— Значит, на Дону армии лучше, чем было на Украине? — спросил Ленин.

— Лучше, Владимир Ильич.

В. И. Ленин внимательно слушал командарма, изредка переспрашивал. Когда Буденный напомнил ему о своем письме, которое он писал из Екатеринослава, Владимир Ильич оживился:

— Ваше письмо меня вначале рассердило! — улыбнулся Ленин. — Я, признаться, не знал той сложной обстановки, в которую попала ваша Конармия. Троцкий докладывал, что Буденный сгущает краски. Впрочем, я был уверен, что в вашем письме описано истинное положение вещей.

— Не могу я придумывать, товарищ Ленин. Правда для меня свята…

— Дон, Кубань и Ставрополье мы сильно встревожили продразверсткой, это меня и смущало, — заметил Владимир Ильич. — Значит, пожар на манер кронштадтского не вспыхнул?

— Нет, Владимир Ильич. Бойцы преданы Советской власти.

К ним подошли Калинин и Ворошилов. Разговор снова зашел о положении на Дону. Климент Ефремович сказал, что оно стало более устойчивым, чем год назад.

— На Дону и Кубани меньше людей голодает, — сказал Калинин. — А вот в прошлом году в огромной части России и особенно в той части, где сейчас создалось очень тяжелое положение, урожай был настолько плохим, что его хватило лишь на две недели.

— Мы должны решить проблему голода, и мы решим ее, — твердо сказал Ленин и, глянув на Буденного, добавил: — Скажите, а что сейчас особенно волнует крестьян?

— Земельный вопрос, Владимир Ильич.

Ленин насторожился.

— Странно! Ведь мы давно отменили продразверстку и ввели продовольственный налог.

Буденный рассказал Владимиру Ильичу все, что узнал от крестьян, когда ездил в родные края. Ленин согласился с командармом и тут же предложил ему выступить в прениях на съезде.

На вечернем заседании, когда открылись прения по земельному вопросу, председательствовавший М. И. Калинин объявил:

— Слово имеет товарищ Буденный!

— Я хочу коснуться самого главного, на мой взгляд, в земельном вопросе — речь идет о сдаче крестьянами мяса, — начал командарм. — Я имею в виду беднейшее крестьянство, а беднейшие теперь в большинстве своем красноармейцы, которые только в 1921 году принялись за свою прямую работу. У них очень мелкое хозяйство. А продналог распространяется на каждого хозяина. Смотрите, что получается, товарищи. Крестьянин в своем хозяйстве имеет лишь пару рабочих волов, а ему надо сдать мясной налог. Другого скота у него нет, нет и ресурсов, чтобы заменить этот налог и тем спасти своего рабочего вола.

Буденный предложил съезду дополнить резолюцию пунктом, в котором было бы указано о необходимости сиять мясной налог с тех крестьян, которые имеют в своем хозяйстве не более одной пары волов. Этим самым, говорил командарм, мы укрепим мелких хозяев, и они смогут, обрабатывая свои поля, приносить пользу государству.

— Теперь разрешите в двух словах коснуться военного вопроса, — продолжал Буденный. — Я заявляю, что, если на нас нападет враг внезапно, мы готовы к бою каждую минуту. Если понадобится, наша Первая Конная армия выступит по первому зову через двадцать четыре часа.

«Под громкие аплодисменты я сошел с трибуны, — отмечал позже Буденный. — А у самого мысли в голове: «Что скажет Владимир Ильич? Так ли я выступал?» Сел на свое место, чувствую, все лицо горит. Думаю, если аплодировали, значит, слово мое пришлось по душе… Во время перерыва к нам, группе военных делегатов, подошел Ленин.

