Так или иначе, титул был принят при Иване III и звучал так: «Иоанн, Божьею милостью, един правый государь всей Руси отчич и дедич и иным многим землям от севера и до востока государь». Василий III унаследовал этот титул. В грамотах «государево имя» при нем писалось следующим образом: «Великий государь Божией милостию един правый государь всеа Русии и иным многим землям восточным и северным государь и великий князь».

Здесь нужно обратить особое внимание на выражение: «един правый государь». Оно указывает на сакрализацию своей власти московскими великими князьями. Этими словами они указывали на то, что несут особую уникальную миссию единственного праведного царя, правителя последнего в истории богоизбранного народа, «Нового Израиля», которым с конца XV века считали русский народ. Данное выражение восходило к библейским текстам. «Блаженным и единым сильным Царем Царствующих» в Новом Завете называли Христа (1 Тим. 6: 15). В эсхатологических пророчествах Книги Иезекиля говорилось о царе — объединителе народов: «Я сделаю их одним народом, и один Царь будет царем у всех их, и не будут более двумя народами, и уже не будут вперед разделяться на два царства» (Иез. 37:22).

Тема русского государя как «царя правды» активно разрабатывалась в русской политической мысли конца XV–XVI века. Аналогии выражению «правый царь», «царь правды» можно также найти в знаменитом «Послании на Угру» Вассиана Рыло (1480), в Чинах венчания на царство Дмитрия-внука 1498 года и Ивана Грозного 1547 года, в «Степенной книге» начала 1560-х годов. Таким образом, в использовании при Василии III титула един правый государь очевидно прослеживается желание отождествить русского верховного правителя с библейскими царями.

В некоторых документах Василий III также назван самодержцем. Это обращение в основном применяли иностранные дипломаты (главным образом, восточные), а также греческие иерархи, желавшие польстить московскому государю. «Благочестивым и христолюбивым и самодержным всей земли Великой Руси и прочим землям, иже под Московия», назван Василий III в грамоте из Афона в 1508 году. Термин «самодержец» был употреблен в 1514 году в послании служилого татарина Камая: «Всея Руси и иных самодержцу». «Избранным великим государем Василием, милостию Божией единым самодержавным правым государем всем землем Русским, восточным и северным» называл Василия III в грамоте от марта 1516 года игумен Пантелеймонова монастыря Паисий[50].

Однако сам Василий III себя самодержцем не называл. Как ни парадоксально, сильные государи XVI века, Василий III и даже Иван Грозный, официально самодержцами так и не стали — титул встречается в некоторых грамотах 1570-х годов, но системно не употреблялся. Зато официально самодержцем стал государь, которого вряд ли можно считать полноценным правителем, — слабоумный сын Ивана IV Федор Иванович (1584–1598).

Не менее загадочна ситуация с владетельным титулом Василия III. Он известен в двух редакциях, краткой и пространной, и в полном виде звучал так: «Владимирский, Московский, Ноугородский, Псковский, Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вяцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новогорода Низовские земли, и Черниговский, и Рязанский, Волотский, Ржевский, Белевский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский и Кондинский». Причем можно говорить о целой реформе титула при Василии III — в нем появилось десять новых определений!

Ситуация выглядит в высшей степени странной: при Василии III не было особенного территориального роста. В 1510 году была ликвидирована и окончательно подчинена Москве Псковская республика, но определение «Псковский» фигурирует в титуле московских правителей еще с XV века. В 1514 году был взят Смоленск, в 1521 году окончательно подчинена Рязань. В 1513 году умер последний правитель Волоцкого удела князь Федор и его владения перешли к Василию III. Появление этих титулатур в «имени» Василия III очевидно. А остальных?

Ржевская земля оказалась в зависимости от Москвы еще в 1381–1382 годах. Нижний Новгород был присоединен к Москве в 1392 году. Ярославские князья подчинились московским Калитичам в 1463–1473 годах. Удорский край, населенный зырянами, расположенный в междуречье Мезени и Вашки, получивший имя по легендарному князю Удору, вошел в состав России при Иване III, в 1478 году. Белоозеро окончательно присоединено к московским великокняжеским владениям в 1485 году. Князь Федор Бельский выехал из Литвы в Москву в 1482 году, а собственно земли бельских князей в верховьях реки Оки вошли в состав России по итогам первой порубежной войны с Великим княжеством Литовским в 1494 году. Обдорская земля в низовьях реки Оби официально присоединена в 1499 году, как и земли по реке Конде на Северном Урале. Чернигов вместе с Северскими землями был включен в состав России после второй порубежной войны, в 1503 году.

То есть ситуация выглядит парадоксальной: Василий III спустя многие годы вдруг «вспомнил» о тех или иных землях, входящих в его государство, и решил включить их в свое «государево имя». При этом мотивы и принципы «подбора земель» совершенно таинственны. Речь вовсе не идет о «покрытии» задним числом всей территории страны — достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, сколько земель и крупных городских центров остались «за флагом».

Перед нами одна из загадок русской истории. Ясно только одно: владетельная титулатура выступает в какой-то степени как «конструирование» страны, идеальный образ. Эта мысль уже не раз высказывалась в научной литературе. Еще В. О. Ключевский говорил, что изменения в великокняжеском титуле — «это целая политическая программа, характеризующая не столько действительное, сколько искомое положение»[51]. Правда, перед нами вырисовывается обратная картина: титулатура Василия III не опережает события, а наоборот, с большим опозданием фиксирует приобретение той или иной земли. При этом все равно не очень понятно, что это за идеальная модель, по каким принципам она построена, почему в нее включены или не включены те или иные земли.

Видимо, здесь налицо ситуация, характерная для изучения русского XVI века в целом. Исследуя предыдущие эпохи, историк часто даже не догадывается, до какой степени он не знает эту эпоху. Количество дошедших до нас документов, свидетельств современников мизерно. По подсчетам В. А. Кучкина, за период с XII до конца XV века, то есть за 400 лет русской истории, нам известно 2234 делопроизводственных документа, из них 2048 приходятся на последнее столетие[52]. Для сравнения: только один французский король Филипп IV Красивый (1285–1314) оставил после тридцати лет своего правления около 50 тысяч актов![53] За 30 лет французской средневековой истории их сохранилось в 23 раза больше (!), чем за 400 лет русской. Есть от чего отечественному историку впасть в депрессию…

Поэтому многие картины, которые на основе этих скудных данных рисуют историки древней и средневековой Руси (нередко с немалым апломбом и самоуверенностью), — не более чем фрагменты, эскизы огромного исторического полотна, бо́льшая часть которого от нас скрыта, затемнена. И боюсь, что навсегда.

С XVI веком ситуация немножко иная: документов много, хотя все равно недостаточно. Но, по крайней мере, мы знаем, до какой степени мы не знаем ту эпоху (да простит меня читатель за эту словесную эквилибристику). Мы способны выявить загадки, тайны, «темные места» (речь о них неоднократно пойдет в этой книге). Раскрыть их получается далеко не всегда. Но обозначить, поставить вопрос, указать их место в цепи событий, их расположение на вышеупомянутом гигантском затененном историческом полотне — возможно. Значит, есть надежда когда-нибудь найти и ответы.

Россию начала XVI века называют монархией. Властные полномочия «единого правого государя всея Руси» действительно были аналогичными императорским или королевским, то есть близкими к абсолютной власти. Тем не менее государь не мог во все вопросы вникать лично. Слишком большая территория, слишком много подданных, слишком сложная государственная структура… Поэтому неизбежна постановка вопроса: каков был механизм реализации власти, унаследованный Василием III, какие правительственные структуры были в его распоряжении?