Следовательно, хорошей будет любая система организации, которая обеспечивает огромное увеличение кавалерии во время войны за счет привлечения ополчения, потому что из ополчения можно подготовить много хороших регулярных эскадронов отличных партизан. Такие ополчения, конечно, не будут обладать всеми качествами тех воинственных кочевых племен, которые всю жизнь проводят в седле и как будто рождены, чтобы стать военными кавалеристами. Но они могли бы в какой-то мере занять их место. В этом отношении Россия выглядит намного лучше, чем кто-либо из ее соседей, как с учетом количества и качества ее наездников на Дону, так и характера и иррегулярного ополчения, которое она может выставить на поле боя за очень короткий срок.

Двадцать лет назад в главе XXXV «Трактата о великих военных операциях», когда я писал о данном предмете, сделал следующие замечания:

«Огромные преимущества казаков русской армии неоценимы. Эти легкие отряды, которые незначительны в потрясении большой битвы (за исключением атаки флангов), ужасны в преследовании и позиционной войне. Они являются самым грозным препятствием для осуществления планов полководца, потому что он никогда не может быть уверенным в доставке и выполнении его приказов, его колонны всегда в опасности, его операции неопределенны. Если у армии всего несколько полков из этих полурегулярных кавалеристов, их истинная ценность еще неизвестна, но когда их число возрастает до пятнадцати или двадцати тысяч, их польза полностью признается, особенно в стране, где население им не враждебно.

Если они поблизости, следует, чтобы каждую колонну сопровождал сильный конвой, и не могут быть ожидаемы никакие движения, которые не были бы пресечены. Таким образом, регулярной кавалерии противника необходимо затратить много непредвиденных усилий, и она вскоре выходит из строя из-за непривычной усталости»^{31}.

С подходом донского ополчения русская армия перешла в контрнаступление. Так, 29 сентября стали подходить ополченцы, а 3 октября русское командование приняло решение атаковать французов.

Подход ополчения был замечен и оценен всей русской армией: «В сие время между прочими ополчениями прибыли в Тарутино 20 казачьих донских полков. Войска сии составлены были из престарелых казаков, выслуживших уже срочное время, и молодых людей, еще не достигших зрелости лет. Они двинулись с берегов тихого Дона по предварительному' зову своего атамана и внезапным прибытием много обрадовали самого светлейшего князя, который о воззвании их ничего дотоле не ведал. Приятно было видеть ополчения сии, в рядах которых бодрые юноши являлись между воинами, заслугами, ранами и сединами украшенными. Отцы встречали тут детей, и даже внуки находили дедов. Целые семейства переселились с Дона на поле брани. Прибытие их сделалось тотчас известным и страшным неприятелю. Армия французская увидела себя, так сказать, осыпанною многочисленными роями конницы, которая с быстротою ветра носясь вокруг нее, смерть и страх повсюду рассеивала»^{32}.

Прибывшие с пополнением на фронт казачьи полки не уступали остальным донским полкам в боеспособности. Так, полк Попова 13-го был послан в партизанский отряд Дениса Давыдова и сразу же принял участие в боях. «В сем сложном поиске Попова полк не уступил ни в чем войскам, партию мою составлявшим, — вспоминал Денис Давыдов. — В оном оказались казаки отличной меткости и отважности»^{33}.

Польские конные егеря, столкнувшись с ополченцами под Медынью, вспоминали: «Казаки в тот день дрались упорнее, чем я когда-либо видел в своей жизни. Это были полки, состоявшие из уже отслуживших свой срок казаков, которые недавно прибыли с Дона. У каждого — длинная седая борода, а голова лысая, как колено. Они имели отличных лошадей…» (Дембинский); «никогда не видели так слепо и отважно нападавших казаков» (Калачковский)^{34}.

