Так или иначе, физическое влечение мужчины и женщины друг к другу достигло уже такой точки, когда слова стали не нужны и когда только их взаимное желание имело значение. В конце каждого интимного свидания он держал ее в объятиях до тех пор, пока их не разлучали очередные жизненные хлопоты.

Брин старалась уверить себя, что причиной перемен в их отношениях стало возвращение домой деда, суета вокруг фонда и перегруженность Рика работой: в последнее время у него не стало отбоя от клиентов. Конечно, все это было так. Но сердце подсказывало ей совсем другое…

Рик не уставал повторять себе, что единственной его целью в Коконат-Ки оставалось спасение пивного бара Пэппи. В разгаре бала, завершавшего спортивный фестиваль, он расстегнул воротничок своей фрачной манишки, ослабил узел галстука и вышел на террасу подышать свежим воздухом. В зале стало невыносимо душно. На террасе было много народа. Мелькали знакомые и незнакомые лица, из зала доносилась музыка, с моря подул прохладный бриз. Около балюстрады стояло его любимое, слегка подремонтированное кресло — сюрприз, преподнесенный ему Брин и Пэппи накануне вечера под восторженные крики и аплодисменты всех членов комитета. Он с наслаждением опустился в него и вытянул ноги.

Казалось, все было прекрасно в этот вечер. Рик должен был бы чувствовать себя счастливейшим из людей, если бы…

Через открытую дверь зала он увидел Брин, стоявшую около автопроигрывателя. Она разговаривала с одним из победителей соревнований инвалидов и очаровательно улыбалась ему. Ему же, Рику, Брин не улыбалась уже несколько дней. Давно не слышал он и ее счастливого смеха. И сейчас, глядя на нее, Рик почувствовал в душе какое-то нервное напряжение. Вновь и вновь он твердил себе, что уже скоро Брин навсегда уйдет из его жизни, а потому нет никаких причин волноваться и расстраиваться. Ведь пока все обстояло как нельзя лучше. Они встречались каждый день, обсуждали деловые вопросы, а ночи посвящали любви. Никаких планов на будущее ни он, ни она не строили. Так, по крайней мере, казалось Рику. А их интимные отношения даже в какой-то степени успокаивали его.

Но днем он понимал, что занимается самообманом: далеко не все так ладно складывалось у него с новой любовницей. Он знал, что и Брин понимает это, потому она и отдалялась от него. В ней говорило чувство самосохранения. А что мешало ему отдаться полностью и искренне новому чувству? Мешала Энджи, и он ясно отдавал себе отчет в этом.

Сидя в любимом кресле, Рик с аппетитом уминал разогретые креветки, блюдце с которыми держал в руках, и запивал дары моря пивом. Он вспомнил, как Брин как-то раз назвала его «героем Коконат-Ки». Он грустно рассмеялся. Герой! Какой он герой? Просто трус. И ничего больше! Трус, который до смерти боится, что эта очаровательная и желанная женщина заставит его сделать смелый шаг — выйти за пределы физической близости между ними. А ведь это могло бы оказаться и выходом из того эмоционального тупика, в который он загнал себя пять лет назад. Разве не так? Но сначала надо убедиться, понимает ли и Брин, что в его душе она занимает место неизмеримо большее, чем просто партнер по сексу. Нет, надо наконец на что-то решиться. Для начала хотя бы просто подойти к ней и пригласить на танец.

Допив кружку пива и поставив ее обратно на парапет, Рик вновь принялся следить за Брин, демонстрировавшей всем какой-то танец с тростью. Она делала это легко и изящно, заслужив всеобщие аплодисменты.

— Разве я тебе не говорил, что моя внучка очень даже изобретательная девушка?

Рик не заметил, как к нему подкрался Пэппи со своим ходунком. Он засмеялся и хлопнул старика ладонью по плечу:

— Да, Пэппи! И ты был прав.

— С момента ее приезда все здесь пошло как-то легче и веселее. Молодец она, что не забыла своего грешного прародителя! В отличие от остальных моих родственников…

Несмотря на стоявший вокруг шум, Рик почувствовал, как между ним и Пэппи повисло неловкое молчание. Он откашлялся и негромко сказал:

— Брин здорово все это организовала. Да и то, что она сделала с твоим баром, — тоже хорошо!

