Но сперва командор шепотом осведомился у Фабеля:

— Это правда, что ты спал с ней?

— Правда, господин командор!

— Известно ведь, что ложь из женщины прет, как вода из рассохшейся кадки. Поэтому я не больно-то ей поверил. Ты виновник ее беременности?

— Так точно, господин командор!

— Тогда быть тебе на брачном ложе, хоть ты там уже побывал.

Командор подумывает о том, чтобы произнести речь во славу супружества, но в последнюю минуту отбрасывает эту мысль и в кратком, но выразительном слове призывает всех усвоить сей устрашающий пример, дескать, вот что бывает, когда двое, не дожидаясь церковного дозволения, спешат сорвать без спроса цветы наслаждения. Пробует вставить что-нибудь из Священного писания, но в этом деле он не силен, а обращаться за помощью к захмелевшему Каспару Брюну бесполезно. Находит решение: говорит, что вина предостаточно, а из съестного только солонина, да и в той черви завелись.

— Но все равно мы попируем, прежде чем поднимать паруса. Обещаю, что мы предпримем вылазку на шведский берег и добудем там быка.

Такая речь матросам понятна. Четыре силача ходят по кругу с первой бочкой. Сначала — к невесте. Вливают в нее полный черпак. Жених собственноручно открывает ее рот; она сопротивляется для вида, сверкая белыми зубами. Вино ударяет ей в ноги. После нее подносят Фабелю, но к нему вернулась ясность мысли, исступленная ярость прошла, и он глотает не так жадно, как может казаться со стороны.

Фабиан Ёнссон Ври с Лофотенских островов — нелегок был твой путь сюда, на фрегат командора. Его величество похитил тебя: из Бергена на север было послано судно, чтобы ловить молодых парней в рыбацких поселках, и среди них оказался ты. Правда, сперва ты прятался в горах. Едва не помер от голода — все птичьи гнезда были пустые. Ты предпочел бы возделывать свой клочок земли, чем идти на войну, ты трусил. Голод заставил тебя покинуть укрытие. Тебя схватили. Какой-то голодранец продал тебя его величеству за три шиллинга.

Похищенный, обученный воинскому делу, дважды выпоротый, ты познал науку ненависти, испытал ее силу. Встретил командора, отличного от других офицеров, — могучий голос, живая искра в глазах, речь, которую как угодно можно назвать, только не надменной. И все же ты сбежал от командора. Очутившись в Фредриксхалде, встретил там женщину. Увлек ее за собой в Нюбодер в Копенгагене. Прятался под куриным дерьмом в трактире «Сердитый петух». И был оттуда извлечен для порки.

На родине у тебя оставался младший брат; по слухам, он бежал из дома, чтобы искать тебя. Будто бы он теперь завербовался на шведский флот. Ты хотел бы видеть брата рядом с собой. Ибо ты не любишь ни его величество, ни командора, ни даже Бенте Енсдаттер из Фредриксхалда, так как слово «любить» тебе неведомо. Но ты знаешь, что бывают в жизни мгновения, намять о которых стоит беречь до смертного часа. Когда после двух голодных суток ты не спешишь глотать кусок рыбы, медленно пережевываешь его. Когда ты жадно домогаешься женских тайн и находишь их, а что потом — неважно. Или когда ты опустошаешь ведерко пива, или забираешься под тонкое одеяло на койку на жилой палубе летней ночью — слов нет, бывают и зимние ночи, но сейчас летняя ночь, и корабль плавно качается под тобой.

В такие мгновения хорошо быть мужчиной.

Теперь его накачивают вином.

У командора свой умысел. Новобрачных и винные бочки спускают в шлюпку и везут поочередно на другие корабли, подчиненные командору. Ближе всех стоит фрегат «Борзый», чуть дальше — три галеры: «Принц Кристиан», «Луиза Шарлотта» и «Амалия». За ними — оба лихтера. На каждом судне устраивается пир. Кок с «Белого Орла» везет с собой солонину. Командор захватил специи из своих личных припасов: мятное масло, корицу и имбирь. Команда «Борзого» затевает пляски на палубе. Командор пляшет со всеми. Возможно, он забывает о своем достоинстве, когда на него накатывает. Многие в адмиралтействе полагают, что он балансирует на грани, за которой человек теряет способность заставлять других людей подчиняться. Но его расчет верен. Все идет как по маслу! Командор пляшет в обнимку со старым матросом из Фредриксверна, дергает его за косичку, пьет с ним из одной кружки. Потом хватает новобрачную и тискает ее, крича:

— Я командор, мне принадлежит право первой ночи! Да только новобрачный уже опередил меня. Ха-ха-ха!

Вскоре он возвращается на борт «Белого Орла».

Тем временем туда прибыли три важных молодых щеголя из адмиралтейства. Они передают, что до адмиралтейства дошел слух, будто командор вернулся из последнего похода с ценным пленником, бароном фон Стерсеном, который в свое время дезертировал из войска его величества и поступил на службу к шведскому королю Карлу. Надлежит тотчас доставить пленника невредимым в адмиралтейство.