Естественно, М.И. Платов помнил о традициях и как только русские войска изгнали наполеоновскую армию и вышли к границе, просил начальство отпустить часть ополчения, особенно отставных казаков, домой и заменить их молодежью: «Ежели отпустить в дома одних отставных, в ополчении сюда прибывших, то все еще останется при армиях кроме их более 30 очередных полков, для укомплектования которых недостающим до полного комплекта количеством за убитыми и от ран умершими и сделавшихся от ран калеками приготовлено уже предписание моему на Дону еще в сентябре месяце 19-летние по 20-му году выростки и теперь о том же подтвердить наказному атаману генерал-майору Денисову, чтобы они были готовы.

Выростки сии должны быть выкомандированы Дону в феврале месяце, до которого времени сделаю я счет, сколько в какой полк надобно будет и должны прибыть к полкам не [по]зже будущего апреля месяца.

Отставных казаков отпустить на Дон и потому нужно, что они все престарелые, больше уже 30 лет в службе находящиеся, и есть настоящие хозяева, без коих как собственная домовность их придет в совершенный упадок, так и вся вообще внутренняя часть по войску расстроится.

При армиях, по моему мнению, довольно бы было и 32 или по крайней мере 35 полков, ежели будут уметь употреблять их, а притом, кроме донских, есть еще и другие казачьи полки, как то: уральские и вновь сформированные бугские, татарские, калмыкские и башкирские»^{35}.

Согласно легенде, войско Чингисхана формировалось следующим образом: каждый, кто хотел стать командиром десятка, должен был привести с собой младшего брата и четверых друзей, и каждый из друзей тоже должен был привести с собой младшего брата, а сотников и тысячников назначал сам Чингисхан. Так же, по принципу родства и дружбы, формировалось Войско Донское и подбирался его командный состав.

Изначально командный состав был выборным и после избрания на все время похода получал право «карать смертью ослушников». Так что полковыми и сотенными командирами избирались наиболее известные и заслуживающие доверия казаки.

К концу XVIII века ситуация изменилась. Высшие войсковые чины подбирались и назначались центральной русской властью. Причем в первую очередь учитывалась верность правящему лицу, а затем уже воинские и административные качества. Поэтому во главе Войска большой вес имели те, кто участвовал в Петергофском походе (поддержал Екатерину в борьбе против ее мужа Петра Ш), и те, кто отличился в подавлении Пугачевского восстания. В Петергофском походе вместе с отцом А.В. Суворова участвовали отцы М.И. Платова и А.К. Денисова, будущих донских атаманов. А при поимке Пугачева отличились А.И. Иловайский и А. Луковкин.

Но сложившаяся донская верхушка своих позиций не сдавала. Большое значение здесь имели сложившиеся донские кланы, составлявшие донскую элиту — «войсковую старшину».

Присмотримся к спискам донской старшины того времени.

За 1783 г. числится в донской старшине 47 человек. Потом это число возрастает. Перехватывая у донской казачьей верхушки власть, центральное правительство традиционно увеличивает количество лиц, причастных к этой верхушке. Еще римские цезари так делали: если хотели ослабить римский Сенат, удваивали количество сенаторов. Чем больше народу, тем труднее договориться меж собой.

Среди донской старшины значатся пятеро Денисовых, четверо Грековых, трое Иловайских, двое Кутейниковых, двое Ребриковых, двое Агеевых, прочих родов представителей — по одному. Сразу видно, кто Дон «держит». Главнейшим из старшин считался атаман Алексей Иловайский, за ним по списку и по старшинству — Себряков Михаил, далее двое Денисовых, потом войсковые судьи Мартынов и Луковкин, поднимаемые Потемкиным вверх за верность престолу. Большая часть — потомственные старшины. Некоторые получили «старшинство», как только в службу вступили, таковы Себряков, Григорий и Кондрат Денисовы, Алексей Пушкарев, Иван Дячкин, Алексей Краснощекое. Последний стал донским старшиной в одиннадцатилетнем возрасте. Но были среди донской старшины и простые «казачьи дети», пробившиеся вверх благодаря личным заслугам. Таков Луковкин, отличившийся против Пугачева и удачно женившийся; выкрест из чеченцев Осип Данилов; старший из Грековых — Макар, и еще один Греков — Василий; Еким Карпов; оба Агеевы; Петр Кубанов; здесь же отец будущего атамана — Иван Федорович Платов.