— Она говорит, что без твоей помощи, Рик, ничего бы не получилось.

— Не думаю.

— Не скромничай, Рик! Ты уже во второй раз спасаешь «Жилище краба». — Пэппи наклонился и зашептал в ухо своему молодому другу: — Ты не дал мне утонуть в море мещанских кружевных занавесок, получить язву от заморских блюд и удушить себя ежедневным завязыванием галстука!

Рик улыбнулся, отлично понимая, что если уж Пэппи заговорил о своей внучке и о нем, то непременно с намеком на те две недели, что они с Брин провели вместе во время его болезни.

А Брин между тем продолжала развлекать гостей и развлекаться с ними сама. В своем переливающемся атласном костюме она заметно выделялась среди всех остальных посетителей зала, пришедших в нарядных одеждах. Рик не мог не заметить, что костюм очень выгодно подчеркивал все достоинства фигуры Брин.

— Сегодня ей достается! — вновь услышал он над ухом голос Пэппи. Рик сделал вид, что не понимает, куда тот все время клонит, и откинулся на спинку кресла. Но Пэппи не унимался: — Она рассказывала мне, что, помимо всех этих забот с организацией фонда и ремонтом бара, ей еще приходилось руководить своим бизнесом по телефону. Говорит, что это гораздо легче, чем она думала раньше.

Рик потянулся за следующей кружкой пива, уже поставленной для него на поручень балюстрады, и как раз в этот момент Пэппи сделал круглые глаза и заговорщическим тоном произнес:

— Она тебе сказала, что я просил ее остаться здесь совсем и стать моим партнером?

Рик только что подцепил вилкой очередную креветку и уже поднес было ее ко рту, как вдруг его рука застыла в воздухе. Прошло несколько секунд, прежде чем к нему вернулась способность говорить:

— Что? Ну, и каков же был ее ответ? Или она еще раздумывает?

— Да, она о чем-то думает. О чем — не знаю.

Пэппи внимательно посмотрел Рику в глаза и побрел со своим ходунком в зал. Его взгляд и загадочный тон привели Рика в замешательство, душу капитана переполняли самые противоположные чувства — угрызения совести, отчаяние, надежда и страх.

Из пальмовой рощи тянулся дымок с запахом жареной рыбы: там шли приготовления к запланированному пикнику. В бухте покачивалась на волнах его шхуна и еще какие-то суденышки. Из клетки под потолком доносилась скороговорка попугая. Но Рик, казалось, всего этого не замечал. Он думал о Брин. О том, как она ему нужна…

Вдруг он услышал над ухом знакомый мягкий голос:

— Ты любишь, оказывается, говорить с самим собой? Но зачем так громко?

Рик поднял голову и увидел стоявшую рядом Брин. Смутившись, он переспросил:

— Я говорил вслух?

— Да, ты что-то бормочешь. Я услышала еще из зала!

— Услышала? Что?

— Успокойся! Слов я не разобрала. Но совсем рядом с тобой есть некто, кто может подслушать и тут же разболтать всему свету.

— Кто? О ком ты говоришь?

И Рик начал нервно озираться по сторонам.

— Ты не туда смотришь. Подними голову кверху.

— Кверху? Но кто может быть там, на потолке?

— Не на потолке, а под потолком. Разве ты не видишь попугая? Он известен всей округе своей памятью и болтливостью.

— Уф! — Рик облегченно вздохнул и улыбнулся. Улыбка была все же растерянной, почти виноватой. Он долго смотрел на Брин и молчал. Ее неожиданное появление смутило его.

Брин помедлила несколько мгновений и чуть насмешливо сказала:

— Очнись! Лайза ждет нас на кухне, хочет сообщить что-то очень важное.

Молча кивнув, Рик пошел вслед за ней через толпу танцующих. Лайза сидела на складном стуле за карточным столиком посреди кухни с микрокалькулятором в руках.

— Я должна сказать вам обоим, дорогие сопредседатели, — обратилась она к Рику и Брин, — что мы не получим кареты «скорой помощи», пока не внесем еще пять тысяч долларов. Причем в течение сорока восьми часов. После этого срока цены вновь скакнут вверх. И тогда нам придется заплатить еще пять тысяч. Вот такая ситуация!