Лидочка согласилась – на самом деле ей хотелось как можно скорее добраться до теплого санатория и забыть об этой дикой дороге, схожей по трудностям с путешествием Скотта к Южному полюсу.

Тут Лидочка ухнула ногой в глубокую яму, полную черной ледяной воды, и страсть делать исторические сравнения тут же оставила ее.

Пока она, прыгая на одной ноге, пыталась вылить воду из ботика, мимо прошел Алмазов. Его плащ блестел, будто сделанный из черного фарфора. Он гнал перед собой шофера грузовичка. Именно гнал, хотя никакого насилия над тем не производил. Уж больно покорно была склонена голова шофера, а руки были почему-то заведены за спину и сцепились пальцами, будто шоферу уже приходилось так ходить.

– Ну что же вы стоите, товарищи, – сказал чекист. – Навалимся?

Он сделал широкий округлый жест рукой в черной перчатке, призывая народ включиться в выполнение и перевыполнение.

Машина Алмазова попала передними колесами в глубокую промоину в дороге, и ее колеса по ступицы скрылись под водой. Лучше бы что-нибудь под них подложить, но Алмазов был сторонником прямых действий.

Подчиняясь его жестам и крикам, остальные навалились на зад машины. Спутники Лидочки казались ей черными пыхтящими тенями – по пыхтению она угадала, что справа от нее трудится Шавло, а слева – один из шоферов.

Машина чуть покачивалась, но не двигалась с места. Алмазов принялся помогать, напевно восклицая: «А ну, раз! Еще раз! Раз-два, взяли, и-що взяли!»

Они с минуту подчинялись крику и ритмично наваливались на забрызганный грязью зад лимузина, потом Шавло первым выпрямился и сказал:

– Так дело не пойдет.

– А как пойдет? – заинтересованно спросил Алмазов.

– Надо сучьев под передок наломать, – сказал шофер грузовика.

– Все равно народу мало, – сказал Шавло. – Не справимся. Поднимайте людей.

– Почему? – вдруг озлилась Лидочка, хотя понимала, что следовало подчиниться инстинкту самосохранения. – Если вместо того, чтобы командовать, вы тоже испачкаете ручки, машина, может, и сдвинется.

Чекист не рассердился.

– Порой важнее иметь человека, умеющего командовать, – ответил он, – чем стадо неорганизованных дикарей.

Дождь припустил с новой силой.

Алмазов постучал по дверце лимузина. Дверца тут же приоткрылась, и оттуда вылезла палка, которая замерла под углом вверх, будто некий охотник вознамерился стрелять из машины по пролетающим уткам. Затем раздался громкий щелчок, и палка превратилась в раскрывшийся зонт. Под прикрытием зонта из машины выглянула ножка в блестящем ботике и светлом чулке, ножка замерла над лужей, затем из машины донесся отчаянный писк, и ножка соприкоснулась с водой, которая фонтаном взмыла вверх, обдав шелковые чулки и край юбки существа женского пола, которое таким образом вылезало из машины.

– Этого еще не хватало! – возмутилась Лидочка. – Мы толкаем, а ваши друзья… сидят. Если бы я знала!

Алмазов ничего не ответил, а маленькая женщина отважно кинулась вброд через лужи к чекисту и, вознеся зонтик над его головой, словно бы он был китайским богдыханом, пропищала нечто умиленное.

– Немедленно в машину! – приказал Алмазов, который, как показалось Лидочке, и сам на секунду растерялся от неожиданного явления. – Альбина, вы простудитесь!

Алмазов взял свою спутницу под руку и повлек к машине. Остальные стояли под дождем, всматриваясь в темноту, ибо, стоило человеку исчезнуть из конусов, образованных светом фар машины или грузовика, он становился невидимым.

Заталкивая попискивающую даму в лимузин и отказываясь принять из ее рук большой зонт, Алмазов крикнул своему шоферу:

– Жмурков, пойди к грузовику, вытащи оттуда всех мужчин. А то мы до утра прочикаемся.

Алмазов громко хлопнул дверцей лимузина, затем запустил руку в глубокий карман прорезиненного плаща и достал оттуда электрический фонарь в форме длинной трубки с лампочкой на конце. Он включил фонарь и пошел вокруг лимузина, будто только сейчас ему пришла в голову мысль убедиться в том, насколько серьезно положение его автомобиля.

