Далее Никита Сергеевич уже не сдерживал себя. «Как смеете вы, т. Байбаков, такие вещи говорить… Вы давно ходите с этими гнилыми настроениями. Я знаю, что вы питали Шепилова материалами, который приходил ко мне со схемами и пытался доказать, что перестройка управления нанесет вред, так как все заводы зависят друг от друга, — обрушился он на Байбакова, когда тот давал пояснения по поводу новой структуры республиканского Госплана. — Если исходить только из этого, то нужно нашу промышленность объединять с промышленностью капиталистических стран… Вы вылезли с гнилым нутром…» Чисто хозяйственный вопрос уже грозил перейти в идеологическую плоскость!

Масла в огонь подлил и председатель Госплана СССР Иосиф Иосифович Кузьмин, который заменил на этой должности Байбакова: «Как же вы, не считаясь с элементарными обязанностями и чувством долга перед партией, как вы можете вести параллельную деятельность… Правильно Никита Сергеевич сказал о том, что во время перестройки руководства промышленностью т. Байбаков не был согласен с этим делом. Я непосредственный участник этого и видел, как вся его деятельность была направлена на составление различных схем. Сколько, Никита Сергеевич, приносил Вам т. Байбаков схем — что ни утро, то новая схема: то сохранить сырьевое министерство, создать Наркомтяж, создать Госснаб; он говорил: вы провалите народное хозяйство. Но, как видите, ничего не провалилось…» (РГАНИ. Ф. 17. Оп. 165. Д. 150).

На всю жизнь запомнил Николай Константинович те минуты. Вот он сходит с трибуны, идет к своему месту, а сидящие в зале либо отводят глаза, либо смотрят на него как на приговоренного…

«Совещание в Кремле предопределило мою дальнейшую судьбу», — вспоминал Н. К. Байбаков. Примерно через месяц первым его заместителем бы назначен председатель ленинградского совнархоза В. Н. Новиков. Никто не поинтересовался, согласен ли он с этой кандидатурой. «Володя, тебя „подсадили“ под меня?» — однажды за чашкой чая поинтересовался Байбаков. «Да, Николай. Так мне сказали наверху».

А в мае 1958 года его вызвали к секретарю ЦК КПСС А. Б. Аристову и предложили занять должность председателя Куйбышевского совнархоза.

— Почему туда собираетесь меня направить? — поинтересовался Николай Константинович.

— Ведь ты нефтяник, а там большие перспективы в развитии нефтяной промышленности. Ты же принимал активное участие в создании «Второго Баку», — ответил Аристов.

— Нефть есть на Сахалине. Я готов поехать туда.

— Ну зачем же так далеко? — примирительно улыбнулся собеседник.

— Если есть право выбора, то я просил бы направить меня в Краснодарский край.

«Именно в этом крае я бывал очень часто в качестве и начальника Главного управления Наркомата топливной промышленности, и заместителя наркома, и министра, — объяснял Байбаков свой выбор. — Мне пришлось и уничтожать, и восстанавливать краснодарские нефтепромыслы». А еще в Краснодаре жила семья сестры Натальи. Если уж ехать в ссылку, то поближе к родным.

Через несколько дней ему позвонили и сообщили, что Никита Сергеевич не возражает. Особо не церемонились. Вылет в Краснодар определили через два дня.

Могли Байбаков поступить иначе? Промолчать, не идти на конфликт, не обострять ситуацию… Конечно же мог. Но этого делать не стал. До истории с совнархозами он уверенно шел по восходящей. Успешная карьера, профессиональные успехи. А теперь? Как сложится его жизнь? Что ждет его впереди? Неизвестность. Опала. Но ни о чем он не жалел. Байбаков остался верен себе, своим убеждениям, своим принципам. А на это способен далеко не каждый… Он уже был талантливым инженером, прекрасным организатором, грамотным руководителем. А в 1958 году он стал еще и государственным человеком…

Трудности, как известно, людей слабых ломают, а сильных, наоборот, закаляют… Когда Хрущев сменил гнев на милость и решил вернуть Байбакова в столицу (это произошло в марте 1963 года), между ними состоялся откровенный разговор:

— Вы что, обиделись, что ли, на меня, когда я вас освободил от Госплана и послал на Кубань?

