- Да сколько можно уже говорить! Бесполезно… - Бобров, устало покачал мокрой головой. – Чего теперь делать-то с этим Робинсоном?

- Ну… не в эфире же это обсуждать, мой пылкий друг. Подъеду как-нибудь на днях, обсудим детали. Давай, не куксисись и не дуйся, ты же знаешь, я только добром к тебе, - миролюбиво закончил разговор Ганжа.

- Ой, добрый дядя…пока, – объёмограмма схлопнулась, и вот уже полное одиночество и безыдейность охватило Юру.

А дальше в команде началась крутая перестройка, а Юра, как потом выяснилось, сыграл свою роль единственно правильно, хоть и не был в курсе сценария, поэтому его пертурбации коснулись лишь в положительном смысле. И Ромке повезло – уготована ему была судьба выгонца из команды, а он, благодаря тому памятному тренировочному матчу, остался. Как довесок к Боброву.

Юрий никак не мог поверить, что этот невзрачный, где-то даже раздражающий толстячок Робинсон – их соратник. «То ли он такой искусный актёр, то ли по жизни такой… никакой». Однако, чем дальше, тем больше Бобров стал замечать некоторые знаки от тренера, намекающие, что его, Боброву, отделяют от «толпы». То задание ему отдельное в планшетник оставит, то бутсы ему новые с «чешуёй» подарит от спонсора, то по имени его единственного на занятиях назовёт. А однажды, как бы невзначай, рассеянно моргая из-под очков, тренер позвал его на чай в тренерскую комнатку вечером, когда их рабочий день в команде уже завершился, и игроки расходились к личному или общественному транспорту. Однако прежде, Юрий хотел расставить все точки над i с Ганжой.

***

Вскоре после восхождения с отцом, Юра быстренько собрал вещи и убыл в потную и уже не очень революционную Москву. Порядок был наведён, мародёрство укрощено, а народ расползся пережидать ситуацию. А пережидать было нечего – так как порядок-то наводили уже не доблестная российская армия или внутренние полицейские силы. Городить кордоны, хватать буйных, прибыли самые что ни на есть «миротворцы» и «отгружатели демократии» из НАТО. К восемнадцатому году для правителей мира уже не нужно было полноценных гражданских войн, «тоталитарных режимов» и орд «повстанцев» в качестве причины для «урегулирования конфликта» - достаточно небольшой бузы – и здравствуйте, гости дорогие, заходите, налаживайте нам рынок с демократией в одном флаконе. События развивались молниеносно, вновь навевая настойчивым рефреном мысли о подготовленном спектакле. И вот уже Россия трещит по швам, разваливаясь на сепаратистские лоскуты. Де-юре на международном уровне ещё ничего никто не успел, но фактически появилась Дальневосточная Республика, Чукотка, Великая Якутия, Сибирская республика, Карельская Республика. Как ни странно, Татарстан, Башкирия и Кавказ остались пока присоединёнными, как и Алтай, где всё еще пребывали Юрины родители.

В общем, спокойствие московское было мнимо, и круговерть неслась по стране нешуточная. Узнав, что Ганжу под общей амнистией выпустили неделю назад, он нагрянул в его квартирку в Кузьминках. Тот оказался дома, заседая в Интернете среди полного хаоса и замусоренности: коробки из-под пицц, бутылки из-под пива, листики с телефонами, радиодетали, многочисленные флэшки. Всё смешалось в холостяцкой обители.

- Лерку, небось, хочешь разыскать? – Ганжа всегда отличался изумительной прозорливостью и интуицией, а также отсутствием манер.

- Нет, хочу в квартире твоей убраться, - скривился Юра, обескураженный тем, что он весь, оказывается, напоказ.

- О, старик! Так это ж бесполезное дело! Даже, я бы сказал, вредное. Нарушишь мой гармонический строй, и я уйду в запой. Вот, даже рифмой тебе выдал, - Ганжа весело попыхивал сигаретой, как будто и не торчал на нарах два месяца. – А потому давай лучше, подумаем, как Шереметьеву тебе захомутать, потому что вы оба мне нужны.

- Фи, Сергей! Что за выражения? И откуда такой рационализм? – деланно возмутился Юрий, внутренне обрадовавшись уверенности Ганжи.

- Тю… Юрий, я тебя умоляю! Я лишь о вашем счастье забочусь! Обретёте любовь, понадобиться дело – а тут как тут я. Не, серьёзно, видишь, чего творится – тут страну уже не спасти, нужно в партизаны уходить и ждать момента.

- Ждать? Долго?

