Сидя опять на крышке грот-люка, он слушает, как Каспар Брюн читает свои молитвы. Вот и тело Фабеля опускают в море на выходе из Дюнекилена. Командор — в руке кружка с пивом, горло еще саднит от порохового дыма — встает и подходит к борту, склоняя голову и чувствуя, как печаль переполняет глаза, хочется даже плакать, и в эту самую минуту тело Фабеля поворачивается на волнах. Одна рука его выпросталась из мундира, в который он завернут, и, выпрямляясь, указывает на север, прежде чем уйти под воду. Возможно, это надо понимать так, что он пускается в путь на родину.

Гребцы не могут участвовать в погребальном ритуале, да и раненым ни к чему долго слушать молитвы, читаемые над павшими, — лишнее напоминание, что их, по всей вероятности, тоже примет море раньше, чем корабли дойдут до Копенгагена. И командор приказывает Каспару молиться молча, а всем тем, кто подошел проститься с погибшими, предлагается разойтись, не дожидаясь, когда последние тела будут отправлены за борт.

Командор снова садится на люк и слышит запах жареного мяса из маленькой кухоньки Кольда. С моря дует свежий ночной ветерок, он смещается с норда к норд-осту и будет очень кстати, когда суда окажутся в открытом море. За кормой фрегата «Белый Орел» покачивается на волнах вереница кораблей. Здесь и те, с которыми он входил в залив, и бывшие шведские, а теперь принадлежащие ему. Лишь одна малость омрачает его бурное ликование. Отправляя на берег пленника фон Стерсена, командор не подозревал, что этот негодяй повинен в гибели роскошных атласных туфелек, кои он купил для своей матери в Тронхейме. Узнай Гроза Каттегата об этом, когда пленник еще находился на борту, пришлось бы тому в кандалах проделать путь до Копенгагена.

Ну да ладно — у него столько поводов для радости, когда поднимаются паруса и «Белый Орел» вновь начинает слушаться руля. На память приходит молодая женщина, с которой он когда-то познакомился в Фредриксхалде и провел ночь, и они ласкали друг друга. Как ее звали-то? Забыл. Впрочем, так даже лучше, пусть останется безымянной и не томит душу. Все равно нам больше никогда не встретиться. Но вспоминать о ней буду с радостью.

Он пел для нее два куплета:

Кругом в грехах, как в грязном платье,
Душа, услышав горний глас,
Приоткрывается тотчас
Навстречу божьей благодати.
Невеста точно так внимает
Призывам страстным жениха,
Идет к нему скромна, тиха…
И юбку поскорей снимает.
Слава его величеству!

Командор поднимает кружку, приветствуя живых и мертвых, от запаха жареного мяса нестерпимо хочется есть. Чайка падает на волну, он выхватывает пистолет и целится, но вспоминает, что не перезаряжал его с тех пор, как выстрелил в кого-то в пороховом дыму там, в заливе Дюнекилен. Попал он тогда или нет?..

Странная мысль на миг посещает его: «Ты предпочел бы знать, что промахнулся?»

Ветер подхватывает корабли и несет их, будто птиц, через море.

Ночная мгла сгущается над морем, еще немного — и скроет берег за кормой.

Как же ее звали?…

Больше никто не караулит подвал, и Улауг выбирается наружу. Она рассчитывала отыскать Кари Расмюсдаттер, но Кари куда-то исчезла и не поможет ей. Должно быть, нашла себе молодого шведа, с которым утешится после того, как ее старый муж напал на шведского солдата и был застрелен. Сидя у камня и думая о том, что сломанное бедро уже не срастется толком, Улауг вдруг видит бредущую в ее сторону лошадь. Она узнает Вороного из Фредриксхалда, на котором сидела, когда ее погнали сюда вместе с другими пленными.

Ей больно двигаться, но лошадь умная, останавливается возле камня. Улауг карабкается на камень, цепляется за гриву и с трудом взбирается на спину Вороного. Может быть, никакого перелома нет, может быть, она дотерпит, покуда лошадь отнесет ее обратно в сожженный город.

Вороной трогается с места. Настает вечер, за вечером ночь, на обочинах лежат трупы, ей встречаются и живые, но у них мертвые глаза, и она не спрашивает, куда они держат путь.

С пригорка открывается вид на море, и она видит, как множество судов собираются вместе, поднимая паруса и ложась на общий курс.

Лошадь ступает осторожно, и Улауг льнет к ее шее, черпая силу в тепле и дружелюбии красивого животного.

С моря наплывает туман, мягкий сумрак окутывает землю.

Она понимает: ей больше не суждено увидеть его.

Ветер свежеет. Она поднимает руку для приветствия и сжимает кулак для проклятия, когда корабли уходят через море, через море.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: