Непосредственным поводом к «взрыву» послужило убийство 14 мая в Челябинске чешским караулом военнопленного австрийца. Челябинский совет рабочих и солдатских депутатов потребовал от караула выдать убийцу, на что последовал отказ. Тогда Совдеп арестовал весь караул. Чехов это возмутило. Капитан Гайда стал призывать солдат проучить красных. 17 мая группа чехов разоружила охрану железнодорожной станции. Одновременно чешские солдаты оцепили советские учреждения города, на улицах появились вооруженные патрули, допускавшие по отношению к населению всякие бесчинства. Командование корпуса в грубой форме выставило Совдепу ультиматум: немедленно освободить караул. Челябинский совет собрал военный совет, объявил город на военном положении и потребовал от чешского командования убрать свои патрули, вернуть захваченное на железнодорожной станции оружие. Занятая Совдепом твердая позиция возымела действие. Чешское командование заявило: «Мы были и будем друзьями Советской власти и не пойдем против нее». Поверив в искренность заявления, совет отменил военное положение. Но в ночь на 27 мая чехи, перейдя вброд реку Миасс, окружили казармы челябинского гарнизона, застав спящих красноармейцев врасплох.

Это было началом войны белочехов против Советской России. Чешское командование в своих оперсводках начало регулярно сообщать о боевых действиях с красными. Например: «При штурме казарм челябинского гарнизона (27 мая 1918 г.) пленено сотни красноармейцев, взято свыше 6 тысяч винтовок, 5 пулеметов, 20 орудий…» «…В кровопролитных боях с красными от Пензы до Самары мы потеряли 80 человек убитыми и 400 ранеными. Потери советских войск в десять раз больше. Одними пленными зарегистрировано около 2000 красноармейцев. Пензу наши части брали под ураганным огнем красных пулеметов (работало около 400 пулеметов) и артиллерии. Чуть ли не голыми руками бой продолжался 20 часов и закончился победой наших войск 29.05.1918 г.».

В начале июня к Оренбургу стали подходить части Верхнеуральского и Белорецкого отрядов, которые двигались из Верхнеуральска через Магнитную, и уфимские отряды, наступающие по тракту Уфа — Оренбург. Оренбургский гарнизон, не получая указаний от самарского руководства Красной армии, в течение месяца бездействовал. Как потом оказалось, во главе самарского штаба находился предатель Яковлев…

«В середине июня, — вспоминал Блюхер, — мы еще поддерживали телеграфную связь с Троицком и Верхнеуральском, откуда поступали сведения, что белочехи развивают активное движение на Оренбург по железной дороге от Кинеля. Но вскоре связь с центром была окончательно потеряна».

В штабе Блюхера к продвижению белочехов к казачьей столице отнеслись спокойно, полагая, что чехословацкий мятеж всего лишь небольшой эпизод, который скоро будет ликвидирован. Ни сам Василий Блюхер, ни его ближайшие сподвижники еще не осознали всей опасности складывающейся военной обстановки. Они не знали, что красные войска, сосредоточенные вокруг Оренбурга, уже отрезаны чехами и дутовцами от Центральной России.

А в отрядах чувствовали, как сжимается кольцо окружения. Стали проявляться панические настроения. Слабые духом бойцы начали по ночам дезертировать. Среди командиров красных войск, скопившихся в районе Оренбурга, стали возникать разногласия, которые между большинством главкомов отрядов достигли таких масштабов, что для их урегулирования пришлось вмешаться командующему 1-й Туркестанской армией Г. В. Зиновьеву.

«Для предотвращения движения белочехов на Оренбург 23 июня товарищ Зиновьев приказал мне начать наступление вдоль железной дороги Оренбург — Бузулук, — вспоминал Блюхер. — При выполнении этой задачи мы встретились с большими трудностями. Наше влияние распространилось только на полосу железной дороги, то есть где продвигались эшелоны, а в тылу действовали белоказаки, которые разрушали пути и прерывали связь с Оренбургом. Казачье население, воодушевленное победами чехов под Самарой и вдохновляемое контрреволюционными агитаторами, стало активно помогать дутовцам. Вести в таких условиях борьбу с белочехами, когда тыл стал ненадежным, было невозможно, поэтому я принял решение отвести отряды непосредственно в Оренбург».