- А это уж кто знает… может, и всю жизнь… Это мы сейчас философствовать начнём, а у меня даже чаю нет, поэтому давай к делу, что ли, приступим?

Получив в ответ кивок, он продолжил:

- Как ты понял, Борцов оказался сволочью…

- Да он мне сразу не понравился, - перебил хозяина квартиры Юра.

- Конечно! Конечно, ты у нас суперпрорицатель и проникновенный интуивщик! Подумаешь, что в Лерку сразу втрескался и всяк, кому она улыбалась, становился твоим врагом кровным. Что уж говорить про её любовника. Мда, прости. Ну, так вот. Девочка, прелестное, дивное и чудное создание (ты не подумай, что я старый солдат и не знаю слов любви – женщин я очень и очень ценю), оказалась ослеплена искрами первой любви. Частенько первая любовь избирает объектом воздыхания негодяя. Так случилось и с нашей незабудкой. Ясно, что рано или поздно, она образумится, и был бы ты уже с ней, коли ваш начинающийся роман заваруха не разбила.

- Какой ещё роман?! – деланно возмутился Юра, домиком вкинув густые брови.

- Ой, вы посмотрите на этого застенчивого героя-любовника! Ты можешь со мной не таиться, нам теперь на роду написано чуть ли не братьями быть. Догадываюсь я, чем вы в том походе занимались. Добрый Ганжа о вас позаботился, - Ганжа самодовольно ухмылялся, предвидя, как разозлится Бобров.

- Ты всё подстроил?! – Юра лишь покраснел, а после буркнул смущённо. - Спасибо.

Он вспомнил те волшебные два дня и ту эйфорию, в которой он пребывал – иначе, как объяснить, что он не задумался о подозрительной «случайности» совпадений, предшествующих тому пикнику.

- Эй! Мечтатель! Поволоку с глаз отшторь, пожалуйста, - Ганжа выдернул из сладких воспоминаний. – Так вот, значит, этот злодей, как заваруха началась, вместо того, чтобы пользоваться ситуацией и как-то «возрождать», он махнул в Финляндию, как водится, на общественные деньжата. И не знаю уж, какие его финальные слова были, но Лера перед отъездом была в слезах и искала тебя. А ты (вот о чём ты думал тогда?!) как раз на какой-то матч умотал. Вот она теперь где-то там с ним и мается. А о том, что мается, знаю по её письмам.

- Она тебе пишет?!

- Пишет, пишет. О тебе много спрашивает. И вот чего я думаю – нужно тебе её вытянуть оттуда. То есть, съездить и забрать. Борцов? А Борцов идет на хрен! Слёзы мы потом его прольём, отдельным заданием.

- Так может, просто дашь мне её контакты, и она сама приедет?

- Дружок, ты, часом, на Алтае своём мозг не разжижил свой?! Ты офанарел, что ли? Он же её чуть ли не под ключ посадил! Она прозрела уже в его сторону давно, да не может сбежать.

- Как под ключ?! – изумление Боброва отразилось вздёрнутыми бровями. – Так надо же в полицию!

- Вот стукну уже тебя сейчас…коробкой! – поискал глазами вокруг себя возмущённый Ганжа, - за твою наивность. Давай, хватит тупить, взрослей уже. Забудь про полицию и законы, началась откровенная вакханалия, полагаться нужно на себя и своих людей. Вот я знаю, что ты – мой человек. И Шереметьева тоже. Я могу вам доверять. А как ты поумнеешь, то и ты мне будешь доверять. В общем, дуй в Питер, там добредёшь до границы финской, если карелы границу ещё не наваяли. Лерке не пиши, я её шифрую, ты можешь всё испортить. Связь мобильная ненадёжна сейчас вообще – всё телеграфируй лишь через инет. В общем, надо собираться тебе в путь-дорогу, пока войнушка какая не началась.

***

Они договорились о встрече в бывшем Коломенском. Юра вылез таксомобайля и осмотрелся. C привычно серого неба сыпал снегодождь, редкие деревья кривились чёрными ветвями и на разбитом тротуаре жирно растекались обширные лужи. А сам парк… заповедником он перестал быть, ещё когда Бобров был студентом. А сейчас и от парка мало что осталось. Теперь здесь был один из московских полигонов. И все архитектурные памятники, в том числе любимый Юрием Храм Вознесения, с удовольствием использовали «игруны». Здесь был полигон не самого высокого уровня, но всё-таки для сильно привилегированных граждан. Церковь издалека виднелась изящным шатром, который зиял грязными подтёками. Время было вечернее и возбуждённые компании «воинов» кучковались в ожидании начала игры.