которая в 1823 году вышла замуж за кузнеца по имени Огюст Монкомбль и родила ему двоих детей, сына Виктора в 1824 году и дочь Элизу в 1836 году. Она — та самая нежная Элиза, столь дорогая сердцу Поля Верлена, его двоюродная сестра.

В 1836 году в семью пришла беда: во время родов второго ребенка умерла Катрина-Аделаида, в замужестве Монкомбль. Юная г-жа Верлен была в отчаянии. Что станет с племянниками Виктором и Элизой, ведь их отец неспособен заниматься их воспитанием? А поскольку она опасалась, что у нее самой детей не будет, то, с согласия капитана, решила взять на воспитание маленькую Элизу, которая стала в некотором роде их приемной дочерью.

Позже, когда семья окончательно поселилась в Меце, Элизу поместили на полный пансион в церковную школу, в которой преподавали монахини из монастыря Сент-Кретьен. Ее «родители» часто приезжали к ней, а по воскресеньям возили ее на прогулки.

Ее брат Виктор жил на ферме в Фампу у дяди Жюльена. Но всякий раз, когда капитан Верлен приезжал туда со своей женой, он рассказывал молодому человеку о прелестях военной службы, играя тем самым роль, которую сыграл когда-то по отношению к нему дядя Гранжан. И в самом деле, Виктор, как и он сам когда-то, шестнадцати лет от роду отправился служить в армию.

И наконец, 30 марта 1844 года — капитан уже был заместителем командира батальона — через тринадцать лет после свадьбы, ровно в девять часов вечера у Верленов родился сын. Набожная супруга, чтобы отблагодарить Бога, которому она столько молилась и который внял ее мольбе, дала обет:

— Мы назовем его Поль-Мари в честь Пресвятой Девы, и до семи лет он будет носить только синее.

«Я родился в Меце, — говорит Верлен в начале своей „Исповеди“, — в доме два по улице Ог-Пьер, напротив Военно-тренировочного центра для будущих офицеров инженерных войск и артиллерии». Мальчика крестили 8 апреля 1844 года в церкви Нотр-Дам. Крестным отцом был подполковник Гранжан, его двоюродный дедушка, ставший после своей свадьбы также и его дядей, а крестной матерью — тетя Луиза, урожденная Верлен. Гранжаны не присутствовали на церемонии лично, но, однако, очень хотели заняться религиозным воспитанием маленького Поля. Ведь он их породы, он Верлен, а не Деэ — Боже упаси! Их они считали людьми поверхностными и скупыми.

Ровно год спустя после рождения сына полк капитана Верлена был переведен в Монпелье. Перед отъездом родители, само собой разумеется, отправились в Пализёль, где жили теперь Гранжаны, дабы представить им наследника. Те, к своему сожалению, увидели, что ребенок взял от матери не только ее раскосые глаза. Подполковник Гранжан — увы! — был вынужден продать 7 октября 1844 года свой прекрасный Карлсбургский замок епископу Намюра, его высокопреосвященству Деэселю, так как не мог больше содержать его. Епископ же передал его обществу «Друзей христианских школ». Продажа замка очень огорчила капитана Верлена, часто рисовавшего его изящные очертания. Разглядывая впоследствии эти рисунки, Поль часто думал о том, что, если бы судьба была к нему благосклонна, он бы мог стать владельцем замка^[10].

Юная Элиза Монкомбль осталась в Меце, где у нее была близкая подруга, Кларисса Перо, дочь бургомистра Пализёля.

От пребывания в Монпелье, а затем в Сетте, Безье и Ниме у маленького Поля остались лишь смутные воспоминания, все это ему, вероятно, рассказали родители, так как в этих местах Поль побывал в первые три года жизни. Качества, отличавшие мальчика уже тогда, — чрезмерное любопытство, страстное желание жить, склонность делать все, что взбредет ему в голову. Маленький Верлен был импульсивным, таким он и остался до конца жизни.

Хотя процессии «кающихся грешников» в монашеских рясах — привидений, как он их называл, — и пугали его, он тем не менее послушно учил молитвы. «Я был ближе к Боженьке, чем когда-либо в моей жизни», — напишет он в «Исповеди». Рай представлялся ему чем-то вроде магазина игрушек, находившегося в его доме. Этот магазин держали две старые девы, которым родители иногда оставляли Поля, когда отправлялись куда-либо вечером. Куклы, петрушки, барабаны, трубы, тележки, оловянные солдатики — все эти сокровища восхищали мальчика. Однажды зимним вечером он слушал, как кипит в чайнике вода, не выдержал и из любопытства сунул в воду руку. Можно себе представить, какой был переполох. К этому же периоду относятся его «стычки» с различными представителями фауны: блохами, которыми кишел город, прозрачным скорпионом в стакане газировки, которого он чуть не проглотил, и пиявками: доктор прописал их Полю, а потом родители нашли ребенка без сознания на кровати, вокруг которой лежали напившиеся крови твари.

В феврале 1848 года капитана Верлена срочно отозвали из Безье в Монпелье, где начались беспорядки. На улицах и площадях были толпы; люди, кто в военной форме, кто с трехцветными поясами, — все пели «Марсельезу». Позже Полю сказали, что он присутствовал при рождении новой Республики[11].

Как он выглядел в то время? Об этом можно судить по автопортрету: худое лицо, одет по моде того времени — блуза с вышитым воротничком, штанишки до колен, на голове — фуражка с напуском и с кисточкой на боку^[12].

Когда вновь воцарился порядок, капитан Верлен с семьей вернулись в Мец через Лион и Шалон. Железные дороги еще только строились, поэтому часть пути они проплыли по реке. Мальчик смотрел широко раскрытыми глазами на медленно проплывающий пейзаж и веселился при виде брызг от колес парохода. В Лионе из окон особняка на набережной, в котором остановилась семья, ему, как он сам рассказывает в «Исповеди», «сквозь узорчатые занавески» был виден «большой качающийся черный парус». Надо полагать, мальчик четырех с половиной лет обладал неординарной остротой зрения и памяти, чтобы запомнить такие мелкие детали.

Сразу после возвращения в Мец капитан Верлен подал в отставку. В его служебной характеристике значится: «1848 год. Разрешено уйти в отставку. Окончанием срока службы считать 26 мая 1848 года».

Что же побудило его досрочно уйти в отставку, когда ему было только пятьдесят лет? Это остается неизвестным. А ведь он был на хорошем счету у начальства: «Принимал участие в нескольких военных кампаниях и одной осаде», — читаем в его личном деле. «Довольно способный, поведение и нравственный облик безупречны. Хорошо справляется с обязанностями заместителя командира батальона. Усерден». Эта запись датируется июлем 1844 года. Выражало ли решение подать в отставку разочарование тем, что он не получил повышения по службе, на что он рассчитывал, или постоянного места жительства, о чем он мечтал? Был ли это своего рода протест против того, что армию заставили подавлять либеральное движение? Как бы то ни было, несмотря на лестное письмо полковника Ньеля, командира полка, он не изменил решения. Он был человек сильного характера, подверженный кратким, но сильным вспышкам ярости. Об этом свидетельствует случай, рассказанный его сыном художнику Казальсу, — он вышвырнул в окно омлет, который ему не понравился.