— Товарищ Буденный, вы очень хорошо выступили, — весело сказал Владимир Ильич. — Коротко и по очень важному вопросу. Оказывается, вы скромничали, когда утверждали в беседе со мной, что речи говорить не умеете. Э, батенька, так не годится…»

Вернувшись из Москвы в Ростов, Буденный с новыми силами взялся за укрепление порядка и дисциплины в войсках Северо-Кавказского военного округа. Буденный многому учился у М. В. Фрунзе. Он с большим интересом прочел в журнале «Армия и революция» (№ 1 за 1921 г. — А. 3.) его статью «Единая военная доктрина и Красная Армия». «Статья захватила меня, — вспоминал Буденный. — Каждую страницу, каждый абзац прочитывал несколько раз, вдумывался в каждое положение, бесконечно радовался, когда мысли М. В. Фрунзе совпадали с моими. Чувствовал, как у меня прибавлялось сил. Михаил Васильевич писал, что учение о «единой военной доктрине» имеет огромное практическое значение для республики. Оно должно прежде всего учитывать характер тех боевых столкновений, которые нас ожидают…» Статью Фрунзе Буденный глубоко изучил с командным и политическим составом. В марте 1922 года он прибыл в Москву на XI съезд партии, встретился с Фрунзе и высказал свое мнение о единой военной доктрине. Михаил Васильевич, однако, заметил, что кое-кто против этой доктрины. В первую очередь Троцкий.

— А что он предлагает? — спросил командарм.

— Конкретно ничего, но почти по всем пунктам моих тезисов — против. Именно по всем! Например, он утверждает, что мы, военные, не должны говорить своим бойцам, что в известной обстановке, при известных условиях мы не можем пойти в наступление за пределы нашей земли. А я говорю — должны! Наш комсостав и армия должны это знать. Нельзя воспитание бойцов вести в духе оборончества, как это предлагает Троцкий.

Перед утренним заседанием военные делегаты стояли в фойе. К ним и подошел Ленин. Поздоровавшись, Владимир Ильич обратился к Фрунзе:

— Вы, надеюсь, знаете, что завтра на вечернем заседании вам предстоит доложить об итогах военного совещания?

— Знаю, Владимир Ильич, — сказал Михаил Васильевич. — После утреннего заседания мы на своей секции будем обсуждать вопросы военного строительства.

— Читал я Ваши тезисы, Михаил Васильевич, и считаю их правильными. Вы все вопросы обстоятельно обсудите на своем совещании, и тогда мы предложим съезду партии конкретное решение, — сказал Ленин. — Мы должны строить Вооруженные Силы Республики по единому централизованному плану и на основе советской военной науки…

Съезд партии собрался в трудный для страны момент. К последствиям войны прибавилась засуха 1921 года. Голодали миллионы людей. Трудно было с финансами. Не хватало сырья, топлива. «Бедствия, которые обрушились на нас в этом году, — говорил В. И. Ленин, открывая съезд, — были едва ли еще не более тяжелыми, чем в предыдущие годы»[15]. Эти слова Ленина командарм дословно записал в свой блокнот и, подчеркнув их, в углу сделал пометку: «С этого и начну свою речь перед командирами и комиссарами, когда вернусь в округ».

В. И. Ленин подвел итоги первого года новой экономической политики. Прошедший год подтвердил правильность этой политики. На новой экономической основе укреплялся союз рабочих и крестьян. Партия добилась перелома на хозяйственном фронте. И пусть пока еще очень медленный, но верный, хозяйственный подъем начался! Всесторонне оценив обстановку, Ленин заявил с трибуны съезда: «Мы год отступали. Мы должны теперь сказать от имени партии: достаточно! Та цель, которая отступлением преследовалась, достигнута. Этот период кончается или кончился. Теперь цель выдвигается другая — перегруппировка сил»[16].

1 апреля делегаты съезда работали по секциям. Военные, в том числе и Буденный, готовили свои предложения. «Фактически, — писал позднее командарм, — совещание вылилось в дискуссию о советской военной науке, о единой военной доктрине Советского государства, его Вооруженных Сил». С докладом выступил Троцкий. Он был знаком со статьей Фрунзе и теперь, по существу, отвергал ее. Троцкий заявил, что марксизм, мол, к военному делу вообще неприложим, что война — это ремесло, совокупность практических навыков, и поэтому не может быть науки о войне. Характерно, что в течение всей речи Троцкий ни разу не сослался на Ленина.

Во время перерыва Буденный подошел к Фрунзе.

— Что же это такое, Михаил Васильевич? — спросил его командарм. — Выходит, что Троцкий не вас опровергает, а товарища Ленина?