Командор отводит важную троицу в сторонку, находит, что можно обойтись меньшим числом, и бесцеремонно отстраняет двоих чином поменьше, судя по одеянию. Начинает что-то шептать на ухо третьему, очевидно самому главному, но спохватывается и громко спрашивает:

— Я могу положиться на вас? Вы знатного происхождения или удостоены за заслуги?..

— Господин командор, повторяю: я племянник камергера Каспара Германа Хаусмана и непосредственно подчинен адмиралу Габелю в качестве дежурного адъютанта по адмиралтейству.

— Черт подери! Тогда я могу положиться на вас, как пьяница на пивовара. Послушайте…

Он сообщает шепотом, что пленника нет больше на борту «Белого Орла». Он был выдан сегодня по приказу одного из самых близких его величеству людей — только между нами! — по личному приказу графа Фердинанда Ревентлова. Так что пленник находится сейчас во дворце короля.

Трое из адмиралтейства покидают корабль.

После того Как шлюпка в голубой вечерней мгле причаливает к Хольмену, командор приказывает вывести пленника на палубу. Его приглашают участвовать в танцах. На ногах у пленника серебряные кандалы, на лице ни малейшей радости. Он обливается потом. Новобрачная — счастливая и полупьяная в объятиях супруга — спрашивает, когда пленник топает мимо нее:

— Ему отрубят голову сегодня?

— Завтра, — отвечает Фабель, чтобы доставить ей удовольствие.

Турденшолду вспоминается песня, которую пели, когда одна из его сестер выходила замуж дома в Тронхейме. Эту песню знают на флоте и в Копенгагене. Запевает судовой священник Каспар Брюн. Командор подхватывает, не жалея глотки. Новобрачная сидит на бухте каната, подвернув юбку сзади: лучше вымазать дегтем ягодицы, чем материю.

Новобрачным разрешается провести совместно один час в каюте капитан-лейтенанта Тёндера. Команды получают приказ подготовить суда к отплытию до полуночи.

Ни один матрос не отказывается лезть на реи.

По истечении часа новобрачную спускают в шлюпку и отвозят на Хольмен. Новобрачный стоит и неловко машет ей вслед.

Турденшолд говорит Тёндеру:

— Освободим уж его от порки, ладно? Она так меня умоляла. Упала на колени в моей каюте… Когда? Перед тем как лечь с ним, разумеется. «Дорогой командор! — кричала она. — Я люблю вас! Ради меня, пощадите его!» И у меня хватило дурости обещать ей.

— Выпорем при случае кого-нибудь другого, — отвечает Тёндер.

— Вот именно!

Чайки кричат в воздухе над кораблем.

С утренним бризом отряд выходит в море.

Корабли идут под парусами на север; сквозь дымку различается низкое побережье Швеции. На фрегате «Белый Орел», некогда шведском, потом захваченном им, командором, Грозой Каттегата, повелитель кораблей и людей повис на снастях, одной рукой держится за ванту, другой поднес к глазам бинокль, дивясь этому новому приспособлению с выдвижными стеклами, которое приближает все, что вдали, усугубляя ощущение опасности. В нескольких кабельтовых, впереди справа на всех парусах бороздит волны «Борзый». Лихтерам и галерам было приказано выйти в море раньше, чтобы не задерживали отряд в походе на север. На палубе под командором бегают матросы, набранные в гаванях и рыбацких поселках; есть среди них калеки без одной кисти или ступни, и почти у всех лицо испещрено пороховыми крапинками. В хлебном ларе у кока ползают черви; пивная бочка буфетчика опутана железными цепями против ночного воровства. Волны качают корабль с его ста пятьюдесятью бочками пороха, тридцатью пушками и с запасом чугунных ядер, коего достанет на восемьдесят бортовых залпов, если командору будет сопутствовать счастье и милость всевышнего. Капитан-лейтенант Тёндер проверяет оружие. Каждый должен как следует отточить ножи, чтобы лучше резали плоть. Корабельный священник перебирает молитвы, исполняя приказ командора найти такие божьи слова, чтобы люди становились демонами перед боем. Лекарь точит пилы, чтобы легче было отпилить искалеченную ступню. И поучает своих помощников, коим сперва надлежит подсоблять пушкарям, пока длится бой. А после боя, когда матросы будут кататься в собственной крови на палубе, помощники должны набрасываться на раненого, поворачивать его на спину, заламывать ему руки и зажимать рот. Чтобы лекарь со своей дорогой пилой из лучшей стали, купленной в Амстердаме на деньги короны, с верным глазом и крепкой рукой не мешкая мог отрезать разможженную ступню. Щипцы на кровеносные сосуды, кипящая смола, перевязка, глоток джина против антонова огня — и можно переходить к следующему. Словом, все на борту готово к бою. Недостает только адмиралтейского приказа атаковать врага.