В Оренбурге собралось около двадцати различных по численности отдельных отрядов. В то время расплодилось бесчисленное количество главкомов. Каждая область, каждый район назначали себе главкома. Блюхер рассказывал, как Петр Кобозев, будучи чрезвычайным комиссаром Средней Азии и членом Реввоенсовета Восточного фронта, настойчиво требовал от него оборонять Оренбург и Туркестан. Но можно ли осуществить успешную оборону с дезорганизованными отдельными отрядами при таком огромном количестве главкомов? Это была армия совершенно несплоченная. Кого в ней только не было: и казаки, и рабочие, и крестьяне, и даже матросы…

В создавшейся обстановке Блюхер потребовал созвать совещание комсостава, на котором обсудить дальнейшие действия. На совещании большинство командиров отрядов высказались за то, чтобы оставить Оренбург и отойти в Туркестан.

Блюхер наотрез отказался двигаться в Туркестан, считая это «линией наименьшего сопротивления». Он заявил, что пойдет со своим Уральским отрядом совместно с Южноуральским, Челябинским и 1-м Уральским полками на север. Его цель: пробраться к основным индустриальным центрам уральского пролетариата. Кобозев был несогласен с таким решением. Блюхера поддержали Иван и Николай Каширины[8], командиры Верхнеуральского и Южного отрядов, недавно прибывших под Оренбург.

1 июля Блюхер пошел на прорыв вражеского окружения, располагая силами четырех боевых отрядов — своего Уральского отряда, Южноуральского, Челябинского и 1-го Уральского полков. Этот прорыв будет длиться почти полгода. Блюхер канет в неизвестность. Пойдут слухи, что он погиб в бою и отряды его полностью уничтожены чехами и белоказаками.

А он тем временем вклинивался во вражеские тылы. Он вел отряды на соединение с Красной армией. Направление — через Ак-Мечеть, гору Магнитная, Верхнеуральск и дальше, в зависимости от обстановки, — на север или по рабочим районам Урала через Юрюзань, Сим, к Златоусту. Отряды двигались осторожно, ибо не всегда знали, что делается вокруг. Блюхер требовал, чтобы командиры вели непрерывную разведку. Параллельно он рассылал в полосе пятидесяти-шестидесяти километров агитаторов, которые привлекали в отряды революционно настроенных рабочих и крестьян, желающих с оружием в руках бороться за советскую власть.

При подходе к Авзяно-Петровскому заводу разведка донесла: белые заняли Верхнеуральск, а в Белорецке — красногвардейские отряды, от Стерлитамака движется отряд с богатым обозом, состоящим из товаров, присланных Центральным правительством в Уфу для обмена на хлеб, и с небольшим запасом оружия.

16 июля Блюхер вступил в Белорецк, где уже находились Троицкий, Верхнеуральский и Южный отряды. (Эти отряды и еще несколько небольших красногвардейских групп в конце июня объединились под единым командованием и имели общий главный штаб. Главкомом у них был Николай Каширин, начальником штаба — Николай Енборисов.) При Троицком отряде состоял батальон интернационалистов численностью более 300 человек. Большая часть из них — рабочие Будапешта и других промышленных центров Венгрии, около 70–80 человек — берлинские рабочие социал-демократы, несколько десятков румын и представители других национальностей из военнопленных австро-венгерской армии.

Блюхер так характеризовал руководство Троицкого и Верхнеуральского отрядов: «Командир троичан Николай Томин — волевой и талантливый военачальник. Это был человек изумительной честности и беспредельно храбрый. В отряде он пользовался огромным авторитетом…

Среди других командиров отрядов особенно выделялись братья Николай и Иван Каширины».

Иван Каширин был командиром Верхнеуральского отряда, который в основном состоял из казацкой молодежи. В начале августа в этот отряд влился Белорецкий полк, состоящий из рабочих Белорецкого завода. Белорецкий полк стал цементирующей силой отряда и составлял его политическую основу, вокруг которой группировалось революционное казачество. Отряд достиг численности 1300 человек. Николай Каширин возглавлял Южный отряд, очень боеспособный боевой коллектив.