— Наоборот, спасибо вам! — искренне ответил Байбаков. — За пять лет я очень многому научился. До этого я знал только газ и нефть, а теперь я знаю, как варить сахар, делать шампанское, сеять кукурузу…

Поначалу, конечно, было тяжело. Гнетущее чувство опалы, неустроенность. В Краснодар приехал один. Договорились, что жена приедет позже, когда у детей закончится учебный год. Новости из дома не радовали. Таня и Сережа рассказывали, что некоторые знакомые перестали с ними здороваться. Дети-то при чем? — расстраивался Николай Константинович.

А на новом месте Байбакова приняли радушно. Среди сотрудников совнархоза он встретил много старых знакомых, готовых помочь всем, чем могли. Включился в работу моментально. Дел было невпроворот. «Повседневные проблемы переплетались с перспективными, а решать те и другие приходилось одновременно», — рассказывал Николай Константинович.

Краснодарский край — огромный регион, 83 тысячи квадратных километров. Население в те годы — 3,8 миллиона человек. Плодородные равнины, горы, море. Крупнейшие города — Краснодар, Сочи, Новороссийск, Армавир, Туапсе. Кубань славилась сельским хозяйством, нефтяной промышленностью, черноморскими курортами. Благодатное место — всесоюзная кормилица и здравница.

По Кубани Байбаков колесил целыми днями. Мотался с утра до ночи по фабрикам и заводам, стройкам и промыслам. Ему хотелось увидеть все самому, понять, как и что. К тому же, говорил Николай Константинович, «люди не могут плодотворно работать, если первые руководители не будут интересоваться результатами труда». Свой служебный автомобиль ГАЗМ-72 он называл «победой на высоких каблуках». Это и впрямь был гибрид «Победы» и «газика» (ГАЗ-69). Уникальная модель, сочетающая комфорт легкового автомобиля и проходимость серьезного внедорожника. Машина очень удобная — могла пройти по любому бездорожью, да и поездки на дальние расстояния в таком авто были менее утомительны…

«Сам Байбаков у нас на Кубани…» — с уважением говорили о Николае Константиновиче директора заводов и начальники строительных трестов. Председатель совнархоза — опытный, грамотный, энергичный, ответственный, пробивной, и на стройку сам приедет, и ученых из Москвы выпишет. Хоть и опальный, но к кому обратиться, знает. Чего еще можно желать? Хозяйственники радовались.

А партийная элита края с осторожностью следила за растущим авторитетом Байбакова. И дело было даже не в людях. Сама управленческая структура предполагала некую не очень понятную двоевластную модель. Совнархоз не подчинялся крайкому, а лишь информировал его об итогах своей деятельности за месяц, квартал и год. Первый секретарь не мог дать указания председателю совнархоза, что и как делать. Ситуация «усугублялась» еще и тем, что совнархоз отчитывался за промышленность и строительство. А первый секретарь крайкома в первую очередь отвечал за сельское хозяйство, которое, как известно, в хрущевский период не отличалось блестящими достижениями. В 1962 году случилось невероятное — Советский Союз закупил зерно у Соединенных Штатов. Простым людям объясняли, что фуражное. Но батоны-то с горохом из магазинов все-таки пропали!

Байбаков и партийное руководство края — слишком разные это были люди… Их стиль, методы, подходы к решению основных задач! Работали, как говорится, на контрасте. У Николая Константиновича — всегда хорошо продуманная, выверенная стратегия. У Краснодарского крайкома — непрерывные поиски чудодейственных методов. У Байбакова — главный девиз «без шума и пыли», сначала результаты — потом разговоры. А у партийных руководителей края — с точностью наоборот. «Стать фабрикой молока и мяса», «обогнать штат Айову по производству кукурузы», «превратить Тамань в советскую Шампань». Всех этих громких призывов и не перечесть. Особенно на этом поприще отличился Дмитрий Михайлович Матюшкин, который возглавлял Краснодарский крайком КПСС с марта 1958-го по июнь 1960 года и за это время твердо пообещал выполнить семилетний план по животноводству за три года. Стоит ли говорить, что амбициозные задачи первого секретаря так и остались на бумаге. Как не справившегося с должности его сняли. Но преемник Матюшкина Георгий Иванович Воробьев (1960–1966) по сути продолжил ту же линию… Из Москвы зорко следили, как идет соревнование колхозников Кубани с американскими фермерами и когда, наконец, советские виноделы утрут нос французским шампанистам.