Лидочке вдруг все надоело. Как будто то, что здесь происходило, было направлено именно против нее. Угадав ее движение, Матя Шавло схватил ее за руку и удержал.

– Потерпим, – сказал он, – и будем относиться с юмором к таким коллизиям.

– Юмора не хватает, – сказала Лидочка.

– Ваш друг прав, – сказал Алмазов, вынырнувший из-за лимузина. Он имел дьявольскую способность все слышать, даже если говорившие находились от него на обратной стороне Земли. – Терпение и еще раз терпение. Только так мы достигнем своих высоких целей. А цель у нас простая – освободить дорогу для грузовика. К сожалению, моему мотору дальше не проехать. – Тут же он сменил тон, как будто один человек ушел, а другой, хамский, занял его место: – Жмурков, тебя что, за смертью посылать? Где наша ученая рабочая сила?

– Идем! – откликнулся Максим Исаевич, возглавлявший небольшое научное стадо, которое продвигалось будто бы по Дантову аду, то попадая в свет фар, то исчезая в прорезанной дождевыми струями темноте. Если возмущение и владело этой группой людей, то, вернее всего, оно было истрачено еще в машине, когда властью Алмазова их вытягивали под дождь, на холод, а сейчас все молчали, бунтовать было бессмысленно – все уже знали, чью машину надо стаскивать с дороги.

– Попрошу минуту внимания, – сказал Алмазов, поправляя фуражку, с козырька которой срывались тяжелые капли. – Женщины толкают автомобиль сзади, мужчины приподнимают передний бампер, чтобы не повредить мотор. Как только машина окажется на обочине, все свободны. Задача ясна?

Не дожидаясь ответа, он отошел к передку машины и принялся загонять в глубокую канаву несчастных своих рабов во главе с Максимом Исаевичем и очкастым молодым человеком, сидевшим в грузовике позади Лидочки.

План Алмазова удался на славу – в считаные минуты продрогшие, а потому горевшие страстью к труду ученые развернули черный лимузин, чтобы не мешал проехать грузовику, и, отпущенные Алмазовым на волю, кинулись под защиту фанерного потолка своего автобуса. Лидочка шла последней. В отличие от остальных она промокла насквозь, и ей нечего было спасать. К тому же ей стало любопытно, не забудет ли Алмазов свою спутницу.

Нет, он ее не забыл. Сам открыл дверцу лимузина, велел ей выйти. Пока женщина раскрывала зонтик и попискивала, вытаскивая из машины свой баул, Алмазов давал указания шоферу, оставшемуся у машины, чтобы тот никуда не отлучался, – Алмазов по телефону вызовет ему помощь. Тем временем остальные пассажиры грузовика уже влезли в кузов, спрятались от дождя, задержалась лишь Лидочка, ведь она все равно промокла. Незамеченная, она увидела, как Алмазов повлек было свою даму к кузову, но она вдруг тихонько жалобно заверещала. Выслушав эти звуки, Алмазов пошел не к кузову, а к дверце кабины и решительно отворил ее. Оттуда на него воззрился согбенный профессор Александрийский.

– Освободите, пожалуйста, место, – вежливо, но решительно заявил чекист.

– Простите? – послышался скрипучий неприятный голос Александрийского. – К сожалению, не имею чести быть с вами знаком…

Слова Александрийского были неразборчивы, в ответ Алмазов плевался краткими приказами, Лидочка хотела объяснить чекисту, что профессор болен, она ринулась к машине, но поскользнулась и со всего размаха уселась в лужу, а когда поднялась, то увидела, что мимо нее проходит, не глядя по сторонам, Алмазов, ловко и быстро подтягивается, переваливается через задний борт в кузов и весело, громко, перекрывая дождь, кричит:

– А ну, трогай!

Голоса под фанерным кузовом подхватывают крик, машина послушно катится вперед, набирая скорость.

Лидочке надо было кинуться следом и закричать – они наверняка бы остановили машину – ведь забыли ее по недоразумению, от растерянности и страха – еще минута, и должна спохватиться Марта Ильинична. Но Лидочка не кинулась, не закричала, потому что в этот момент увидела человека, который стоял, являя собой вопросительный знак, он опирался обеими руками на трость, согнувшись и натужно кашляя.